– Какого он был цвета? – спросили дети с немедленно пробудившимся интересом.

– Цвета грязи, с черным языком и бледно-серыми глазами, сверкавшими неописуемой яростью. Первым, кого он увидел в парке, была Берта. Ее безупречно чистый фартук блистал такой белизной, что был виден издалека. Берта увидела волка, который крадучись двигался к ней, и подумала, что лучше бы ее никогда не пускали в этот парк. Она побежала изо всех сил, а волк огромными прыжками понесся за ней. Ей удалось добежать до зарослей мирта и спрятаться в самом пышном кусте. Волк принялся обнюхивать все ветки, высунув черный язык, при этом его бледно-серые глаза яростно сверкали. Берта ужасно перепугалась. «Если бы я не вела себя так необычайно хорошо, я была бы сейчас дома и в безопасности», – думала она. Между тем мирт пах так сильно, что волк не мог учуять Берту, а кусты были такие густые, что ему долго пришлось бы в них рыскать, прежде чем он смог бы увидеть ее, поэтому он решил, что лучше схватить поросенка. Берта дрожала оттого, что волк рыщет так близко от нее, и когда она в очередной раз задрожала, медаль за послушание звякнула о медали за хорошее поведение и прилежание. Волк уже собрался было уходить восвояси, но вдруг услышал, как звякнули медали. Он остановился и прислушался; они снова звякнули прямо в кусте, совсем рядом. Он бросился в куст, яростно и торжествующе сверкая бледно-серыми глазами, вытащил Берту и съел ее до последнего кусочка. От нее остались только туфли, клочья одежды да три медали за то, что она была хорошей.

– А поросят он не ел?

– Нет, они убежали.

– Начало у сказки плохое, – сказала девочка поменьше, – но конец прекрасный.

– Такой замечательной сказки я еще не слышала, – твердо заявила старшая из девочек.

– Самая замечательная сказка, которую я когда-либо слышал, – сказал Сирил.

Иное мнение высказала тетушка.

– В высшей степени неподходящая история для маленьких детей! Вы перечеркнули плоды многих лет тщательного воспитания.

– Что ж, – проговорил холостяк, собирая свои вещи и готовясь выйти из вагона, – зато я заставил их тихо просидеть десять минут, а это больше, чем удалось вам.

«Бедная женщина! – думал он, шагая по платформе станции Темплкоум. – Теперь с полгода, а то и больше эти дети будут приставать к ней на людях, требуя, чтобы она рассказала им неподходящую сказку!»