Стоял жаркий полдень. В поезде было душно, а следующая остановка, Темплкоум, была в часе пути.

В одном из вагонов ехали маленькая девочка, девочка поменьше и маленький мальчик. Состоявшая при детях тетушка сидела в одном углу, а угол напротив нее занимал некий холостяк, человек для них посторонний. Остальную же часть купе решительно оккупировали маленькие девочки и мальчик. Их манера разговаривать с тетей, лаконичные, но настойчивые высказывания напоминали полет мухи, которая отказывается понять, что ее прогоняют. Замечания тети в основном начинались со слов «Нельзя так делать», тогда как почти все реплики детей начинались с вопроса «Почему?».

– Нельзя так делать, Сирил! – воскликнула тетушка, когда маленький мальчик принялся колотить по диванным подушкам, поднимая с каждым ударом облако пыли. – Погляди-ка лучше в окно, – прибавила она.

Ребенок неохотно придвинулся к окну.

– А почему овец гонят вон с того поля? – спросил он.

– Я думаю, их перегоняют на то поле, где травы больше, – слабым голосом ответила тетушка.

– Но и на этом поле много травы, – возразил мальчик. – Здесь вообще ничего, кроме травы, нет.

– Наверное, на другом поле трава лучше, – бессмысленно предположила тетушка.

– Почему это лучше? – мгновенно последовал неизбежный вопрос.

– А посмотри вон на тех коров! – воскликнула тетушка.

На полях, тянувшихся вдоль железной дороги, почти всюду паслись коровы и быки, но голос ее прозвучал так, будто она пыталась обратить его внимание на что-то диковинное.

– Почему это на другом поле трава лучше? – стоял на своем Сирил.

Хмурое выражение лица холостяка начало уступать место сердитой гримасе. Суровый, лишенный всякого сочувствия человек, решила про себя тетушка. Она никак не могла придумать сколько-нибудь удовлетворительный ответ на вопрос о качестве травы на другом поле.

Между тем девочка поменьше отвлекла внимание всех от злополучной травы, начав декламировать «По дороге в Мандалей». Помнила она только первую строчку, но свои ограниченные знания употребила с максимально возможным эффектом, снова и снова мечтательно повторяя ее очень громким голосом. Холостяк подумал, что кто-то, наверное, поспорил с ней, что она ни за что не повторит ее громко две тысячи раз подряд без остановки. Кто бы этим спорщиком ни был, скорее всего он проиграет.

– Давайте-ка я расскажу вам сказку, – сказала тетя после того, как холостяк дважды посмотрел на нее и один раз на звонок к проводнику.

Дети нехотя переместились в тот угол купе, где сидела тетушка. По-видимому, в их глазах она не пользовалась репутацией хорошей рассказчицы.

Низким и доверительным голосом, то и дело громко прерываемая каверзными вопросами слушателей, она начала свое вялое и прискорбно нудное повествование о маленькой девочке, которая всегда вела себя хорошо и дружила со всеми. В конце концов друзья этой девочки, восхищавшиеся ее добрым нравом, спасли ее от бешеного быка.

– А они не спасли бы ее, если бы она не вела себя хорошо? – спросила старшая из девочек.

Такой же вопрос хотел бы задать и холостяк.

– Конечно, спасли бы, – неуверенно проговорила тетушка. – Но не думаю, чтобы они так же спешили ей на помощь, если бы она им сильно не нравилась.

– В жизни не слышала более дурацкой сказки, – с глубоким убеждением заявила старшая из Девочек.

– Такая чушь, что я только начало послушал, – сказал Сирил.

Девочка поменьше своего мнения насчет сказки не высказала, поскольку давным-давно возобновила декламацию своей любимой строчки.

– Похоже, вы не пользуетесь у них успехом как рассказчица, – неожиданно произнес из своего угла холостяк.

Тетушка изготовилась защищаться от неожиданного нападения.

– Непростая задача – рассказывать детям сказки, которые они могли бы понять и оценить, – холодно произнесла она.

– Я с вами не согласен, – сказал холостяк.

– Может, тогда вы расскажете им сказку? – предложила тетушка.

– Расскажите нам сказку, – потребовала старшая из девочек.

– Однажды, – начал холостяк, – жила-была маленькая девочка по имени Берта, и вела она себя необыкновенно хорошо.

Возникший поначалу у детей интерес начал тотчас угасать. Все сказки казались до отвращения похожими друг на друга, кто бы их ни рассказывал.

– Она была послушной, всегда говорила правду, следила за тем, чтобы не перепачкаться, ела молочные пудинги с таким же удовольствием, как будто это были пирожки с вареньем, прекрасно готовила уроки и была вежлива со всеми.

– А она была хорошенькая? – спросила старшая из девочек.

– Не такая хорошенькая как ты, – ответил холостяк, – но ужасно хороша.

Это вызвало волну благоприятной реакции на сказку. Слово «ужасный» в сочетании с хорошим поведением было чем-то необычным, что привлекало само по себе. Казалось, оно вносило элемент реализма, которого не хватало тетушкиным рассказам о жизни детей.

– Она была такая хорошая, – продолжал холостяк, – что получила несколько медалей за хорошее поведение, которые всегда прикрепляла к платью. У нее была медаль за послушание, другая медаль – за прилежание, третья – за хорошее поведение. Медали были большие, из металла, и они звенели, когда она ходила. В городе, где она жила, ни у одного ребенка не было сразу трех медалей, поэтому все знали, что она сверххороший ребенок.

– «Ужасно хороший», – процитировал рассказчика Сирил.

– Все только и говорили о том, какая она хорошая, и об этом прослышал местный принц, который сказал, что если уж она такая расхорошая, ей можно разрешить раз в неделю гулять в его загородном парке. Это был прекрасный парк, детей туда не пускали, поэтому для Берты было большой честью, что ей разрешили побывать в нем.

– А в этом парке были овцы? – спросил Сирил.

– Нет, – ответил холостяк, – овец там не было.

– А почему там не было овец? – последовал неизбежный вопрос на ответ.

Тетушка позволила себе улыбнуться той улыбкой, которую вполне можно было бы квалифицировать как усмешку.

– Овец в парке не было потому, – пояснил холостяк, – что маме принца однажды приснился сон, будто ее сына убьет либо овца, либо упавшие с полки часы. По этой причине у принца в парке никогда не было ни одной овцы, а во дворце – часов.

Тетушка подавила вздох восхищения.

– А принца убили часы или овца? – спросил Сирил.

– Он до сих пор жив, поэтому мы не знаем, сбудется ли сон, – равнодушно заметил холостяк. – Как бы там ни было, овец в парке не было, а вот поросята бегали повсюду.

– А какого они были цвета?

– Черненькие с белыми мордочками, белые в черную крапинку, совершенно черные, серые с белыми пятнами, а некоторые были и вовсе белые.

Рассказчик помолчал, чтобы дети могли полнее представить себе все богатства парка, а затем продолжал:

– Берта опечалилась, увидев, что в парке нет цветов. Она со слезами на глазах обещала своим тетушкам, что не сорвет ни одного принадлежащего принцу цветка, и собиралась сдержать свое обещание, поэтому понятно, что попала в глупое положение, когда обнаружила, что в парке нечего рвать.

– А почему там не было цветов?

– Потому что их съели поросята, – незамедлительно ответил холостяк. – Садовники сказали принцу, что можно разводить либо свиней, либо цветы, и он решил держать свиней и вообще не иметь цветов.

Решение принца было встречено одобрительным бормотанием присутствовавших – ведь сколько людей поступили бы иначе.

– В парке было еще много чего замечательного. Там были пруды с золотыми, голубыми и зелеными рыбками, деревья, на которых восседали красивые попугаи, произносившие, не задумываясь, умные вещи, и птицы, которые напевали все популярные в то время мелодии. Берта ходила взад-вперед по парку. Ей в нем ужасно нравилось, и она думала: «Если бы я не вела себя так необычайно хорошо, мне не разрешили бы прийти в этот прекрасный парк и насладиться всем, что здесь можно увидеть». Три медали звякали одна о другую в такт ходьбе, напоминая ей о том, какая она хорошая. И как раз в это время в парк явился громадный волк, чтобы схватить на ужин поросенка пожирнее.