Ага, начала записывать более связно. Что еще? Может, про себя что-то? Если дневник будет читать кто-то чужой. Там вообще-то есть данные владельца… ну да, наполовину вымышленные, я же обычно сразу в Сеть транслирую.

Кто-то бегает за дверью в коридоре. Он им что-то кричит… Все, теперь ясно, что записать.

Меня зовут Сэлл, мне 21. Я живу с мамой в Айстауне, на Европе. Сектор 7, купол 11, блок 800–264. Сегодня я должна была сесть на скоростной рейс № 3517А по маршруту Юпитер — Европа — Земля. Вместо этого я… я захвачена в заложницы в туалете космопорта. Сейчас 13:20 по местному времени. Он обещает меня убить и требует представителей телевидения. Кажется, он сумасшедший.

Его зовут Шин. Он говорит, что он не сумасшедший. Неужели прочитал мой дневник? С виду у него никаких имплантов, ровная лысая голова. Только какая-то обгорелая, как и руки.

Попросила его отпустить меня. Сама не знаю почему, стала рассказывать про Андреаса, и как копила на билет, и как боялась, что… Он перебил меня и спросил, на чем я лечу. Сказала, что на скоростном. Он сказал, что я идиотка.

Какой-то человек в защитном шлеме просунулся в дверь и снова спрашивал, что надо моему захватчику. Дуло пистолета уже не так давит. Только когда зацепилось за мамины бусы у меня на шее, он его опять за ухо переставил. Но не больно.

Он говорит, что на скоростных не перевозят людей. Их усыпляют, а потом «телепортируют». А в корабле вместо них везут на Землю наших местных ледяных червей, которых невозможно «телепортировать», потому что у них что-то там с низкой температурой.

Ледяные черви стоят очень дорого и водятся только на Европе, это я знаю. Но остального так и не поняла. Полгода назад в новостях рассказывали про разработки этой самой «телепортации». Что-то вроде мгновенного перемещения с планеты на планету. Кажется, их объявили шарлатанством и запретили. Но если это работает — что в этом плохого?

Он снова назвал меня идиоткой. Но он не злой, я уже поняла.

Он говорит, что при телепортации людей просто убивают. Сначала сканируют, потом через Сеть пересылают данные и делают копию в наноконструкторе на Земле. А оригинал, который сканировали на Европе, сжигают в криогенной камере. Получается как будто мгновенное перемещение. Но на самом деле там, на Земле, оказывается совсем другой человек. Совсем другое сознание.

Это не укладывается у меня в голове! Если там, на Земле, оказывается моя точная копия… то есть, получается, я сама… Нет, не понимаю. А вот Андреас наверняка сразу понял бы.

Кажется, ему надоело объяснять. Смотрит на меня как на полную дуру. Но кое-что все-таки прояснилось. Все эти странности с его кожей — специально рассчитанная мутация позволяет работать при высоких температурах. Он был спасателем на Марсе. А на Европу его пригласили, чтобы усовершенствовать противопожарную систему в криогенных камерах скоростных кораблей. Но чем дольше он с ними работал, тем более подозрительной казалась ему эта система — с какой стати в камере для анабиоза могут быть столь частые возгорания? Тем не менее, он доделал свою работу и как раз сегодня собирался вернуться на Марс… на скоростном.

У него совсем испортилось настроение. На новые вопросы отвечает неохотно, уходит в себя. Нет, он никого не убивал, только ранил при самообороне. Нет, никакого пожара не было. Ожоги? Да как раз оттуда и ожоги, из криогенной камеры! Почему-то не удалось им его усыпить, слишком его переделала эта профессиональная мутация. И сжечь после сканирования его не удалось. Когда начало жечь, он за несколько секунд успел включить свою противопожарную систему. Прямо оттуда ее и включил, лежа внутри анабиозной камеры — благо с ее устройством он хорошо знаком по работе. А потом, когда выбрался из нее, — глядит, на него уже оружие навели и предлагают не суетиться. Там у них специальные охранники, как раз для таких сбоев.

У охранника он и отобрал пистолет. Сначала хотел просто убежать из космопорта, но всё выходы уже перекрыли. Только и осталось, что коридор, ведущий в туалет… с юной идиоткой внутри. Это про меня, да.

Просидели молча минут десять. Только сейчас поняла: если все это — правда, меня, скорее всего, тоже убьют.

За дверью какая-то возня. Они кричат, что прилетели телевизионщики, как он просил. Мы с ним смотрим друг другу в глаза. Да, я тоже не верю.

Дверь распахивается. Я понимаю, что это происходит очень быстро, но ощущение такое, будто все вокруг из жевательной резинки.

На пороге появляется второй Шин, точно такой же. Он кричит: «Все и порядке!», улыбается — и тут же оказывается рядом с нами. В воздухе что-то мелькает, дуло пистолета чиркает мне по шее и рвет нитку бус. Красные шарики прыгают по мраморному полу, а первый Шин уже лежит и не шевелится. Его близнец сгребает меня зеленой рукой и швыряет в чьи-то руки за дверью. Темно…

Ох, ну надо же так перенервничать! Никогда раньше обмороков не было. Хорошо хоть, у них везде камеры стоят. Говорят, меня скрутило сразу, как я в туалет вошла. А я даже и не помню, как туда входила!

Но медики у них в космопорте что надо, сразу видно. Пара витаминных уколов — и как новенькая. И главное, даже не опоздала на рейс! Еще целых сорок минут до вылета. А вот была бы история, если бы такой дорогой билет прогорел! Тогда бы я, наверное, в такой обморок хлопнулась, что парой уколов не обошлось бы…

Полистала дневник. Последняя запись: «Хотя насчет живота он, наверное, прав. Не надо было есть в этом молочном кафе. Интересно, где у них тут туалет?»

Смешно! Опять не послушалась Андреаса, упрямая дурочка. Ну ничего, через сорок минут я буду с ним — и всегда-всегда буду слушаться!

Еще полчаса. Сижу как на иголках, перебираю в кармане шарики маминых бус. Говорят, они порвались, когда я в туалете на пол хлопнулась. До чего же добрые люди — собрали все бусины и мне в карман положили! Одной только не хватает. Наверное, закатилась где-то там в туалете. Ладно, хватит и шестнадцати, не такая у меня толстая шея.

Хотя жалко все равно. Мамин подарок, все-таки. Мама у меня немножко параноик, когда дело касается всяких записывающих устройств. Оно и понятно: в ее времена чипы памяти то и дело сбоили. Но сейчас-то все иначе, и мой дневник никогда не сбоит. Я даже никогда и не пользовалась теми логами, которые в бусы копируются из дневника каждые тридцать секунд. Просто они красивые, вот и ношу.

Может, все-таки сходить да поискать эту бусину? Еще целых двадцать восемь минут…

Я ушла от Андреаса. Ничего не могу с собой поделать.

Целых две недели все было прекрасно. Его руки, и губы, и он весь, такой теплый, такой настоящий. И его замечательный дом, и друзья, и море… Даже ничего не писала в дневник все эти дни, так было хорошо.

Но какая-то смутная мысль то и дело выскакивала в голове — и подтачивала, подтачивала, как ледяной червяк. Словно я забыла о чем-то важном. И еще каждый раз, когда натыкалась в кармане на бусину, найденную тогда в туалете за раковиной, — сразу начинал болеть живот.

В конце концов не выдержала. Открыла в дневнике мамину любимую опцию, беспроводное подключение к дополнительной памяти. И прочитала, что в бусине записано. Последний лог, который в самом дневнике почему-то не сохранился. Скопировала его на место и перечитала все снова. Раз десять, не меньше. Никакой это был не обморок.

Не знаю, что теперь делать. Весь день хожу по этому огромному теплому городу, кручу в пальцах эту холодную бусину, пытаюсь хоть за что-нибудь зацепиться взглядом. Бесполезно. Мне больше не нравится Земля. Мне не нравится Андреас. А ноги уже который раз сами собой выводят к космопорту. Я хочу домой. И еще хочу найти того, второго… Шина. Сама не знаю зачем.