— Пророчествовала?

— Никто точно не знает. Перепугались все до смерти. Сама подумай — Белая Баба посреди дома, да ещё и два раза!

— Храмовников, говоришь, вызвали? Не будет от этого толку. Белая Баба, пока своего не возьмёт — не уйдёт.

— Да конечно, помрёт. Как пить дать — помрёт наш бургомистр. А я так думаю, что туда ему и дорога.

— Так и сказала: "Жизни вам — три дня"? Свентовит явий, да как же это так. Неужто и впрямь все помрут?

Я ходила меж рядов, прислушиваясь к разговорам. Вылазка, определённо, удалась. Правда, я чуть ногу не сломала, когда сиганула от окна, и верёвка с куклой едва не оборвалась, но всё это были сущие мелочи. Два белых наряда и один чёрный были запрятаны в надёжном месте. Чёрная ткань — лёгкая, как пух, и тонкая, как паутина — обошлась недёшево. Но придумано было славно — стоило легонько дёрнуть за верёвку, чёрное покрывало падало на белое одеяние, и казалось, что Белая Баба исчезает в ночной мгле. Конечно, в яркую луну этот фокус не пройдёт, но пока над городом висели тяжелые тучи. Днём стояла страшная духота, но даже ей не под силу было разогнать по домам охочих до сплетен горожан. О происшествии в доме бургомистра говорили абсолютно все. Эта известность могла повредить моему плану, но без неё обойтись было нельзя.

Вторую вылазку я осуществила через три дня. Подниматься к Холу пока было рано. Поговаривали, что он удвоил охрану для себя и сына. Снова не повезло старухе-няньке.

На этот раз она только сдавленно пискнула и начала оседать на пол. Её руки дёрнулись и скрюченные пальцы ухватили тряпицу, закрывавшую моё лицо. Этого не было в плане! Я опешила, замерла, соображая, что же делать, как вдруг произошло что-то совсем странное. Глаза старухи буквально вылезли из орбит, она рёзко дёрнулась и прошептала:

— Вернулась. Эления восстала из гроба!

Когда эти слова дошли до моего сознания, старуха уже была мертва. Я вытягивала белую тряпку из скрученных пальцев и пыталась осмыслить последние слова ключницы. Эления? Она что, приняла меня за сестру? Вместо того, чтобы спрыгнуть вниз и заняться второй частью драмы, я почему-то двинулась в направлении башни. Той самой, где моя сестра провела последние дни своей жизни. Дошла до конца коридора, затем по лестнице на третий этаж, повернула в узенький проход, скрытый за гардиной, и начала подниматься по холодной каменной лестнице. В руке чуть позвякивали по привычке украденные с пояса старухи ключи.

Серый камень. Повсюду был серый камень. Лестница покружила по спирали и вывела меня к обитой кованым железом двери. Замок открылся беззвучно, словно его регулярно смазывали.

Мои глаза привыкли к темноте, и начала различать скудное убранство башни — широкую деревянную кровать со смятыми простынями, ободранную шкуру дикой собаки на полу и грубо сколоченный стол. В комнате стало светлее — свет луны пробился через тучи и проник в узкое окно, больше похожее на бойницу. Что-то на стене справа привлекло моё внимание. Какой-то странный блеск. Я достала из кармана крохотную лучину, зажгла её и едва сдержала крик — на меня смотрела моя сестра!

Зелёные глаза. Длинные чёрные волосы, уложенные в высокую причёску, острый нос, изящные брови. "Эления…" — прошептала я так же сдавленно, как недавно старуха, и протянула руку. Пальцы ощутили шершавую ткань холста. Передо мной был портрет моей сестры. Моей сестры, удивительно похожей на меня, только гораздо красивее. Во мне не было такой мягкости черт, изящества, доброты и такого внутреннего света. Моё лицо казалось безжизненной маской рядом с сестрой. Сестрой, которая так никогда и не узнает, как мы похожи.

Что здесь делал этот портрет? Кто и когда нарисовал его? А главное — зачем?

Я закрыла дверь и спустилась вниз. Чучело, припрятанное на крыше, сегодня мне не пригодилось. Теперь я знала, что делать.

Сложно объяснить портнихе, какое ты хочешь платье, если единственное объяснение, которым тебе доводилось оперировать раньше — это "нужно много карманов для ножей". Ещё сложнее объяснить, что нужный тебе фасон действительно устарел, и что такое действительно уже не носят, но тебе всё равно такое нужно.

Сложно подобрать себе парик такого же цвета, как твои волосы, только в пять раз длиннее. Цирюльник будет рвать на себе рубашку, объясняя, что парик нужен, дабы изменить цвет волос, а не сохранить прежний. Сложно потом объяснить, ему в какую причёску уложить искусственные волосы — ведь эта причёска тоже устарела.

В кои-то веки у меня на душе было спокойно. Меня не раздражали тупые модистки и парикмахеры. Меня вообще больше ничего не раздражало. В кармане панталон был запрятан самый главный ключ — ключ от спальни бургомистра. Остальные я вернула мёртвой старухе, мне не нужно было, чтобы их хватились раньше времени.

Базар получил новую тему для сплетен. Ключница Рейлея увидела Белую Бабу и умерла — когда ещё такое будет?

Я с трудом дождалась ночи. Время тянулось отвратительно медленно.

Всё было готово. Платье и парик. Сонный порошок, раздобыть который удалось с большим трудом — а уж стоил он целое состояние. Были потрачены последние деньги, привезённые из замка Марены.

Путь внутрь дома стал для меня привычным. Перелезть через забор, добраться по крышам сараев до флигеля, быстро пересечь двор и пролезть сквозь крохотное окно для вентиляции на кухне. Сложнее было протащить в окно рюкзак, но с этим я тоже справилась. Там же, на кухне, переоделась. Точнее просто накинула две белых тряпки — на тело и на лицо. Меня не волновало, сколько будет стражников — сонный порошок подействует на всех. Главное — вовремя задержать дыхание.

Я двинулась вперёд по коридору. Спальня сынка бургомистра находилась в другом крыле. Конечно, если станет слишком шумно, стражники прибегут и сюда — на помощь товарищам, но шум в мои планы не входил.

В конце коридора я различила фигуры трёх стражников. Один из них дремал в кресле, второй клевал носом, но третий, как ни странно, действительно нёс вахту.

Белый шар покатился вперёд и я слегка топнула, чтобы привлечь внимание. Стражник уставился на меня и уже открыл рот, чтобы заорать, но тут же захлопнул его. Видно решил, что мужчине, а уж тем более стражнику, орать не положено. Его секундное размышление решила всё — коридор заполнился сизым дымом, стражник кашлянул, опёрся на стену и начал сползать вниз. Я кинулась вперёд, чтобы поймать его прежде, чем звякнут доспехи. В этот момент на пол едва не шмякнулся второй. Он лишь успел разлепить глаза — как снова погрузился в сон. Для того, чтобы поймать обоих, пришлось завалиться на пол, поймать на себя одного и придержать у стенки другого. И всё это без единого вдоха. Спящий в кресле парнишка так и не проснулся. Уложив стражников, я вернулась назад, чтобы вдохнуть немного свежего воздуха и переодеться. Мешок с вещами вылетел в окно — его нужно было подобрать на обратном пути.

Я вошла в комнату Рейлея и повернула ключ в замке. Он чуть слышно скрипнул, но от этого звука спящий бургомистр заворочался.

— Ну, здравствуй! — проговорила я, устраиваясь в кресле. Холл подскочил на кровати как ужаленный.

Окончательно распогодилось. Луна светила прямо в окно, и я села в кресло так, чтобы серебристый свет освещал мою фигуру.

— К…Кто… — прошелестел бургомистр, зажигая свечу.

Выглядел он совсем плохо. Костлявые руки подрагивали. Казалось, даже свеча для них — непосильная ноша. Холл взглянул на дверь.

— Все спят. Как думаешь, какие сны им снятся?

— Ты… Эления? Эления, это действительно ты? — в его голосе не было ужаса, на который я рассчитывала.

— А ты надеялся, что я оставлю тебя в покое? — фраза получилась угрожающей. Это были не слова Элении, так говорить могла только Сирин.