…От монотонного гудения звездообразных моторов летающей лодки СССР Н-489 клонило в сон. Сказались последние полеты, когда мы день за днем на бреющем метались от корабля к кораблю, так, что верхушки торосов мелькали выше крыльев.

Погода отличная, высота безопасная, но где-то там, у 88-й параллели, циклон. По крайней мере, так утверждали синоптики. Но насколько верен их прогноз, ведь мы идем в центр Арктики, где нет метеостанций? Посмотрим…

В 1952 году необычно тяжелые, паковые льды практически блокировали Северный морской путь. Встали караваны судов, и даже мощнейшие линейные ледоколы не были в состоянии выручить их. Капитаны непрерывно требовали сведений об обстановке на трассах, самолеты полярной авиации сутками носились над океаном, выискивая разводья и участки чистой воды.

В штабе ледовой проводки решили провести дальнюю разведку за полюсом, чтобы выяснить, откуда идут льды, перекрывшие Северный морской путь. Выполнить ее поручили нашему экипажу.

Летим на высоте 600 м. Внизу испещренный черными молниями разводий, закованный в лед океан. Определив снос и путевую скорость, я ввел поправки на приборы пилотов и вошел к ним в кабину. Слева, в глубоком кожаном кресле, поджав под себя ногу и заложив пальцем книгу, сидел Иван Иванович Черевичный — отрешенный, весь ушедший в себя. Справа на меня озорно сверкнул глазами второй пилот Алексей Каш, кивнул на командира:

— С Омаром Хайямом беседует! Ему Ледовитый океан что чайхана, прелестных гурий только не хватает…

Ладно, для нас главное — провести дальнюю разведку, засечь границы паковых льдов и открытую воду. На вахту встали гидрологи. Пока видимость была хорошая, они работали легко, но вскоре погода стала портиться. Как назло, не ошиблись синоптики! Тяжелые, мрачные облака понемногу прижали нас к океану, косые ливни мокрого снегопада с клочьями промозглого тумана охватили машину, покрыв ее корочкой глянцевитого льда. Высота упала до 50 м, лед едва проглядывался. Вокруг самолета зависла свинцовая мгла, сквозь которую еле просвечивали огни на концах крыльев.

Включили все противообледенительные средства. Куски льда, смываемые спиртом с винтов, с грохотом били по обшивке, внутри кабины появился легкий запах алкоголя.

— Грибков бы, рыжиков сейчас… — вздохнул Каш.

А самолет, отяжелев, вздрагивал, как загнанная лошадь. Скорость на приборах упала до 140 км/ ч. Надо уходить наверх, и так уже сорвало наружные антенны.

Черевичный до отказа дал газ моторам, вибрируя и покачиваясь, летающая лодка стала набирать высоту.

— Лед, лед теряем из виду! — закричал гидролог Гордиенко. Я в ответ показал на иллюминатор, через который виднелось левое крыло, покрытое уже бугристым льдом. Он понимающе кивнул и тяжело опустился в кресло:

— Что будет дальше?

— Вырвемся за верхнюю границу облачности, там обледенение должно прекратиться.

— Спасибо, успокоил. Это как у Швейка: «Мы с подпоручиком всегда падали, когда у нас кончалось горючее…»

— Паша, а моторы? В них же 2 тысячи 600 лошадиных сил! Да они на любой косогор нас вытащат!

Разговаривая, я краем глаза следил за приборами — скорость упала до 130, зато на высотомере стрелка медленно, но упорно ползла вверх. Зашел в пилотскую.

Внешне оба летчика спокойны, только у Черевичного непривычно сузились глаза, а на лбу Каша выступили крупные капли пота. Кивнув на трубку приемника температуры наружного воздуха, Черевичный как бы спросил: «Не пора ли снижаться, ведь моторы на пределе?»

— Нет, Иван Иванович, только вверх. Еще полторы-две минуты.

— А как связь?

— Восстановим после набора высоты, Патарушин уже готовит выпускную антенну.

Сколько раз мы попадали в обледенение! Ходили часами без связи, бросались то вверх, то вниз, отыскивая слои воздуха, в которых не было обледенения, сколько раз подыскивали сносное ледовое поле, на которое можно было сесть — пусть даже «на брюхо».

Неожиданно по глазам резанул до боли яркий свет. Вырвались! Умиротворенно и устало рокотали моторы. Машина скользила над верхней кромкой облаков, словно купаясь в золотом свете полярного солнца, и ничто не напоминало о хаосе там, внизу, за мертвенно-серой пеленой.

Оставив за управлением второго пилота, все собрались в штурманской рубке. Иван, жадно затягиваясь «Беломором», озабоченно спросил:

— Этот отрезок, который мы потеряли, уйдя в облака, здорово скажется на оценке состояния льдов?

Гидрологи медлили с ответом. Все, конечно, понимали, что для хорошего прогноза нужна детальная разведка по всему маршруту, но… Не выдержав затянувшейся паузы, я резко бросил:

— В этих широтах льды на сотни километров одного возраста и балльности!

— Штурман почти прав, — подтвердил Гордиенко. — Попробуем оценить льды методом интерполяции, хотя это ухудшит прогноз. Судя по всему, мы пересекли теплый фронт, который и дал столь интенсивное обледенение. Через 10–15 минут сбросим лед и пойдем вниз.

— А что нас там ждет? — ехидно спросил кто-то.

— Арктика во всем великолепии.

— Скоро услышим скрип земной оси — мы ведь у полюса.

— Или льда на своих зубах…

— Если лед будет в зубах, мы больше никогда не услышим никакого скрипа!

Тем временем крылья очистились, Иван показал на них, и я согласно наклонил голову:

— Снижение 5 метров в секунду, курс 353 градуса от условного меридиана, через 7 минут пройдем полюс в облаках, на высоте 2 тысяч метров.

Иван плавно отжал штурвал, сразу потемнело. Скорость полета и снижения, высота, курс, положение невидимого горизонта, температура наружного воздуха, головок цилиндров, масла, положение жалюзи и рулей — за всем надо постоянно следить. Странно… На 21 тыс. м температура воздуха за бортом была минус 10 градусов, на тысяче метров поднялась до нуля, а на 800 — дошла до плюс 2 градуса! Чем больше мы спускались, тем теплее становилось снаружи. Конец августа, в этих широтах обычно идет образование льда, а тут такое тепло!

— Штурман, мы, случаем, не в Африку летим? Смотри, уже плюс 5!

— Ученые мужи, радуйтесь — какая потрясающая тема для диссертации…

Перед снижением я запросил пеленги с трех береговых станций, они пересеклись над Северным полюсом, и сейчас мы, снижаясь, шли по 90-му западному меридиану, чтобы продолжить разведку льдов. Девятый час полета. Свободный от вахты Федор Иванович Краснов деловито орудовал у электроплиты, по отсекам потянуло дразнящим запахом кофе.

На высоте 200 м под нами мелькнула черная зигзагообразная трещина.

— Вижу льды, — доложил я пилотам. И вдруг облачность резко оборвалась, и прямо по курсу мы увидели два черных острова на белом фоне океана.

— Земля! — закричал Гордиенко. Все бросились к иллюминаторам. Что это? Неизвестные острова сразу за полюсом, в центральном арктическом районе? Уж не сыграл ли с нами злую шутку циклон, унеся к Канадскому архипелагу? Но тогда бы мы заметили десятки островов и высокие горы, а тут всего два. Я быстро пересчитал элементы полета — ошибки нет. Да и, судя по радиопеленгам, мы находимся в точке с координатами 88 градусов 35 минут северной широты и 90 градусов западной долготы, то есть в 158 км за полюсом.

Черевичный пристально посмотрел на меня:

— Валентин, а нас не могло занести к Земле Элсмира?

— До нее от полюса 800 километров. Нет, это неизвестные острова. Снижайся до 50 метров и сделай несколько кругов, осмотрим их, сфотографируем.

Острова не похожи на те ледяные, которые мы неоднократно открывали и оседлывали для нужд воздушных экспедиций и дрейфующих научно-исследовательских станций. Низко, на минимально-допустимой скорости ходим над островами. Ясно вижу скалы, напоминающие базальт, прожилки снега в расщелинах и глубоких распадках. Всматриваюсь в береговую линию, если здесь были люди, то должны были оставить каменные гурии, кресты из плавника, черные пятна от костров — ничего!