Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Е. Поселянин. Пустыня

Предисловие к первой части

Пустыня!..

Сколько манящей силы, сколько таинственной прелести заключается в этом одном слове для многих душ христианского мира!

Не только для тех избранников, которые жаждут безусловной правды, совершенного служения Богу, для которых самое желанное в жизни — возможность предаваться ничем не развлекаемой молитве, не видеть ни одного лица человеческого, а лишь прислушиваться к тому чудному гимну, который сотворенная тварь поет своему Творцу и в котором щебет птицы, рев моря, журчание ручья и лучи звезд сливаются в один согласный аккорд; лишь созерцать в этой природе, хранящей всю ненарушенную свою красоту, отблески славы Божества, — не только для них одних понятно обаяние пустыни. И с обыкновенным, созданным для мира средним человеком бывают минуты, когда все то лживое, мелкое, пошлое, из которого состоит главным образом мирская жизнь, начинает настолько претить душе, что она рвется из обычных уз, от людей в неведомую даль.

Ей хочется ходить там, где не ступает нога другого человека; ей хочется в ненарушимой тишине насытиться тихим сияниям ночного неба и думать без конца о Боге и в этой обстановке, где нет искусственных преград между душой и Богом, ощутить в себе близость Бога и поклониться Ему всей крепостью своей.

Стар спор о правах мира на служение Ему всех людей. Много было и будет говорено о том, что глубоко эгоистично побуждение, толкающее людей на такие исключительные одиночные пути спасения. Но не будем суживать и насиловать природу. Она одинаково растит и дружно подымающиеся неисчислимыми тысячами деревья леса, и в великолепном одиночестве развивающиеся стволы, которые никогда не достигли бы той чрезвычайной силы, если бы росли среди других.

Принято преклоняться перед глубоколичными, исключительно сосредоточенными чувствами. Осуждают ли жену, которая через двадцать лет скорбит об утраченном муже так же горячо, как в день его смерти? Скажут ли слово упрека безгранично преданному человеку, для которого с уходом любимого его существа разом поблекли все краски, разом исчезли все радости жизни? Как же осуждать людей, для которых все впечатления жизни без остатка покрыты вечно стоящей перед ними за них принесённой Жертвой Бога?

Когда на руках у сына отходит страстно любимая мать, когда отец ловит последние вздохи единственного сына, кто от них потребует в ту минуту интереса к общественной жизни?

Так вот, есть люди столь великой искренности и столь глубокого сердца, что все живущее заслонено для них одним таинственно и чудно страшным призраком: призраком Распятого Христа. И всякую минуту тяжелые капли Божественной Крови падают над ними из-под терна, растерзавшего Божественное чело; и всякую минуту в их ушах отдается вопль Бога на кресте: «Стражду!»

Что странного в том, что в таком состоянии духа эти люди не жильцы среди мира?! Пригвоздить свой взор к этому Кресту; вместо всего разнообразия речи человеческой повторять лишь одно слово, выше которого нет ничего во Вселенной и в котором они заключили всю свою любовь и все свои надежды, — слово «Христос» — вот единственное возможное призвание этих людей. «Они не созданы для мира, Как мир не создан был для них». И пусть они не приносят людям пользы в ощутительной грубой форме. Красота, лучезарная красота, которой в таком подвиге пламенной любви Божественной достигает их душа, бросает свой отсвет даже из недосягаемой дали их пустынь на мир людей.

Из звездного неба не выкроишь себе платья, не вырежешь куска хлеба, но сколько бы потеряла жизнь без звездного неба! Сколько людей, глядя в него, по-видимому столь непонятное и чуждое, находили в нем одни утешения своих страданий, другие могучее вдохновение, даже новые пути жизни.

Так и с этими пустынниками. Они бегут от мира, чтобы приобрести Христа. А мир бежит за ними, чтобы через них приблизиться к Христу.

Только в период духовной работы, в первую эпоху пустынножительства, мир забывает об истинном отшельнике. Но, когда в постоянной беседе с Богом пышно расцветет душа аскета и лучи его святыни пробьют чащу леса, те люди мира, которым дорога духовная высота, нетерпеливой рукой стучат в пустынную келью. Стучат тем громче и терпеливее, чем она упорнее заграждена. И ничем нельзя устранить этого стремления, как не удержать насекомых, из ночной темноты летящих к источнику света.

Русской душе особенно понятен, дорог подвиг пустынника, потому что ни один народ не был так чуток к бесконечной цене Голгофской Жертвы.

Едва появившись в России, христианство, как весна водами половодья, наводнило дебри этими «небесными человеками, земными ангелами». Никакие внешние препятствия, никакие тягости северного климата не могли уменьшить этой распалявшей русскую душу жажды «пустыни». Чуть христианство утвердилось прочно на святых горах киевских, является великая рать бессмертных иноков с родоначальниками своими преподобными Антонием и Феодосием. То были первые жаворонки, певшие Руси весну ее православия над зеленевшими всходами ее веры. Центр русской истории передвигается к северу — является новый богатырь с новыми ратниками, чудный Радонежский игумен. Далеко по крайнему северу Руси разлетелись птенцы его святого гнезда.

И действительно, что-то освободившееся от человеческих ограничений, что-то райски первобытное было во многих его последователях, этих удивительных насельниках Вологодского края, которые, как птицы, ютились в дуплах деревьев.

Прошло с тех пор пять веков. Но жажда пустыни не иссякла в чующей Бога русской душе. И почти в наше время русский народ выставляет одного из величайших когда-либо живших пустынножителей в лице Саровского старца Серафима.

При такой любви к «пустыне» для православного читателя, конечно, будет интересна повесть о великих египетских отцах. О тех людях, которые, живя среди христианства, только что еще утверждавшегося в мире, искали в пустыне уединения с Христом, «проидоша в милотех, и в козиях кожах, лишени, скорбяще, озлоблени» и принесли в жертву Богу то большее, что может человек отдать в жертву, — свою жизнь.

I. О происхождении монашества

Монашеский подвиг не представляет собой какого-нибудь насилия над человеческой природой, а является вполне естественным состоянием для многих людей, имеющих особый душевный склад.

Во все века на разных ступенях общественной жизни, среди разных положений находились люди, которые посвящали все свои силы на всецелое и исключительное, всю жизнь поглощающее служение какому-нибудь великому интересу. Недаром опытные и проницательные люди утверждают, что редко когда великие деятели в области мысли и искусства были счастливы в семейной жизни.

Слишком тонка духовная организация этих людей, слишком глубоко уходят они в ту невидимую миру, но обогащающую мир прекрасными произведениями внутреннюю работу, чтобы приносить семье достаточную свежесть и непосредственность чувства и заботы.

Вообще интерес к чему-нибудь может до такой степени охватить человека, что все иное в жизни, кроме этого интереса, будет казаться ему как бы несуществующим.

Таким образом, путем простого сравнения мы должны прийти к той мысли, что уже по самому складу человеческой природы должны найтись люди, которые будут всецело, так сказать, захвачены и поглощены той светлой и безграничной святой областью какой представляется царящее над миром Божество.

Если мы признаем и понимаем людей, для которых ничего в жизни не существует вне сферы звуков, если мы понимаем и оправдываем их деятельность, состоящую исключительно в том, что они прислушиваются к таинственно доносящимся к ним из какой-то чудной неведомой дали прекрасным звукам и стараются передать эти звуки людям, то как же не понять нам и тех людей, для которых во всем мире нет ничего, кроме покрывающего и наполняющего весь мир Божества, нет иной цели, как возможно тесное слияние с Ним; нет иной заботы, кроме творения Его Воли; все слова которых суть только молитва к этому чудному краю их желаний; для которых, одним словом, весь мир, все созданное как бы блекнет и тает в лучах Божественной Славы.

1
{"b":"136125","o":1}