Под нами полным ходом продолжалась разрушительная работа ада. Подземные взрывы изрыгали до нас огненные пары, каждый раз сотрясая землю. Сила солнечного камня была освобождена на слишком короткий срок, чтобы повергнуть в пропасть мир, — но на достаточно долгий, чтобы разрушить machina mundi. Вероятно, вмешательство Леонардо в ход трансмутации привело к тому, что машина Раймонда Луллия уничтожала себя сама.

Томмазо поднялся на откос, чтобы оглядеться. Когда он, слегка хромая, вернулся к нам, то сказал:

— Само аббатство расположено достаточно далеко от пещеры, оно осталось невредимым. Но этого нельзя сказать о рынке. Все улицы с ларьками и складами разрушены, руины поранили многих людей. Беспорядок на рынке почти такой же сильный, как и там внизу. Я думаю…

Он умолчал о том, что думал, и с открытым ртом пристально посмотрел на вход в туннель, который разверзся перед нашими глазами. Прежде чем machina mundi окончательно была поглощена землей, две грязные фигуры выскочили наружу: Дени Ле-Мерсье и великий магистр в маске. Смотритель убежища для слепых упал на колени и дышал глубоко всей грудью. Великий магистр стоял прямо подле него, внешне полностью не взволнованный.

— Зло сильнее своего творения, — прошептал Леонардо. — Настало время заглянуть ему в лицо!

Он пошел навстречу к обоим мужчинам, вооруженный только лютней в руке. Разве он забыл, что пустил в ход уже все иглы? Томмазо поднял сук с земли, искривленную палку, и присоединился к своему другу. Аталанте был слишком слаб, чтобы вмешаться. Я удостоверился быстрым взглядом, что Колетте не угрожает опасность, и поднялся. Ничем не вооруженный кроме камня, я подошел к обоим итальянцам.

Великий магистр достал свой меч и что-то крикнул своему спутнику. Ле-Мерсье снова встал на ноги и тут же вынул из ножен свой меч. Последние тамплиеры приготовились к бою. Оба были крепкими мужчинами, по ним было видно, что они привыкли обращаться с оружием.

В пяти шагах перед ними Леонардо остановился и сказал:

— Ваша игра окончилась, великий магистр, и вы проиграли. Смиритесь со своей судьбой и покажите свое лицо!

— Почему я должен это делать? — тон великого магистра производил небрежное впечатление, как и его осанка.

— Потому что скоро наши друзья появятся здесь.

— Ну, мои друзья готовы к этому!

Как мы теперь могли забыть о Жеане де Гарлэ, хранителе входа в пещеру! Он давно занял позицию у нас за спиной с горсткой солдат, вооруженных дюжиной пищалей. Я проклинал нашу небрежность, объясняя ее крайним утомлением, которое последовало после преодоления многочисленных опасностей.

— Игра закончится лишь после последнего круга, — поучил нас великий магистр. — И последний круг выиграет тот, у кого больший резерв.

— Что вы хотите еще выиграть? — спросил Леонардо. — Ваша дьявольская машина разрушена, солнечный камень потерян.

— Его можно снова найти и построить новую мировую машину.

Я чуть было не ощутил нечто вроде восхищения человеком в маске. Его раскованная поза и уверенность явно заслуживали этого чувства, если бы они служили лучшему делу. Но при виде разрушений и многочисленных смертей, ответственность за которые нес последний великий магистр тамплиеров, чувства глубочайшего ужаса и горького презрения взяли надо мной верх.

Я заставил свой разум полностью сконцентрироваться на гибельном положении, искать выход, спасение для Колетты. Но что мы трое могли сделать против арбалетчиков.де Гарлэ — с нашим крайне недостаточным, даже смешным вооружением?

Вероятно, отчаянное и для нас наверняка смертельное нападение обеспечит Колетте возможность для бегства. Но оставались ли у нее еще силы и воля на это? Я усомнился, когда увидел ее присевшей на корточки возле своего мертвого отца — погруженную в себя и лишенную всякой надежды.

Леонардо непоколебимо продолжал обращаться к великому магистру:

— Камень из короны Люцифера больше не обладает властью. Я видел, как он отдал свою силу машине, как он потерял свое зеленое свечение.

— Из-за вашего вмешательства солнечный камень только слишком недолго был связан с машиной мира. Вполне возможно, что он потерял не всю свою силу.

Возражение Леонардо выразилось в жуткой ругани. Странным образом итальянец выглядел радостным, словно он ожидал именно этого. Когда я увидел чудовище, которое ехало между арбалетами, как летящий бог мести, я понял его.

— На землю! — закричал Леонардо и тут же упал навзничь.

Томмазо и я сделали, как он — как раз вовремя, прежде чем два-три заряда пищалей пролетели над нами. Другие пищальщики не выстрелили. Разгневанная бестия, Золтан, опрокинул их, пока они не пустились наутек. Карлик Рудко сидел на спине Золтана и управлял животным короткими приказами. Молниеносно лапы медведя заметались в воздухе и повалили двоих дреговитов на землю, пока разъяренный Золтан громко сопел и выл.

Позади отважного рыцаря появился Матиас со своими цыганами. Это была короткая битва человека против человека, которую дреговиты, теперь находящиеся в меньшинстве, проиграли. Де Гарлэ пал последним; Милош и Ярон тут же вонзили в его грудь и шею свои кинжалы.

Также и оба тамплиера перед нами погибли, поверженные выстрелами арбалета, которые были предназначены нам. Ле-Мерсье получил заряд в сердце, он был мертв. Но не его великий магистр.

У того было ранение в левое плечо, и он лежал в полуобмороке на спине. Маска сползла с его головы. Лицо с пропорциональными чертами могло производить располагающее впечатление, если бы не излучало сильную жесткость и жестокость. Мне оно было знакомо иначе, по другой маске, другой обманчиво завоевывающей улыбке.

Теперь Оливье Ле-Дэн, цирюльник короля, показал свое истинное лицо. И это был, как сказал Леонардо, истинный лик зла — такой холодный, такой злой, такой жестокий. Глаза сверкали, как ледяные озера, словно они никогда не могли излучать тепла и участия. По праву его называли le diable, дьяволом. Если он не был сам Сатаной, значит, был одержим злом!

Леонардо, Томмазо и я стояли над ним и внимательно смотрели на него, зачарованные магией поверженного зла. Какая история стояла за судьбой этого человека? Когда и почему он продал свою душу злу?

Слишком долго мы стояли бездейственно. Вдруг Оливье Ле-Дэн вскочил на ноги, словно он совсем не чувствовал своей раны в плече. В правой руке он еще держал меч и размахнулся им в большом круге. Мы отступили назад и присели, чтобы сумасшедший не снес нам головы. Дьявол в человеческом образе воспользовался этим моментом, чтобы развернуться и погрузиться в вечерние сумерки откоса.

Леонардо позвал Матиаса, и герцог послал за убегающим добрую дюжину людей. Преследователи вернулись обратно, лишь когда полностью наступила ночь, но они так и не обнаружили даже следа беглеца.

— Он продолжит свои дьявольские козни? — спросил я.

— Этого следует опасаться, — ответил Леонардо мрачно. — Он по-прежнему — любимец короля. Теперь мы ничего больше не можем сделать, как только дать знать Филиппу де Ком-мину, какую змею Людовик XI согрел у себя на груди.

Бегство Оливье Ле-Дэна настроило меня не на столь несчастливый лад, как следовало бы. Я ощущал это как облегчение — больше мне не придется смотреть злу в лицо.

На следующую ночь к холму висельников Монфокону снова потянулась траурная процессия — Матиас и его цыгане, Леонардо и Томмазо, Колетта и я. Раненый Ата-ланте остался за городом в новом цыганском лагере. На носилках мы несли мертвого Квазимодо, которому отдавали последнюю дань. При жизни его только один раз носили на руках люди — в тот день, когда я увидел его впервые, в день его коронации, как Папы шутов.

Боль от потери брата и отца смягчало осознание, что оба отдали свою жизнь за правое дело, за спасение душ. Но Квазимодо в смерти ждало совсем особое вознаграждение — бракосочетание с его возлюбленной Эсмеральдой, с Зитой. Мы исполнили его последнюю волю и отнесли его к ней, в маленькую покойницкую, и положили прямо рядом с ней. Я сложил их руки вместе.