— Шанталь, — произнес он задумчиво.

— Что?

— Ничего. Просто так. Приятно звучит.

Она радостно засмеялась.

— Вот красивое имя. — Она прочитала название лодки. — «Ноэми». Немного старомодно, но красиво, да?

— Мирей говорит, что, если у нас будет девочка, назовем ее Джоан. На американский манер.

Они приближались к мосту Гренель и как раз проходили мимо последней лодки.

— И вот старомодное имя — «Мария Луиза», — заметила девушка. — Мне нравятся двойные имена: Мария Луиза, Анна Мария…

Дойдя до моста, они пошли вверх по лестнице, и на верхней ступеньке Люк наконец решился поцеловать ее. Как раз в это время Бруно пробежал по лестнице вниз, пересек набережную и поднялся на борт «Марии Луизы», открыв дверь своим ключом. Десять минут спустя появилась Ингрид — на ней был парик и темные очки, цветочница у метро на сей раз ее не узнала. Вскоре еще двое, порознь, спустились по лестнице у моста Мирабо и благополучно оказались на борту «Марии Луизы». По пути никто их не заметил — сеть Баума снова не сработала.

Встреча членов штаба продолжалась около часа. Обсудили планы насчет парада, который будет в воскресенье, поговорили о том, как восстановить связь с Феликсом.

— На воскресную операцию с Сержем иду я сама, — заявила Ингрид. — Не могу никому ее доверить. Мы узнавали — стройплощадка завтра в первой половине дня будет открыта, так что пройдем туда спокойно.

— Оружие готово?

— Сегодня вечером Беранже принесет.

— Какого рода оружие?

— Миномет «хочкисс-брандт коммандо» и несколько автоматов.

— Как же вы доставите на место миномет? Это сложно!

— Он весит всего восемнадцать фунтов. Серж пронесет его под видом каких-нибудь труб.

— А снаряды?

— Есть. Диаметром шестьдесят миллиметров, бьют на сто метров.

— Еще вопросы есть?

Вопросов не было.

— Итак, — заключил председательствующий, — пожелаем нашим товарищам удачи.

На набережную выходили по одному. И опять никто из многочисленных агентов Баума не опознал Ингрид и не обратил внимания на остальных — они растворились в толпе, спешащей по своим делам. Приближался жаркий уик-энд.

В полночь Баум попробовал поспать на узком и неудобном ложе, которое соорудили для него в соседней комнате. Уснуть ему, однако, не удалось, и, проворочавшись целый час, он вернулся к себе в кабинет и сидел там, перебирая карточки или просто обхватив голову руками, и думал, думал, думал. Ныло в боку — печень напоминала о себе.

Похоже, дело плохо. Прошла уже половина ночи с пятницы на субботу. До парада меньше полутора суток — тридцать шесть часов, а он все еще полагается на случай. Инициатива полностью ускользнула из его рук, теперь игрой правит леди Удача, а это такая ветреная особа… Если не произойдет нечто непредвиденное, то утром в воскресенье разразится беда. На обычную полицию, которая следит за порядком в толпе, рассчитывать нечего: ее функции чисто формальные. Если кому-то придет в голову напасть на участников парада из какого-нибудь укрытия, он спокойно это сделает. И даже если знаешь приблизительно, где это укрытие расположено, все равно ничего не предотвратишь — мишень слишком велика.

Он выпил холодный кофе и принял таблетку. Сходил в дежурку, полчаса проболтался там. Но сонный дежурный клевал носом и не расположен был к разговорам. Баум побродил по пустым коридорам, заглянул в комнату, где находится радиоаппаратура, потом пошел было в архив, но там оказалось заперто. Около трех он снова лег, не раздеваясь, сняв только ботинки, и провел часа три, перебирая в памяти события последних недель и пытаясь понять, где он ошибся и в какой именно момент, действуй он иначе, мог быть толк. Возможности, что с самого начала его действия были неправильны, он не допускал. Нет, ошибки ошибками, но в целом он прав. Да, но ошибки эти целиком на его совести…

В шесть Баум поднялся, сполоснул лицо холодной водой и побрился тщательно, насколько позволяли условия. Он был угнетен и опустошен. «Это просто депрессия, вызванная бессонной ночью, — сказал он себе. — В таких случаях помогает кофе покрепче. Сейчас выпью кофе и буду готов встретить день, который, возможно, окажется самым неприятным за всю жизнь».

Столовая открывалась только в восемь, он вышел и зашагал по улице мимо мусорщиков, громыхающих железными баками, мимо автомобилей, выстроившихся бесконечными рядами, — недалеко отсюда есть кафе, которое, он знал, уже открыто, там по утрам собирается весьма сомнительная публика. Он заказал большую чашку черного кофе, положил побольше сахару и, сделав несколько глотков, почувствовал себя лучше и постепенно приободрился: в конце концов не все потеряно. Впереди тридцать часов. Не так уж много, но достаточно, чтобы ситуация могла измениться…

Господи, ну почему удача отвернулась от него? Вернее — почему неудачи неотвязно преследуют его на этот раз? Девчонка, за которой так старательно следили, смылась, Жан-Поля тоже упустили. Удалось поймать Рене — так Ассар все погубил своей жестокостью и тупостью. Ну почему все так вышло? Может, фортуна просто недолюбливает контрразведку, не понимает, какую важную роль играет эта организация? Самое обидное: когда что-то начинало получаться, они своими руками все портили. И нет им никаких оправданий. Они — да что там они?! — он, он сам все проворонил! А теперь сидит и скулит, требуя от судьбы милосердия, помощи и удачи, которых он не заслужил.

«Ну-ка, соберись Альфред, — приказал он себе, когда официант принес вторую чашку кофе и горячий круасан. — Хватит ныть, думать пора. Работы полно. Например, что предстоит сделать сегодня?»

Он вытащил из одного кармана лист бумаги, из другого шариковую ручку и набросал план по пунктам: 1, 2, 3… Потом подозвал официанта, расплатился и зашагал обратно на улицу Соссэ. Теперь он полностью пришел в себя и был готов к бою.

В восемь кабинеты ожили. Баум вызвал инспектора Алламбо, и вдвоем они, подъехав на машине к мосту Мирабо, присоединились к технику, который дежурил в радиофургоне. Тот умирал со скуки и все время что-нибудь жевал — новостей не поступало, а болтать по радио ему строго-настрого запретили.

— Поговорим с оперативниками, — предложил Баум, — вызови-ка инспектора Шарко.

Инспектор как раз совершал утренний обход, ничего интересного он не заметил.

— Пожалуй, надо и с остальными побеседовать, — решил Баум. — Присылай их ко мне по одному с интервалом в двадцать минут. Поднимем им настроение.

Все утро ушло на короткие и безрезультатные интервью. В одиннадцать Баум закончил беседу с сержантом — одним из тех, что изображали прохожих, и повернулся к Алламбо:

— Пусто, а?

Алламбо только вздохнул — он никогда не видел старика настроенным столь пессимистически, неуверенным в себе. Все это бесполезная трата времени и сил…

Пока они обменивались впечатлениями, по вызову дежурного явились Люк и Шанталь. Парочка скромно жалась в дверях, уважительно внимая беседе старших. Баум, казалось, их не замечал.

— Может, мы вообще на ложном пути — Мария Луиза вовсе не хозяйка явки, а эта блондинка, она где-то здесь живет, встречается же группа вообще в другом конце Парижа…

— Если это так, то блондинка — наша единственная зацепка.

— Хотел бы я знать, кто тогда Ингрид, — сказал Баум. Тут он заметил наконец Люка и Шанталь. — Ага, еще двое. Ну, что скажете?

— Ничего, шеф, все спокойно.

— Может, у вас идеи какие-нибудь появились?

— Да нет…

— А у вас, барышня? Как насчет женской интуиции?

Шанталь улыбнулась, продемонстрировав свои знаменитые ямочки.

— Извините, шеф, вы сказали, что интересуетесь женщиной по имени Мария Луиза. Насчет женщины не знаю, но тут неподалеку стоит лодка, которая так и называется — «Мария Луиза»…

Она взглянула на Баума робко, будто ожидая, что ей велят замолчать и не лезть со всякой чепухой. А вместо этого Баум минуту смотрел на нее молча, потом вдруг лицо его просияло, и он с силой ударил пухлым кулаком по ладони.