– Но иногда удается? – удивился Андрей.

– Очень редко. Это уж если хорошо выпить. Тогда мне неважно, что они отвечают и отвечают ли вообще. Давай… За справедливость… Как мы ее понимаем. Ведь мы все выяснили? У нас нет расхождений в толковании этого понятия?

– И не будет, – твердо произнес Андрей, осознав вдруг, что начал хмелеть. – Да! Аркадий, – вспомнил он, поставив пустой стакан на стол. – Я слышал, вчера недалеко от Коктебеля девочку нашли? У Чертова Пальца.

– Нашли то, что от нее осталось.

– Это он?

– Есть основания так предполагать.

– Значит, не успокоился?

– А эти ребята не успокаиваются, – неожиданно трезвым голосом произнес Аркадий. – Он может отсидеть десять лет за колючей проволокой, а выйдя на свободу, в первый же вечер… Ты понял, да? В первый же вечер отправляется на охоту. Он об этом мечтает все десять лет. Говорят, что горбатого могила исправит – это про него, про нашего с тобой клиента. Поэтому уголовные дела, связанные с убийствами на сексуальной почве, никогда не закрываются. Сколько бы лет ни прошло после преступления. И еще скажу тебе… Ребенка младшего школьного возраста, убившего кошку, собаку, морскую свинку… уже надо ставить на учет.

– Сексуальный преступник подрастает?

– Не обязательно сексуальный, но то, что преступник… Без сомнения.

– И его нужно изолировать?

– Не надо его изолировать… Но он требует очень пристального внимания к себе.

– Вы сказали, что у него зубы неважные?

– Верхние. Нижние в порядке. Хотя времени прошло достаточно, он мог и мост поставить. А верхние зубы ему скорее всего выбили. Таким ребятам время от времени бьют морды… Достается в первую очередь верхним зубам.

– Он мог и уехать? – спросил Андрей.

– Конечно, мог… Но знаешь… Они обычно привыкают к одному месту, притираются… А потом, что значит уехать?.. Уехать – это засветиться. Неожиданный отъезд всегда обращает на себя внимание. Возникают вопросы – почему вдруг уехал, что случилось?.. Ведь эта зверюга среди людей живет, приспосабливается, старается на человека походить. Но это не всегда у них получается. Звериное нутро наружу лезет, показывает себя, заявляет о себе.

– Рычит? Лает? Воет?

– Нет, все тоньше. Он скорее даже как бы… ластится. Льнет. Понимая где-то внутри себя, что все-таки не такой, как все, что все остальные ему враги. Смертельные. Ведь узнают – в клочья разорвут. В самом прямом смысле слова. И он всем враг. Поэтому, как бы ни выглядел, каким бы ни казался, но в его поведении обязательно проявляется некая… надсадность. Неестественность. Самые невинные слова он произносит не то чтобы через силу, а обдумывая и прикидывая – не говорит ли чего лишнего, разоблачающего. Меня можно понять?

– Вполне.

– И тут возникает одно обстоятельство… Ведь он совершает свое деяние… Как бы это сказать поточнее… В смещенном состоянии сознания. Он не вполне в себе, поэтому ему важно знать, как его преступление воспринимается людьми, что о нем думают, оставил ли следы, есть ли опасность опознания…

– Время работает на него? – спросил Андрей.

– Конечно. Он успокаивается, возвращается в нормальное состояние и уже может участвовать в разговорах о нем же, не выдавая себя, не срываясь на мелочах. Он уже себе нравится, готов восхититься своей неуязвимостью.

– Мать погибшей девочки, Света… Она говорит, что знает его, но не хочет выдавать, пусть, дескать, его постигнет божья кара.

– Не верю, – решительно сказал Аркадий. – Не верю. Я помню эту Свету. Мне кажется, все сложнее… Она не может признать, что ввела в дом и доверилась совершенно незнакомому человеку и этим самым обрекла дочь на такую участь. Я говорил о нравах курортных городов – все легко и просто, все хмельны и веселы, у всех есть деньги на коньяк… Достаточно улыбнуться, рассказать анекдот, коснуться локоточка – и все! Нового знакомого уже можно вести к себе на ночь.

– Думаете, Света из них?

Аркадий помолчал, вскинув брови, словно удивился вопросу, потом поднял с пола бутылку, убедился, что она пуста, и снова задвинул ее в угол.

– На этот вопрос лучше ты мне ответь. А я отвечу на другой, который ты еще не задал… Она не знает этого маньяка. В смысле – кто он, откуда, чем занимается, как его зовут… Скажу жесткие слова – ей и не нужно было все это знать, когда она приводила его к себе на ночь. Она помнит имя, которым он назвался, и этого обычно бывает достаточно. Я допускаю, что она даже не хотела знать, как его зовут по-настоящему… Вот и все.

– Сурово, – пробормотал Андрей.

– Не забывай, с кем разговариваешь. Я трупы вскрываю. Мне простительны слова, которые нормальным людям могут показаться суровыми.

– Как вы относитесь к мистике? – спросил Андрей неожиданно для самого себя. Он даже не осознал, откуда возник этот вопрос и что за ним стоит. Но какая-то работа в нем уже шла, он уже подбирался к будущим своим решениям и поступкам.

– Положительно! – не задумываясь, ответил Аркадий. – Я уже говорил тебе, что иногда разговариваю со своими клиентами. – Он ткнул большим пальцем куда-то за спину, где, очевидно, и располагался морг.

– И они что-то отвечают? – спросил Андрей.

– Отвечают, и по делу! Их голосов я не слышу, Бог не дал им речи. Вернее, Бог речь у них отнял. Но в моем сознании их ответы звучат. Я слышу то, что им хочется произнести.

– Вы сказали, что говорят они по делу… Вы имели в виду – по уголовному делу?

– Они отвечают по смыслу. В ответ на мои слова, к ним обращенные.

– С Леночкой не пришлось поговорить? – негромко спросил Андрей.

– Пришлось.

– Она сказала что-нибудь по делу?

– Да. Сказала, что его зовут Миша. Почему-то у меня в сознании возникло имя Миша. Но сейчас у него другое имя, он никому не говорит, как его зовут по-настоящему. Так она сказала… Значит, уже затевал злодейство. Но, с другой стороны, знаешь, есть люди, которые постоянно представляются чужими именами без всякой задней мысли. Например, назвали его папа с мамой Серафимом, а ему нравится быть Сергеем.

– Как бы там ни было, но при удачном расположении звезд это тоже может оказаться следом.

– Мне больше нравится говорить не о звездах, а о картах. Все зависит от того, как легла карта.

– Я еще загляну к вам, ладно? – Андрей поднялся.

– Конечно, заходи. Всегда рад видеть тебя… Живым.

– Мне что-то угрожает?

– А ты сам не догадываешься? Стоит тебе в своих поисках приблизиться к нему, он сразу это почувствует. Они, эти маньяки, видишь ли, чувствительны, – усмехнулся Аркадий. – Но при этом безжалостны. Хотя нет, я неточно выразился… Они не безжалостны, просто у них нет жалости. Безжалостно может поступать человек, у которого жалость в душе ли, в характере все-таки есть. Так что береги себя. Им нечего терять.

– Вы не первый, кто говорит мне это.

– Ничего удивительного. Эта мысль просто носится в воздухе.

– Я бы сказал, что эта мысль висит в воздухе, как хороший, полновесный топор.

– И так можно сказать, – Аркадий поднялся, пожал Андрею руку. – И Свету предупреди – в опасности девочка. А я… Поскольку мы с тобой слегка выпили… Пойду поговорю со своими… Может, чего дельного скажут. – Аркадий похлопал Андрея по плечу.

Андрей с облегчением вышел из сумрачного помещения и некоторое время стоял на крыльце, ожидая, пока из него выветрится сероватый, сыроватый воздух морга. И единственная мысль, которая пришла ему в голову, пока он, зажмурившись, стоял, подняв лицо к солнцу, была такая: «Надо срочно звонить Равилю».

Он бы ни за что не вспомнил об этом человеке, о давнем своем друге, если бы не мистические откровения Аркадия, если бы не его рассказ о том, как он беседует иногда с покойниками, что они могут даже что-то сказать об обстоятельствах собственной смерти.

Если об этом задуматься здраво и спокойно, то нужно признать, что мистического в этом не так уж и много, если вообще что-то мистическое здесь присутствует. Все мы частенько разговариваем с людьми, которые от нас в данный момент далеко, мысленно разговариваем, мысленно. Мы ссоримся с ними, выясняем отношения, миримся, прощаемся, объясняемся в любви и ненависти. И опять же, не всегда эти люди живы, часто их давно уже нет на земле. Но наши отношения с ними не прекращаются, мы продолжаем доказывать им свою правоту или каяться в том, что натворили десятки лет назад. Бывает, они нас прощают, а случается, припоминают такие подробности давних наших поступков и проступков, что хочется уже не мысленно, а криком кричать, пытаясь что-то доказать, в чем-то повиниться…