Вместе с ощущениями исчезло тело — так хорошо, быстро и легко выполнил Леон старый трюк "невидимка". Бестелесной тенью, будто рыба в несущем потоке, он выплыл в коридор и медленно приблизился к нужному месту, когда произошло нечто неожиданное. Пока он "плыл", дорогу перешли ещё двое. Он безошибочно узнавал фигуры-близнецы, их шаблонный рисунок движения. Потом появился третий — точная копия остальных во всём. Но, собираясь делать прыжок, который скроет его из центрального коридора, третий совершил отклонение от нормы: присев, пружиня на толчковой ноге, он чуть повернул чёрную голову в сторону Леона.
Леон рванулся вперёд. Он чувствовал себя гончим псом, подхлёстнутым хозяйским приказом, а ещё больше — близостью дичи. Никакие разумные доводы не могли бы сейчас его остановить. Охотничий азарт вопил где-то внутри что-то неразборчивое и торжествующее, постепенно переходя в новое качество, близкое к "упоению в бою".
Он никогда не любил долгого выжидания в засаде.
На повороте Леона едва не занесло, но он всё-таки воспользовался возможностью бросить взгляд на боковушку напротив. Пусто. Сколько бы их ни было, тот неизвестный, слегка отошедший от нормы, заданной предыдущими, и разглядевший Леона в "невидимке", был последним. Кажется.
Подошвы этого последнего мелькали метрах в десяти от Леона, и не хотелось придерживаться правил, орать вслед ему привычное: "Стой! Стрелять буду!" Да и нутром шло убеждение, что окрик вряд ли даст здесь необходимый результат. И вообще думать не хотелось. Мелькающие пятки беглеца заворожили Леона, взвили азарт охотничьего пса до высот восторженного опьянения преследованием.
Пятки подпрыгнули над порогом и улетели в пространство другого коридора, закрытое хлопнувшей дверью. Подбежав, Леон услышал лёгкий щелчок. Заперли. Ничего страшного. Леон не остановился, только чуть притормозил и ударил ногой — упор на пятку — слева от предполагаемого встроенного замка. Объект всё-таки гражданский, замок рассчитан на обычного человека… Из-за этого расчёта Леон едва не застрял: ногой-то врезал от души и, когда пятка проломила полотно двери, лишь огромным напряжением удержал инерционное движение вперёд. Но и в азарте не забыл, что там, за дверью, могут дожидаться. Выдернул ногу — посыпались щепки, сломанные рейки, взвилась пыль. Отдёргивая ногу, сообразил повернуть носок направо. Жёстким ботинком — с грохотом и треском — выломал замок, и дверь беспомощно открылась. Пинком её в сторону — меч острием вперёд, в другой руке пулемёт-автомат — ищущим дулом по всем углам.
В коридоре — никого.
Шесть кабинетов. Два по сторонам бездействующего лифта, четыре — напротив.
Упруго, как по уплотнившимся окаменевшим волнам, Леон прошёл мимо всех шести дверей. Вернулся и с самого начала повторил краткий путь. Но теперь шёл, напряжённо прислушиваясь к каждой из дверей. Пять закрывали вход в пустые пространства. Он прямо-таки ощущал пустоту, как незримо колышущийся густой туман, как место, в котором только что крикнули или громко сказали какую-то фразу, и эхо бестолково мотается от стены к стене.
Шестая дверь располагалась напротив лифта. Если за другими эхо неприкаянно болталось, то за шестой дверью тишина плотная и насыщенная. От неё пахло ожиданием и затаённым дыханием.
Сам, затаившись за дверью и почти не дыша, он внутренне сжался: множество глаз буквально прожигало дверь насквозь.
Но опьянение ещё не прошло. Что-то залихватское разворачивало его и помогало разносить дверь — ах, так?! Незакрытую?! — вдребезги.
А в большой просторной комнате, скудно обставленной: три стола и при каждом винтовой табурет на одной ножке, сейф в углу, на широком подоконнике единственного окна два горшка с запылённой искусственной зеленью, — тоже пусто.
Леон оторопел. Он стоял посередине кабинета, по величине напоминающего школьный кабинет, и не мог поверить своим глазам и чувствам. Этого не может быть. Чувственное восприятие ещё никогда не подводило его. И даже сейчас он поклялся бы, что комната не пуста. Он ощущал на себе внимательные взгляды, он чувствовал в комнате жизнь!
За секунду до атаки он поднял уровень восприятия. Противник посыпался на него сверху: со стен, с потолка — и сразу ринулся в драку, вооружённый до зубов.
Усилие, которое понадобилось Леону, чтобы перейти от регулируемого созерцания до выпущенных на волю инстинктов убийцы, едва не стоило ему жизни. Неизвестные не собирались расшаркиваться перед ним в реверансах и давать фору. Они навалились молчаливой смертоносной кучей, и плевать им было на рыцарские штучки, когда они пытались достать его со спины. На грохочущие очереди его оружия они откликались не менее убийственными выстрелами из своих автоматов, почти не уступающих его автоматическому пулемёту.
Леон дрался на голом инстинкте, включив лишь механизм выживания и отключив все чувства и ощущения. Он не выбирал и не знал, какую цель найдёт его меч в следующую секунду. Равнодушно проскользнула мысль, что промялся бронежилет под пропущенной, им, Леоном, очередью противника. Он вертелся, как дикий зверь, изредка в глубинах, где прятались чувства, изумляясь собственной скорости.
Вскоре он начал бояться, что не хватит обойм. Оказалось, это не самое неприятное. Один из нападавших вдруг совершил абсолютно непостижимую вещь: он бросился на дуло Леонова пулемёта, откровенно и страшно насаживая себя на него и — что хуже — вцепившись в ствол оружия руками. Леон был вынужден выпустить пулемёт из рук: секунда промедления — и его самого разорвали бы в клочья: противник не брезговал рукопашным боем. И очень даже прилично не брезговал!..
Отбиваясь, он машинально глянул на упавшего с торчащим в животе пулемётом, ожидая увидеть кровь и брызги внутренностей. Ледяной холод точечной метелью вспыхнул в ладонях: из разорванного пулями живота самоубийцы ползла чёрная пузырящаяся масса — явно не биологического происхождения… Песок?..
В следующий миг он начал осознавать, что происходит. Нечаянный допуск рассудочности тут же сказался на скорости. Ещё миг — он пропустил удар. Железный кулак тяжко бухнул под его подбородок. Падая, Леон извернулся и на скорости въехал под один из столов.
Теперь он был один, а они не боялись задеть своих. Так что Леон не удивился, когда неизвестные просто-напросто дружно принялись расстреливать стол. А ещё ментальная атака, что хуже: противник ясно выразил, что согласен только на его смерть. Не больше и не меньше.
А Леон шарахался от потока горячего металла и не желал умирать. Он уже механически вскидывал над собой меч; уже щепка, ударившая под щиток, расцарапала бровь и кровь заливала глаза, когда к беспорядочному воплю автоматных очередей прибавились ещё и подголоски — немного издалека.
Потом всё смолкло, у стола склонился Брис с озабоченной физиономией и протянул руку.
