Оробевший Крыс не сразу даже попал в кадр.

— Ну, что ты там мечешься, как курица. Хватит мелькать! — осадил его Хомо.

Наконец, аппарат щелкнул, и фото проявилось. Глядя на него, вам невольно полезли бы в голову всякие нездоровые мыслишки о жуликах, воришках и мелких карманниках. Уже было примелькавшаяся всем добродушная ухмылка Крыса, на фото казалась донельзя ехидной, если не зловещей. Его глаза косили куда-то вбок, — не иначе, как в чужой карман. Крыс с сомнением уставился на свою фотографию и молчал.

Цыпа тоже покосилась на фото и сочувственно квохнула:

— Правда часто бывает жестокой.

Крыс с грустным видом забросил фото под половицу.

Сделать свой персональный портрет Хомо доверил Коку, который, наверное, не без задней мысли, сам предложил свои услуги.

— Хомо! Скажи по-английски «сыр» — «Чииз»! — насмешливо каркнул сверху Ворон, и Хомо радостно разулыбался, растянув рот до ушей. Его неровные, желтоватые от природы и, как выяснилось позже, от никотина зубы жизнерадостно выпирали во все стороны.

Кок поднёс аппарат поближе, побалансировал на одной лапе, покачнулся и судорожно нажал на спуск. «Поляроид» погудел, затем из него начала выползать фотография. Хомо взял карточку в лапу и начал помахивать ею в воздухе в нетерпеливо радостном ожидании.

Фотография сначала чуть потемнела, потом на ней стало проступать нечто устрашающее. Впереди, занимая почти всё поле, зловеще торчали челюсти с неровными зубами, а где-то в глубине прятались маленькие злобные глазки, казалось, пристально следящие за будущей жертвой. Ушей вообще не было видно. По сравнению с этим чудищем все монстры из фильмов ужасов были вполне добродушными ребятами.

Собравшиеся сгрудились полюбоваться на фото, — и от неожиданности потеряли дар речи. Даже Сержант поёжился. Первым пришёл в себя Ворон, — всё-таки он многое повидал на своём веку, — сначала первом, потом втором, а теперь, может, и третьем.

— Кого-то это мне напоминает, — задумчиво заметил он. — Ах, да! Карр-к сейчас помню, — одну леденящую душу историю про маньяка и серийного убийцу. Очень похож…

Хомо обиделся и спрятал фото за спину. Цыпа неуверенно посоветовала:

— Всему должно быть своё место. Надо прибить это фото на входной двери, — тогда уж к нам точно никто посторонний не сунется.

Все призадумались.

— Теперь-то я понимаю, почему выбросили этот «Поляроид», — грустно сказал Хомо. — Всё-то в нём получается, как в кривом зеркале.

— Нечего на фото пенять, коль рожа крива, — злорадно хихикнул Крыс.

— Да ты лучше на своё фото полюбуйся! — парировал вконец расстроенный Хомо.

После небольшой, но горячей дискуссии, несмотря на все попытки Кока пропихнуть на первый план и свой портрет, — было единогласно решено повесить в комнате на видном месте только фотографию Муры. Мура была польщена.

На этом общий энтузиазм к фотографированию как-то угас сам собой. По настоянию Цыпы остаток дня жильцы провели в работах по благоустройству своих спальных мест и жилища.

— Всё должно выглядеть прилично, — приговаривала Цыпа, ловко подметая крыльями пол и стряхивая пыль с мебели. Хомо даже приволок откуда-то старинную керосиновую лампу с треснувшим стеклом, типа «летучая мышь», а затем решил прибить оторванную нижнюю петлю на входной двери. Чтобы её укрепить, Хомо, приготовив молоток и гвозди, попросил Кока придержать дверь, чуть-чуть её приподняв. В это дело хотел было сунуться и Крыс, но, прикинув на глаз вес двери, вовремя одумался, — наверное, заподозрив, что это может закончиться крупным ремонтом его собственных конечностей, а то и головы. Тем временем, Хомо уже прижал дверную петлю и держал молоток наготове, а Кок, отложив в сторону свои драгоценные часы и ухватившись лапой за нижний угол двери, крякнул и изо всех сил рванул её вверх. Дверь тоже крякнула и, вылетев из верхней петли, со всего маху бухнула по голове Хомо. Хомо, распластавшись под дверью, в самых сильных выражениях высказался об умственных способностях Кока и всех его ближайших родственников. Хорошо ещё, что дверь несколько приглушала его высказывания, хотя, вообще-то, можно было и разобрать кое-что про куриные мозги, курицу мать и законченных идиотов. Несколько поуспокоившись, для второй попытки на помощь позвали Сержанта, который до этого момента вместе с Крысом и Вороном с критическим видом наблюдал за происходящим. Сержант подошёл, повернул голову набок и намертво ухватился за торец двери. Кок, попробовав пошевелить дверь, заметил, что он не Геркулес и даже не Атлант и не может приподнять дверь вместе с каким-то бегемотом. Наконец, общими усилиями дверь вывели в нужное положение, и Хомо, с первого же недюжинного замаха, промазав по шляпке гвоздя и угодив молотком себе по пальцу, взвыл и опять начал выражаться, к сожалению, далеко не последними словами из нашего современного обихода, заимствованными отнюдь не из толковых словарей для расширения культурного словесного запаса у благородных девиц. Крыс внимательнейшим образом слушал и вовсю запоминал. Однако, гвоздь был всё-таки вбит, и дверь стала на место. После этого Кок, выпятив грудь и поглядывая на Цыпу, наверное, целых десять минут расхаживал взад и вперед перед дверью, то открывая, то закрывая её, со страшно гордым видом, точно подросток, впервые вбивший дома свой первый гвоздь.

— Вот это дверь, так дверь, — приговаривал он. — Вот, что значит с умом взяться не за своё дело.

Найденные в подвале остатки припасов им явно не помешали, и, когда все хоть как-то поели, Крыс сказал:

— Неплохо бы ещё послушать чью-нибудь историю. Ворон, может, ты нам теперь что-нибудь расскажешь про себя.

— Вообще-то, была моя очередь, — сказал Кок.

— Наша, — поправила Цыпа.

— Но уж, конечно, мы уступим старейшине, — важно промолвил Кок.

Ворон нерешительно согласился:

— Хорошо, но я не смогу вам кратко рассказать всю свою историю. Если я начну рассказывать вам всё, что повидал на своём веку, — нам не хватит и года. Многое случилось за сто с лишним века.

— А ты расскажи нам что-нибудь интересное, — сказал Крыс с неподдельным энтузиазмом.

— Или даже что-нибудь поучительное, — добавила Цыпа.

При слове «поучительное» Крыс поморщился.

— Не знаю, не знаю, — с сомнением промолвил Ворон, — правда, мне приходит на ум одна баллада, которая и ко мне имеет прямое отношение. Называется она «Вечная дуэль» или «Черный ворон» и посвящена извечной борьбе добра со злом. Давно было это дело, я тогда во Франции жил, а ведь так ничего и не изменилось с тех пор. Ну, да ладно уж, слушайте.