— одетые весьма разнообразно, сотрудники и сотрудницы отдела прогуливались по кварталу, занятые чтением газет или, безусловно, интересным разговором, у некоторых были сумки с продуктами;
— почтенная матрона, лет тридцать просидевшая в архиве на улице Соссэ, превратилась в цветочницу — ее здоровенную корзину пополнял на рынке разъяренный сержант полиции, который никогда не предполагал, что ему поручат такую, с позволения сказать, работу. Но матрона была в восторге от новой должности и обосновалась у самого входа в метро, спрятав радиопередатчик в своей необъятной юбке.
— Ну, мы сделали все, — доложил Баум обеспокоенному Вавру. — Если что упустили, так дополним, я человек не гордый. Правда, квартал и так битком набит нашими.
Вавр вздохнул:
— Надеюсь, на сей раз повезет. Столько сделано, должна же быть хоть когда-то удача, мы ее заслуживаем.
— Еще мы могли бы Хемминга, он же Феликс, арестовать, — задумчиво предложил Баум.
— И часа не пройдет, как посольство кинется его спасать. Ну и что будет? Дипломатический скандал. Заголовки в газетах во всю страницу. Вопли из Вашингтона, а уж тут у нас какие вопли! Нет уж, такого лучше не надо!
— Я это и ожидал услышать. Но у нас на этого субъекта столько всяческих данных, что его дважды повесить можно.
— Дело не в нем. Дело в том, что такой скандал с политической точки зрения сейчас невыгоден. Забудем о Хемминге!
— Все-таки мне кажется, что было бы разумно посвятить президента в его делишки.
— Да ведь ничего не докажешь.
— Я мог бы связать его деятельность с тем, что делал Рене, а Рене был связан с Масэ, который передал в «Юманите» секретные документы. Звенья этой цепочки прочные, суд счел бы аргументы вполне убедительными. Но о суде, кажется, и речи нет?
— Я подумаю обо всем этом, Альфред, но мне сама идея пока не нравится. Что у тебя есть конкретно против Хемминга? Если дойдет до объявления его персоной нон грата, то мне понадобятся данные.
— Я их пришлю. Я написал резюме по его досье, этого достаточно. Но мы еще к этому вернемся.
В дверях он обернулся:
— Пожелайте мне удачи.
Совершенно секретно.
Информация из архива контрразведки о Рольфе Уолдо Хемминге.
Родился в Монреале (Канада) 9.8.1925 г., мать — уроженка Канады, отец — американец. Гражданин США.
Учился в государственных школах в Монреале и Бостоне, изучал конституционное право в Гарвардском университете. Закончил summa cum laude[3] в 1949 г.
Карьера. В 1950 г. стал членом коллегии адвокатов. Очевидно, в 1951 г. завербован ЦРУ. Ему протежирует Джеймс Энглтон — специалист по тайным операциям. Первая заграничная служба — в Тегеране в 1953-1954 гг., покинул Иран через месяц после путча, сместившего левое правительство и поставившего у власти шаха Пехлеви. В 1953-1962 гг., по всей вероятности, замешан в политических кризисах в Сирии и Ираке. В Конго с 1962 по 1965 г. — до того момента, как к власти пришел генерал Мобуту.
Сведения о деятельности между 1966 и 1975 г. скудны. Одно время работал в Вашингтоне, в разные годы — в Никарагуа и Сан-Сальвадоре. В 1975 г. назначен советником по культуре в посольстве США в Париже. Активно сотрудничает с конгрессом «За свободу культуры» и радиостанцией «Свободная Европа». Вероятно, осуществляет связи между этими организациями и ЦРУ.
Политические взгляды. Характеризуется как «ястреб» — сторонник самой жесткой политики по отношению к СССР и ужесточения антикоммунистической деятельности в Западной Европе. В частности, считает большим злом социалистические партии — по его мнению, они открывают дорогу к коммунистическому правлению. Симпатизирует крайне правым партиям и группировкам. Сведения почерпнуты из разговоров и отзывов его сотрудников. Никаких непосредственных контактов с правыми экстремистами не прослеживается.
Личные качества. На протяжении всей жизни — гомосексуалист, без долгих и прочных связей. Увлекается красивыми молодыми людьми 18-28 лет, но возраст может быть и другим. Время от времени появляется с приятелями такого рода в самых дорогих отелях: его доходы позволяют делать подобные траты.
Владеет английским, французским, итальянским, арабским, немного — испанским.
Контакты: министр обороны, министр заморских территорий, префект полиции, председатель Парижского коммерческого банка, ряд контактов в коммерческих и финансовых кругах плюс множество знакомств в мире искусства.
Заключение. Возможно, Хемминг проводит собственную политику, которая выходит за рамки деятельности ЦРУ. Возможно, что руководству ЦРУ известна далеко не вся его деятельность. Судя по тому, что Хемминг — один из немногих заметных сотрудников, которым удалось уцелеть после кризиса во время и после президентства Никсона (тогда уволен был даже Джеймс Энглтон), у Хемминга есть какой-то могущественный покровитель. Если это так, то, видимо, в его департаменте об этом не знают. Как бы то ни было, следует признать, что если мы попросим выслать его из страны, то и ЦРУ, и посольство США не сочтут наши доводы убедительными и из принципиальных соображений откажут нам в просьбе. Если же мы будем настаивать, то это немедленно скажется на положении сотрудников французского посольства в США, соответственно пострадают интересы Франции.
Подпись: Баум. См. досье № у/Н 8101877, Хемминг Р.У.
Фото: имеется. Отпечатки пальцев: только правой руки. Запись голоса: имеется. Сведения получены от: список осведомителей имеется. Качество информации: с момента прибытия во Францию — хорошее, за предыдущий период — мало конкретных обоснованных деталей».
В тот же день попозже Баум еще раз заглянул к Вавру. На столе лежал его отчет. Вавр неприязненно ткнул в него пальцем:
— Завтра в десять идем к президенту с этим.
— Вы сами просили о встрече?
— Да нет, нас вызывают.
— Ну и как вам? — Баум имел в виду резюме.
— Согласен — надо это показать президенту. Хотя бы для самозащиты.
— А что скажем насчет расследования утечки информации в Комитете обороны?
— Скажем как можно меньше. Предоставь это мне, я завтра к утру состряпаю им сценарий. Вообще я считаю, что политическим деятелям ничего не надо знать, кроме того, что скрыть уже невозможно. Даже президентам. Так что надо хорошенько тут все обдумать.
— Наибольшие улики — против министра обороны, — сказал Баум. — Но ничего мы не докажем, только добьемся грандиозного политического скандала.
— Уж это наверняка. Хотя мы-то знаем, что он приятель с Хеммингом. И ему сподручнее было, чем другим, передавать эти протоколы, раз они в его министерстве печатаются.
Вавр помолчал и спросил с озабоченным видом:
— В его досье ничего такого нет?
— Я смотрел — все чисто.
— А что этот твой Пишу говорит?
— Он каждый вечер встречается с нашим инспектором и передает ему всю хронику — где министр был, с кем виделся и т.д. При первой же встрече выложил все мерзкие сплетни — он своего начальника, оказывается, терпеть не может. Так что мы много чего теперь знаем о нашем приятеле Пеллерене, но, правда, такого, что нас не касается. Кроме одного — он, оказывается, запросил самые последние сведения о нас обоих.
— Много он интересного услышит! — рассмеялся Вавр. — Разве что ты содержишь пару блондинок на бульваре Сен-Жермен…
— У самого Пишу, — продолжал Баум, — были серьезные мотивы, чтобы скопировать протоколы и передать их. Все та же страховка — он боится победы левых. Но раз уж он такой боязливый, так почему бы ему не застраховаться и от правых? Во всяком случае, в наш список его внести надо.
— А кого еще?
Баум взглянул на Вавра исподлобья, чуть улыбаясь.
— Полагаю, некоего Ги Маллара — министра внутренних дел и нашего непосредственного начальника.
— Ты что-то знаешь, чего я не знаю?
— Ничего такого, что позволило бы мне утверждать с уверенностью. Только немного истории — я тут читал и перечитывал его досье, в общем-то, это занятие почти бесполезное. Но одну мелочь я заметил — может, она ничего и не означает, но любопытно все же. До того как заняться политикой, он был на дипломатической службе. В 1957 году поехал в Бейрут в качестве второго секретаря посольства и работал там два года. Бейрут — не такой уж большой город, и дипломаты разных стран там все друг друга знают. К тому времени, как приехал Маллар, Рольф Хемминг прослужил в американском посольстве уже целых два года и наверняка знал всех и каждого. Уж, конечно, такой коллекционер полезных знакомств не мог не подружиться с нашим Ги Малларом, тоже весьма общительным и тоже знающим цену подобным связям. Поверить не могу, что они не поддерживают знакомства здесь, в Париже. Однако обратите внимание — в досье Хемминга Маллар не упомянут. Это означает лишь одно: он и есть главный «приятель» Хемминга, и оба считают нужным держать свою «дружбу» в секрете.
