Сова с Робертсоном стоят в зоне режима радиационной безопасности. Сова с папкой в руках. Перед ними скалы. На скалах огромный плакат – матрос сжимает автомат, под ним лозунг «Североморец! Бдительность – наше оружие!», снизу приписка: «Североморец! Не води ебалом!» Последнее слово затерто, но понять, что там было сначала написано, можно.

– Учись, Александр Васильевич, настоящему делу военным образом! Мы сейчас встанем тут на пересечении всех путей и будем ждать, когда мимо нас пробежит все наше ракетное начальство. Тогда мы и подпишем у них бумаги.

И тут внимание Совы привлекают два кота. Они выбегают на дорогу, устраиваются друг напротив друга и начинают орать.

Сова слушает их с явным удовольствием, потом вдруг начинает завывать на манер кота, чем немало удивляет Робертсона. Тот начинает смотреть на него с опаской. После того как в разговор двух котов вмешивается Сова, коты, перестав орать, слушают его немного смущено, а потом тихо уползают в кусты.

– Не мог! – говорит Сова с удовлетворением. – Мужики выясняют отношения. Не мог не вмешаться. Так, на чем мы остановились?

– На том, что нам флагманские здесь подпишут все бумаги.

– Вот именно. Обязательно здесь.

– А разве нельзя в кабинете подписать? – спрашивает Робертсон.

– По кабинетам ходить – время тратить. И их еще и на месте никогда не бывает. Они же бегают. Но мимо этого места никто пробежать не может. Вот увидишь – через двадцать минут через нас пробегут все флагманские. Да! Вот еще что! Мы стоим в зоне в рабочее время. Тут так просто не стоят, поэтому мы сейчас замаскируемся.

– В траву ляжем?

– Ну зачем так радикально? У нас повязки патрульных имеются.

И Сова достает из кармана две красные повязки с надписью «Патруль». Они повязывают их друг другу.

И тут Сова меняется на глазах. Он выпрямляется, расправляет грудь, набирает воздух, а потом вдруг как заорет:

– Молчать! Право на борт! Молчать! Право на борт!

Робертсон от неожиданности пугается, поскольку в зоне никого нет, она совершенно пустая, и поэтому Робертсону в который раз кажется, что его начальство, Сова – не совсем в себе.

– Испугался? – хитро хихикает Сова. – Учись! Вот так утром проорешь пятьдесят раз – и потом весь день служишь спокойно! Да вот, гляди!

Вдалеке бредет строй воинов-строителей.

– Вот смотри, лейтенант, – говорит Сова, кивая на строителей, – только у нас есть такое возмутительное словосочетание, как воин и строитель. Везде воины разрушители, а у нас, понимаешь, строители. Вот смотри, как они идут.

Те идут – нога за ногу, зачуханные какие-то. Сова вдруг становится по стойке «смирно», Робертсон невольно повторяет за ним каждое движение. И тут вдруг Сова громовым голосом здоровается с подходящим строем воинов:

– Здав-ст-вуйте, то-ва-ри-щи воины-стро-и-тели!

Те немедленно берут ногу, выравниваются, подтягиваются, делают «равнение направо», орут:

– Здравствуйте, товарищ майор! – и, чеканя шаг, идут мимо.

Сова и Робертсон отдают им честь.

Потом Сова косит на Робертсона хитренькие глазки и говорит:

– Вот что Устав животворящий с людьми-то делает! Понимаешь, с ними, похоже, никто до этого не здоровался. Их вообще за людей не считали – а тут. Вот из-за этих моментов, Робертсон, я и люблю нашу армию!

Сова был прав. Через двадцать минут мимо них пробежала куча флагманских и все они подписали Сове бумаги на регламент.

Утром Рустамзаде и Робертсон идут с ПКЗ в спецполиклинику.

– Чертовы анализы! – говорит начхим. – Ну почему нельзя встать утром, помочиться в баночку и в спецполиклинику принести уже баночку? Почему каждый раз надо так мучиться? Нет! Я уже не могу. Ты как хочешь, а я отолью немного.

Начхим становится посреди дороги и, воспользовавшись тем, что утро и дорога пуста, писает прямо на дорогу. Робертсон сначала терпит, а потом он слышит от приятеля: «Ну что, терпеть будешь?» – и делает то же самое.

– Фу! – говорит начхим. – Теперь жить можно.

И они идут в спецполиклинику.

Там, при входе, они находят гальюн, а в нем – тележку с баночками.

– У тебя что-то осталось? – спрашивает начхим у Робертсона, рассматривая баночку на свет. – Нет? И у меня нет! Не писается! Хотя, впрочем.

Он берет пустую баночку и отливает в нее из тех баночек, что уже стоят.

– Делай, как я! – говорит он при этом. – От этого не хочу, от этого не хочу – он перебирает баночки – вот от этого хочу!

Так они наполняют собственные баночки разной мочой.

– Надо немного разбавить! – говорит Рустамзаде и разбавляет это все водой из-под крана. Робертсон повторяет за ним все в точности.

Как только они хотят поставить баночки на тележку, резко открывается дверь в гальюн, и в него врывается кто-то из их экипажа.

– Ну что, уже нассали? – говорит он возбужденно, а потом выхватывает у Рустамзаде баночку, отливает из нее немного в пустую баночку и разбавляет все это из-под крана. При этом он не переставая говорит: – Эдик! Блин! Представляешь! По дороге чуть не обмочился! Пришлось остановиться и отлить! А теперь – ну хоть бы капельку!

Робертсон поражен.

Потом они с Эдиком идут на завтрак, и Эдик рассказывает Робертсону:

– А у заместителя командира по воспитательной работе в прошлый раз в моче обнаружили белок. Он три раза пересдавал.

– А что это такое – белок в моче? – спрашивает Робертсон.

– Белок в моче – это конец почкам. Протоэнурия.

– И что, зам действительно болен?

– Да нет, конечно. Это ребята подшутили. Плюнули ему в анализы, а он, бедняга, расстраивался, у всех столбов ссал!

– Как это?

– Ну, шутки такие.

– И что потом?

– Да ничего, перестали плевать – и зам выздоровел. Только это между нами, ладно? А то он до сих пор не догадывается.

Док на пирсе ищет заместителя.

– Зама не видел? Нет? Никто не видел Николая Васильевича?

– А что такое?

– Да у него опять белок в моче.

Все на стрельбище. Стрельбище – ущелье между сопками, где-то там, впереди, помещаются щиты. Взгляд сначала вверх, по сопкам, потом вниз – на то место, куда будем стрелять, а потом – под ноги, и оттуда на строй. Строй улыбается. Вместо щитов для стрельбы – обугленные головешки. Старпом осматривает их и негромко, про себя:

Бля! Враги сожги родную хату. – Потом громче: – Рустамзаде! Пристрой мишени по кустам!

Рустамзаде идет к кустам с мишенями, старпом корректирует:

– Давай!… Да не там же!.. Чтоб видно было!.. Да! Левей! Вешай, вешай! Хорошо!

Потом старпом командует всем:

– Внимание личного состава! Сейчас будем выполнять боевое упражнение из автомата АКС-У. Раньше у нас был АК-47, который нам заменили на эту красоту! Начхим! (Обращается к Рустамзаде)

У тебя все готово? Оцепление выставлено? Кто следит, чтоб они там на скалах не разлагались? Мичман Пасичный? Хорошо! (Возвращается к строю.) Вот и посмотрим, как вы сейчас стрелять будете! Сначала – личный состав срочной службы, потом– мичмана, а затем, самое вкусное, офицеры! Разойдись! Начхим! Командуйте!

Рустамзаде выходит перед строем и командует:

– Личному составу построиться! На первый-второй рассчитайсь!.. На огневой рубеж шагом марш!.. Первый номер к стрельбе готов! Второй номер к стрельбе готов!..

Все это слышится на заднем плане, а на переднем плане старпом, наблюдая за стрельбой, беседует с Робертсоном:

– Ну что, лейтенант, врастаем в обстановку?

– Так точно!

– Зачетный лист получил?

– От флагманского?

– И от него и от нашего помощника?

– От помощника еще не получил.

– Получишь! Это по устройству корабля и своего отсека! Ты у нас будешь командиром пятого отсека! Все в отсеке твое. Каждый болт надо знать! Скажешь Кашкину, чтоб все имущество отсека тебе показал! (Старпом отвлекается на стрельбу) Ну кто так стреляет? Кто так стреляет! Рустамзаде! Куда они у тебя стволы направляют! Анекдот, бля! Они же сейчас перестреляют друг друга! Вот я вам! (Возвращается к лейтенанту) На чем мы остановились?