- И ты туда же?  - скривилась Галина, когда он спросил ее о матери. – Тебе она тоже понадобилась?

- Лично она лично мне не нужна, - оборвал ее Никита. – Так ты знаешь, где она?

- Не знаю и знать не хочу.

- Скажи, это правда, что ты… что она…

- Что я застукала ее в койке с мужиком? – фыркнула Галина. – Правда. Только если бы это был просто мужик, я бы еще кое-как стерпела. В конце концов, она уже вполне взрослая тетенька, а на мои взгляды ей глубоко наплевать. Ладно, тебе скажу, так и быть. Это был Маринкин муж. Я ей даже и не говорила ничего. Ну, почти. Она сама психанула и убежала. А потом ко мне пришел этот… извращенец и такого наговорил, такого наугрожал. Даже повторять противно. Ну, чтобы я молчала. Так что не выдавай, а то он, по-моему, совершенный псих.

- Слушай, а как мне все-таки ее найти?

- Скажи, зачем.

Поколебавшись, Никита все-таки признался – все равно это ведь скоро станет всем известно:

- Бессонов пропал. Может, она знает, где он.

- Как это пропал? – не поверила Галина. – Такое не пропадает.

- А так. Ушел на работу, но на работу не пришел.

- А тебе это зачем?

- Марина с ума сходит. Заявление в милицию не принимают еще. Вот она и попросила помочь.

- А тебе что, больше всех надо? – зло сощурилась Галина.

- А как насчет любви к ближнему?

- Ой, да хватит тебе. Ладно, можешь к ней в диспансер заглянуть, если не боишься подцепить какую-нибудь дрянь. По субботам она до обеда принимает. Должна, во всяком случае, по расписанию.

- А сотовый?

- Сейчас напишу, - Галя написала на вырванном из записной книжке листке телефон и сунула Никите в карман куртки. -  Ну, вот и приехали. Подняться не хочешь? Кофейку попить? Тебе понравилось, как мы пели?

Галины глаза странно блестели, в голосе зазвучали игривые нотки. Это настолько не вязалось со всем тем, что Никита о ней знал, что его чуть не передернуло. Вот тебе и тихий омут! У него была одна знакомая, которая, постно поджав губы, говорила: «Ах, человек слаб. Но ведь есть же исповедь». Похоже, Галина из той же породы. Очень много требует от других, но для себя готова делать поблажки, если уж очень захочется.

Никита спешно отказался от приглашения, буквально выпихнул Галину из машины, как вчера выпихивал из подъезда Конрада, и поехал домой.

                                               * * *

Визит к Анне в кожвендиспансер ничего не дал. Она тоже пребывала в крайнем беспокойстве, потому что Алексей должен был ей позвонить еще два дня назад, но так и не позвонил. По его сотовому никто не отвечал.

Анна сидела за своим столом и некрасиво плакала, роняя на белый халат черные от растекшейся туши слезы.

- Я знаю, с ним случилось что-то ужасное, - твердила она. – Его убили. Вот увидишь!

В кабинет заглянула медсестра, которую Анна отправила погулять, когда пришел Никита. Увидела, в каком состоянии ее начальница, ойкнула и исчезла. Никита чувствительно встряхнул Анну за плечи.

- Прекрати орать! – тихо, но внушительно сказал он. – Мне кажется, тебе лучше все рассказать. Мне рассказать. Не волнуйся, я не побегу в милицию. Может, все еще не так страшно.

- Расскажу, - мелко закивала головой Анна, моментально прекратив судорожно всхлипывать. – Только… Давай не здесь. У меня прием через полчаса закончится. Народу все равно нет, но раньше уйти нельзя. Здесь кафе есть рядом, через дом. Подожди меня там.

Никита вышел на улицу и под мелким холодным дождем, больше напоминающим водяную пыль, поплелся в сторону кафе. Зайдя в небольшой зальчик, обшитый деревянными панелями, он заказал кофе и стал ждать Анну. Время шло, Никита пил уже третью чашку, а ее так и не было. Когда ожидание перевалило за полтора часа, его терпение лопнуло, и он позвонил Анне.

«Абонент временно недоступен».

Никита расплатился и пошел обратно в КВД.

За стойкой регистратуры дремала толстая деваха, похожая в белом халате на снежную бабу. С видом мученицы она подняла на Никиту маленькие сонные глазки.

- Муращенко уже ушла?

- Кажется, нет. Точно, здесь еще. Медсестра ее ушла, Катя.

Никита поднялся на второй этаж, постучал в знакомую дверь. Тишина. Он нажал ручку и вошел.

Анна сидела за столом, запрокинув голову и глядя остекленевшими глазами в потолок. Никита поискал пульс на сонной артерии и снова спустился вниз.

- Девушка, я, конечно, не врач, но, кажется, Муращенко… умерла.

                                               * * *

Вечером он позвонил Галине. Особой скорби в ее голосе не наблюдалось.

- Говорят, сердечный приступ, - равнодушно проинформировала она. – Результатов вскрытия еще нет, но, по всем признакам, получается так. Ты у нее был?

- Был. Только не успел. Я пришел, а она уже… - сам не зная почему, соврал Никита.

- Я тебе говорю, он ее убил, - твердила ему весь вечер Света. – Он к ней пришел и убил, я знаю.

- Да  чего ты взяла? – из какой-то непонятной вредности твердил он, хотя и сам склонялся к этой мысли.

Анна была в курсе всего плана Алексея. Она с ним спала и она ему помогала – Никита в этом ни капли не сомневался. Галина сказала, что мать никогда на сердце не жаловалась. Конечно, после такой истерики, какую она закатила… И все же, все же… Мог Алексей ее убить? Зайти в кабинет, отравить как-нибудь? Теоретически – да. А практически?

В понедельник после встречи с клиентом Никита заехал в диспансер. Первое, что он увидел в холле, был некролог в траурной рамке. Анна на фотографии была молодая и красивая.

Медсестру Катю он нашел быстро – она сидела в регистратуре вместо сонной толстухи.

- Это вы? – узнала она Никиту. – Вы у Анны Израилевны были в субботу?

- Да. Я могу вам пару вопросов задать?

- Вы из милиции? – насторожилась Катя.

- Нет. Я частный детектив. Моя фамилия Корсавин, - он тут же пожалел, что назвал настоящую фамилию, но делать было нечего. – Скажите, что было, когда вы вернулись в кабинет после моего ухода?

- Анна Израилевна такая расстроенная была. Я ей предложила валерьянки, она отказалась. Потом успокоилась немного. И тут кто-то в кабинет заглянул. Я не знаю, кто, я как раз за ширмы зашла. Она выглянула, потом мне сказала, что я могу домой идти. Я и ушла.

- А когда вы из кабинета вышли, в коридоре никого не было?

- Стоял мужчина какой-то у окна, спиной.

- Ну хоть как-нибудь опишите. Фигуру, одежду.

- Ну… - медсестра задумалась. – Высокий, стройный. Молодой, наверно. Одежда? Куртка на нем была кожаная, черная. Джинсы синие. На ногах не помню что.

- Волосы?

- На нем кепка была. Или нет, бейсболка.

Вернувшись в машину, Никита позвонил Марине, у который в тот день был выходной, и спросил, в чем Алексей ушел из дома.

- В костюме, - тусклым голосом ответила та. – Серый костюм-двойка. Это у них как униформа. Рубашка белая, черный галстук. Черные туфли.

- А сверху?

- Кожанка черная. Длинная такая.

- А из его одежды ничего не пропало? Или, может, он с собой что-нибудь взял? Джинсы, например?

- Нет. Я его джинсы как раз выстирала. В ванной висят.

Немного не стыковалось, но что такое, в конце концов, джинсы? У него могла быть где-нибудь запасная одежда. Да и купить он их вполне мог. А может быть, его видела толстая регистраторша?

Никита снова пошел в диспансер, дождался толстуху, которая ходила обедать, представился ей частным детективом и как только смог подробно описал внешность Бессонова.

- Если он действительно такой, как вы говорите, то нет, - отрезала она. – Не было. Такого мужика я бы не пропустила. Хотя они все тут через одного заразные.

- А кого вы видели?

- Да мужиков-то полно всяких ходит. Суббота, правда, была, конец работы. Нет, не помню. Может, и задремала, - чуть смущенно созналась регистраторша.

- Постарайтесь вспомнить, - умоляюще попросил Никита. – Это очень важно. Высокий, в черной кожаной куртке, в синих джинсах.