Прошло несколько секунд, пока господин Леман решал, как вести себя дальше. Может быть, пойти на уступки? Признать, что она права? Заказать американский завтрак? Или сменить тему? Например, спросить ее, надевает ли она на кухне поварской колпак на свои черные волосы, собранные на затылке? Хотя, с другой стороны, неужели он без всякого сопротивления позволит называть себя сраным умником?
– Например, – сказал он, – я ответил бы, раз уж меня спрашивают, что по воскресеньям тут открыто с десяти, а те, кто работает на кухне вроде тебя, приходят наверняка еще в полдесятого и что если ты в полдесятого начинаешь жарить свинину, то в одиннадцать часов эта свинина уже должна быть вполне готова и от нее вполне можно отрезать кусок, корочка меня не волнует, сойдет и без корочки, о клецках я уж и не говорю, жареная картошка тоже годится, у вас ведь есть жареная картошка, она входит даже в этот американский завтрак, – в общем, я ответил бы, что свинина уже наверняка достаточно поджарилась, чтобы от нее можно было отрезать для меня кусочек, просто надо отрезать с краю, и не важно, что еще нет хрустящей корочки, на это мне наплевать, я вообще считаю, что факт наличия корочки обычно переоценивается, потом положить немного картошки, соус всегда есть, и дело с концом, вот так ответил бы… – господин Леман тоже наклонился вперед, – сраный умник, то есть я!
Последовала краткая пауза, в течение которой она спокойно курила и наблюдала за ним. Господину Леману тоже внезапно захотелось курить. Но еще больше ему захотелось не говорить больше этой чепухи. Это ведь бред, она, наверное, ненавидит меня, подумал он, я бы точно ненавидел, если бы был поваром и ко мне бы явился такой козел, думал господин Леман.
– Значит, корочка не волнует, – сказала она наконец.
– Нет, не волнует.
– Тебя лично или вообще никого?
– Вообще меня не волнует.
– А тут есть еще кто-то вроде тебя?
– Нет.
– Ну хорошо, – сказала она, погасила сигарету и встала.
– Ладно, – сказал господин Леман, который не хотел, чтобы она уходила, – тогда я еще немного подожду. Все равно уже скоро полпервого.
– Я могу, конечно, вынуть из печи недожаренную свинину и окончательно ее испортить. Раз уж мы друзья.
– Нет, нет, не надо, это не так уж важно.
– Да кто ты вообще такой? Федеральный канцлер или кто?
– Да ладно, ладно…
– Мне в общем-то наплевать. Могу теперь всегда так делать. В скором времени все будут есть еще и недоваренную картошку.
– Нет, правда, не стоит беспокоиться! Я выпью сначала еще пива. Может быть, газету почитаю. Или кофе.
Она задержалась на секунду. Их взгляды встретились, и господину Леману показалось, что она его вовсе не ненавидит, и это его очень успокоило. Потом она улыбнулась.
– Не пей слишком много, – сказала она и, проходя мимо, ткнула его пальцем в плечо. – Впереди еще целый день.
– Да, – сказал он и хотел еще что-нибудь добавить, но не знал что, и она снова исчезла на кухне.
Господин Леман вздохнул и допил свое пиво. Потом он заказал кофе. Впереди был еще целый день. Он влюбился.
4. Обед
Cвинину господину Леману незадолго до двенадцати принес его лучший друг Карл со словами «Привет от прекрасной поварихи», а вскоре после этого и сама прекрасная повариха вернулась к его столу и стала смотреть, как он ест.
– Ничего, если я буду курить? – спросила она.
– Пожалуйста.
– Вообще-то не следовало бы.
– Я так не считаю.
– Ну как свинина?
– Очень вкусно, здорово, правда.
– Вот и хорошо.
– Да, здорово. Лучшая свинина, которую я здесь ел.
– Вот только не надо подлизываться.
– Я и не подлизываюсь. Ничего подобного.
– Вот и хорошо.
– Да. А с каких пор ты тут работаешь?
– Это моя вторая смена.
– Тебя Эрвин брал на работу?
– Это тот тип, владелец заведения? Такой… с длинными редкими волосами?
– Ну да. Уже довольно жидкие волосы у него, я бы сказал. – Всегда приятно поговорить об Эрвине, подумал господин Леман, тут особенно не ошибешься.
– Да, он принимал меня на работу. Странный тип.
– Почему?
– Не знаю… какой-то странный.
– Вот как.
– Не знаю…
– Ну да, есть в нем что-то специфическое, – согласился господин Леман. – Эрвин – шваб, они тут всем заправляют.
– Слушай, а ты Карла давно знаешь?
– Ну, мы с ним вроде как старые друзья. Когда-то мы с ним жили вместе. Вначале, когда я только приехал в Берлин. А ты ведь тоже нездешняя, ведь так?
– С чего ты взял?
– Ну, ты звучишь так, будто ты родом из моих краев.
– Что значит «звучишь»?
– Ну, говоришь.
– А где находятся твои края?
– Бремен, то направление.
– Я из Ахима. Если ты знаешь, где это.
– Ахим, это ведь по направлению к Вердену, это не там рядом Подгорное озеро?
– Вообще-то нет.
– Мы однажды жили там в кемпинге. То есть я, мои родители, брат тоже. Когда я был маленький.
– В кемпинге? На Подгорном озере?
– Да.
– Да у тебя, кажется, была чудесная юность. Кемпинг на Подгорном озере, просто шикарно. Высший класс.
– Очень смешно, да? Конечно, для деревенщины это звучит забавно, так, да?
– Так, не хамить.
– Для нас игры с коровьими лепешками были все-таки экзотикой, не то что для вас в Ахиме.
– Да что ты знаешь об Ахиме? Ты даже не знаешь, где он находится.
– Тем не менее на Подгорном озере я научился плавать.
– Это, конечно, достижение.
– Безусловно.
– Научился плавать в Подгорном озере, офигеть.
– Где-то надо учиться.
– Ну конечно, просто потрясающе.
– Кстати, в пресной воде труднее учиться плавать, чем в соленой, – там меньше выталкивающая сила.
– Железная логика. Очень точное наблюдение.
– К тому же было жутко холодно.
– Это создает дополнительные трудности.
– Да.
– Вот и хорошо.
– А как в Ахиме можно стать поваром?
– Поварихой!
– Хорошо, хорошо, так как же в Ахиме становятся поварихами?
– Я училась в Бремене. В гостинице «Ибис».
– В гостинице «Ибис»?
– Да, черт побери, в гостинице «Ибис», я что, невнятно говорю?
– Нет-нет, но это тоже не особенно шикарно – учиться на повара в «Ибисе».
– Да ты, кажется, из тех, кто во всем разбирается? В жареной свинине, в Подгорном озере, в Ахиме, в плавании, в пресной и соленой воде, в гостиницах, в поварах… – везде ты эксперт, верно? Тогда давай, можешь выступать.
– А кто первый начал с этой ерундой, шикарно не шикарно. Если наезжаешь на Подгорное озеро, то подумай и о том, что гостиница «Ибис» – это практически Подгорное озеро среди гостиниц.
– Я что, должна теперь защищать эту поганую гостиницу? И я вовсе не наезжала на Подгорное озеро. На озеро вообще нельзя наезжать, оно такое, какое есть. Да я вообще не знаю никакого Подгорного озера, к твоему сведению.
– Ах так!
– А ты-то чем занимаешься, когда устаешь нервировать окружающих?
– Я тоже работаю на Эрвина. Только не здесь. В «Обвале» на Венской улице, может, знаешь.
– Нет, не знаю.
– А ты давно в Берлине?
– А тебе-то что?
– Да просто так…
– Один месяц, если тебе это так интересно.
– Один месяц?
– И что же? Что в этом такого?
– Да нет, все нормально. Я ничего такого не имел в виду. А я в Берлине с восьмидесятого года, уже девять лет.
– Ну и что же? Тут я должна зааплодировать или как?
– Да я ничего такого не имел в виду.
– Тот, кто живет здесь уже девять лет, – это, наверное, просто орел? Я уже заметила, что некоторые ужасно гордятся тем, как долго они уже живут в Берлине. Это ведь такое крупное достижение – жить здесь. Правда, этого достигли еще два миллиона человек. Большое дело. Потрясающе.
– Я вовсе не это имею в виду.
– Ах нет, он не это имеет в виду, отлично. «Я живу здесь с восьмидесятого года», – передразнила она его. – А за это дают какие-нибудь нашивки или что-то в этом роде? Ведь вы все здесь именно из-за армии.[6]