Бензабуро доел лапшу, промокнул губы салфеткой.
- Меня, как детектива, в данной истории больше всего заинтересовала роль мальчика, - объяснил он бармену. - Зачем он звонил? Ради шутки? Ради хулиганства? Чтобы по заднице бамбуковой палкой лишний раз получить? Какая-то неувязочка, если хорошенько поразмышлять... И знаете, что я думаю? Я думаю... конечно, это только моя гипотеза, предположение, но, на мой взгляд, достаточно обоснованное... я думаю, что мальчик был в сговоре с волками! - Бензабуро торжествующе щелкнул пальцами. В тишине бара щелчок прозвучал раскатисто, громко, отчего бармен вздрогнул.
- Сговор мальчика с волками все объясняет - зачем он с такой настойчивостью звонил в колокол, зачем терпеливо сносил побои. К сожалению, данная история умалчивает, что случилось с этим мальчишкой - остался ли он жив, съели ли его волки заодно с остальными, или он вообще убежал из деревни. Впрочем, суть не меняется. Если кто-то врет, то причина вранья может оказаться гораздо серьезнее, нежели предполагают окружающие.
Бензабуро нажал на кнопку цилиндра, штуковина щелкнула, и из торца возникла длинная, толстая игла с косым срезом на конце.
- Вот так-то, - сказал Бензабуро. - Сколько я должен?
4
Только когда Сэцуке постучала в дверь, она поняла, что сейчас глубокая ночь, и Рюсин должен дрыхнуть без задних ног. Звонка она не нашла, поэтому пришлось барабанить кулаком, а затем и ладонью, так как стучать костяшками пальцев по железу оказалось больновато.
В коридоре царил полумрак, а откуда-то издали доносился шум работающих машин. Здесь было все не так, как наверху. Катакомбы мир-города жили своей собственной жизнью, которая почти не соприкасалась с жизнью тех людей, кто каждое утро просыпался и видел в окно голубое небо и облака.
Сэцуке уже почти собиралась прекратить бесполезный стук и вернуться к себе, но замок щелкнул, на пороге стоял заспанный Рюсин, отчаянно протирая глаза и зевая.
- Это я, - виновато сказала Сэцуке.
- С ума сошла? - хрипло и раздраженно осведомился Рюсин. - Ночь еще!
- Мне не спится...
Рюсин поворошил волосы. На нем были мятые рубашка и брюки, в которых Сэцуке видела его вечером. Судя по всему, он в них и спал, не удосужившись раздеться.
- Ладно, - еще раз мучительно зевнул Рюсин столь заразительно, что Сэцуке сама едва сдержалась от зевка. - Заходи.
Комната оказалась такой же, как и у Сэцуке. На полу лежал заправленный матрас с морщинистой вмятиной на полосатом одеяле. По полу разбросаны книги и исчерканные листы бумаги. В углу валялись скомканные рубашки, штаны и носки. К вентиляционной сетке шнурками зачем-то привязаны две пары спортивных ботинок.
- У тебя уютно, - растерянно сказала Сэцуке. Разгром в комнате ее поразил.
- Не обращай внимания, - хмуро ответил Рюсин, ногой сдвигая разбросанные вещи в кучу. - Я давно не прибирался. Времени не хватает.
И желания, хотела язвительно добавить Сэцуке, но сдержалась. В конце концов, она сама заявилась сюда посреди ночи.
- Садись, - кивнул Рюсин на матрас. - Стульев нет.
- Я лучше на полу, - сказала Сэцуке.
Мальчик сел на матрас и снова зевнул.
- Что случилось?
- Мне нужна ваша помощь.
- В чем?
- Я хочу вернуться домой.
Рюсин почесал затылок.
- Это опасно. Опасно вообще выбираться на поверхность.
- Я хочу встретиться с отцом, - сказала Сэцуке.
Рюсин принялся внимательно рассматривать свои ногти - нестриженые, обломанные, с темной каймой. Изучать их можно было бесконечно.
- Зачем? - наконец спросил мальчик. - Зачем это нужно? Разве Никки-химэ тебе все не рассказала? Уверяю, она знает все, что происходило в мире лучше любого человека.
- Я хочу встретиться с отцом, - упрямо сказала Сэцуке.
- Там теперь очень опасно, - сказал Рюсин. - Если все готово к пробуждению механического ангела, то...
- Что - то?
- То города уже, наверное, нет...
- Как нет? О чем ты говоришь?!
- О том, - хмуро сказал Рюсин. - Неужели непонятно?
Сэцуке кусала губы и смотрела на мальчика. Она сжимала кулаки, и Рюсину показалось, что девочка кинется на него. Сэцуке была в отчаянии.
- Хэйсэй построен Итиро как убежище для вызревания нового ангела творения, - сказал Рюсин. - Мир-город сверху донизу напичкан всяческими механизмами, но они предназначены не для жизни людей, а для...
- Для чего?
- Для их уничтожения. Понимаешь?! Унич-то-же-ния!!! - выкрикнул мальчик. - Это громадная тараканья ловушка. Морилка.
Сэцуке заплакала. Она уткнулась лицом в колени, ее плечи вздрагивали. Рюсин растерялся.
- Сэцуке, не надо, - попросил Рюсин. - Не надо плакать.
- Они очень жестоки, - сквозь слезы пожаловалась девочка. - Очень жестоки. Они не умеют любить! Все - обман! Обман!!!
Теперь она хорошо понимала - обман. Красивая мишура, подделка. Нет в них ни капельки тепла, только холодное любопытство - чем же все может кончиться. Боги... Творцы...
- Никки-химэ добра к нам, - тихо сказал Рюсин.
Сэцуке подняла заплаканное лицо:
- Она - лгунья!
Рюсин остолбенел. Затем рассвирепел:
- Ты соображаешь, о чем вообще говоришь?! Соображаешь?! Она... она... она - самое чудесное, что есть на свете!
- Она - лгунья!
Рюсин вскочил, достал из ящика бутылку с водой, открутил крышку и вручил Сэцуке. Та сделала несколько глотков.
- У тебя истерика, - сказал Рюсин. - Такое случается после встречи с госпожой. Все вокруг кажется серым, неинтересным. Тебя точно изгнали из волшебной страны.
- Да, - тихо сказала Сэцуке. - Нас всех изгнали из волшебной страны. Остается только сидеть и ждать... сидеть и ждать...
- Без Тэнри ничего не решить, - сказал Рюсин. - Нам нужна будет его помощь.
Сэцуке вытерла слезы и слабо улыбнулась:
- Значит, ты согласен?
Рюсин взял у девочки воду и отхлебнул.
- Я не бросаю друзей, - сказал он.
Девочка вскочила на ноги и обняла Рюсина.
- Я так и знала... я так и знала... прости меня, что я...
- Что ты?
- Назвала Никки-химэ... лгуньей... - Сэцуке разжала объятия и отступила от вконец смущенного Рюсина. - Мне действительно... надо...
- Встретиться с отцом?
- Просто побыть с ним рядом. Иначе... иначе мне будет казаться, что все было лишь только сном, выдумкой... я не хочу быть выдумкой... я хочу быть... живой!
Рюсин непонимающе смотрел на Сэцуке. Быть живой? Что это такое? Разве сейчас она - не живая? Странно... Наверное, она слишком остро ощущает себя человеком, тогда как у него, Рюсина, нет такого чувство. Для него это лишь одна из возможных форм. Забавная, интересная, но не самая важная. А что будет с людьми, когда все завершиться? Они исчезнут? Провалятся в черный сон без сновидений? Тогда какой смысл в том, что они станут делать сейчас?
- Схожу за Тэнри, - сказал Рюсин.
Сэцуке села на пол, пододвинула к себе кипу бумаг. Здесь тоже были рисунки. Драконы, вооруженные копьями люди, пейзажи, созданные двумя-тремя росчерками кисти. Но чаще всего - лицо девочки. Не Агатами и не Сэцуке. Девочка стоит и смеется, девочка сидит и грустит, девочка грозит кулаком, девочка прыгает с высокого дерева. Иногда рядом с ней нарисован сам Рюсин, но как-то карикатурно, с насмешкой - головастый уродец с громадными ушами и крохотным тельцем. Выражение физиономии уродца соответствующее - восхищенно-плаксивое.
Сэцуке отобрала один рисунок, где незнакомая девочка летела в небе на громадном драконе, свернула его вчетверо и сунула в карман. На память. Остальные рисунки собрала в более-менее аккуратную пачку и положила на стопку книг.
Хотелось бы и ей так уметь рисовать. Почему некоторым это легко удается, а у других не получается, как бы они ни старались? Почему кто-то умеет петь, а другие абсолютно лишены слуха? Почему люди все такие разные? Разве им от этого лучше? Разве это не рождает взаимную зависть, а потом - неприязнь, злость, ненависть? Может, наоборот, каждый человек должен быть таким же, как и другие?
