В Балтике уже вылавливают рыбу с поврежденной шкурой.

Мало того, по последним данным иприт способен влиять на генетику.

Он меняет гены у планктона, рыбы и человека. Так что, мягко говоря, когда люди едят балтийского судачка, они рискуют вместе с его незабываемым мясом получить внутрь некоторый код да Винчи.

Кстати, говорят, то, что меняется генетика у планктона, – это очень плохо.

Это настолько непредсказуемо, что, возможно, через несколько лет человечество будет искать лекарство не только от СПИДа.

За все в этом мире надо расплачиваться.

И за войны тоже.

А планктон – это же как песок Сахары, разносимый ветром. Его находят потом и во льдах Антарктиды, и в айсбергах Гренландии.

Через десяток лет эти снаряды и бомбы проржавеют окончательно, и ищи тогда этот иприт.

Нужны усилия. И усилия международные. Все страны, выходящие к Балтике, должны этим заниматься.

И возглавить все это, по моему разумению, должна Германия. Это их суда и их снаряды. А горе после них общее.

Сейчас идет изучение. Берут пробы, обдумывают, строят прогнозы.

Ребята! Я, конечно, ничего не имею против обдумывания, но лучше бы с этим делом поторопиться.

Есть проект сооружения над затонувшими судами бетонных саркофагов.

Так сказать, оставим проблему следующим поколениям.

Предложения такие есть, но я бы все-таки, положа руку на сердце, поднимал бы все это дело со дна.

Дорого, конечно, но пора чистить планету. Поверьте химику, пора.

Нам прекрасно известны единодушные жалобы всех политических авторов, занимавшихся этим неутихающим предметом, о котором речь пойдет ниже, – поток людей и денег, устремляющихся в столицы по тому или иному суетному поводу, делается подчас настолько бурным, стремительным и опасно говорливым, заметим мимоходом, что ставит под угрозу наши гражданские права.

Это, я вам отмечу речью метафорической, недуг, серьезный недуг.

Развивая этот посыл в законченную аллегорию, скажем, что недуг в теле человеческом ничем не отличается от недуга в теле народном. А любое недомогание легче предупредить, чем излечить, – известнейшее дело. Да!

Так какие это права?

Права на тишь и благодать. Я полагаю, что это главенствующие права. Потому как остальные наши права давно уже защищены этими цветками благоуханными нашей с вами законности – членами Законодательного собрания.

Одного только взгляда – сперва негодующего, конечно, но со временем все более и более терпимого, а потом и восторженного, на них, на те цветки – достаточно, чтобы в том удостовериться.

Какие это цветки, почитаемые нами в самом начале этого абзаца за отродья мира растений?

Пожалуйста – это тюльпаны, розы и гладиолусы.

Причем наши тюльпаны цветут всегда, и от них не отстают ни розы, ни гладиолусы.

И что бы там ни делала с нами погода – их ничем не уморить.

Давят, давят, давят, а они все растут и растут – кровь и жизненные духи поднимают их вверх из любого состояния. Так что нашим свободам едва ли угрожает опасность французского вторжения.

Почему я тут подумал о Франции? Потому что я о ней думаю всегда. Этот дух, этот стиль, эта манера – ужас, жуть.

Не зачахнем ли мы от избытка гнилой материи и от отравленных соков нашей конституции – спрашивают меня иногда. «Нет! – отвечаю я, и притом добавляю: – Берегите голову!»

Ибо куда мы без головы, как мы без нее? Ладно потеряем тело, но не потерять бы ее – голову.

Осталась бы она на своем месте еще хоть немного, недолго – и уже чудо, возвращающее нам прежнюю силу и красоту. Тело – это тело, а голова – это голова. Расширим потоки, укрепим сосуды – и ничего ей не будет грозить. А голова на месте, так и с правами справимся при любых потоках.

Какими это правами?

Правами на тишь и благодать.

История человечества – это история грабежа. Во все времена только грабили, грабили и грабили.

Грабеж был основным промыслом. И подчас одни грабители грабили других. В дело шло все: кресты, колокола, пушки, оклады и золото икон, двери, ворота.

Например, медные ворота крепости Магдебург воровали трижды. Сперва шведские пираты отодрали их с их законного места, чтоб потом отвезти в Швецию, а по дороге у них это все оттяпали новгородцы. Они позолотили ворота и повесили их – дело-то святое – на храм Софии.

А в 1570 году их снимал с храма уже царь Иван Васильевич.

Бедный Йорик!

Берется череп Йорика, который при жизни-то все жрал и жрал и все никак не мог наесться, все со столов тянул и тянул и по карманам распихивал, а у него все это вываливалось и вываливалось, а он его назад, воровато озираясь, глотая слюну. А потом, в темноте, в какой-то подворотне, он вытаскивал все из карманов и пожирал торопливо, как гиена.

Так и помер. Подавился.

Со временем эта история обросла благопристойными подробностями, легендами.

Сам Йорик стал числиться по ним шутом, блиставшим когда-то умом.

А ведь воровал-то он совсем не для этого.

Так что череп вполне можно теперь погладить – бедняга…

Я решил познакомить моего читателя с Йориком на всякий случай.

Шуты нужны так же, как военные и ассенизаторы – не каждый раз, но иногда.

А когда это «иногда» случится – это уж как Бог даст.

Но пока в нем нет такой суровой необходимости, мы же можем заняться с читателем другими делами, перейти к разным темам, за которыми может потеряться не только Йорик, но и сам автор этого элегического повествования.

Вот потому я и напомнил о нем – вдруг понадобится в самое неподходящее время.

Викинги появились у нас в IX веке. Их не особенно интересовали славянские племена. Им нужен был путь в Константинополь. Это потом эти походы обрели в описаниях романтический ореол, а вообще-то это был замечательный грабеж, именуемый данью. Спускались они по рекам, а посему они очень быстро договорились с обитавшими вдоль рек славянскими племенами. Те тоже скоренько смекнули, что дружить с викингами выгоднее, чем стрелять им из кустов в затылок.

То есть то место, что потом назвали Русью и что потом запахло русским духом (читай, грабежом), начиналось вдоль рек. От рек оно расширялось во все стороны. Например, начиная с IX века они уже шалили на Каспии, где за весьма скромное вознаграждение готовы были резать кого угодно. Нанимали этих лихих парней или хазары, или славянские князья.

Почему-то в летописи постоянно попадал цвет волос нападающих. Он был цвета соломы. Потом его назовут русым.

Я тут встречался с одним молодым дарованием. Он расспрашивал меня о моем детстве, о том, как я служил. И я все рассказывал и рассказывал. А потом как-то плавно перешли к его детству и к священному долгу.

О защите родины я тоже сказал немало правильных слов, и вдруг он мне говорит:

– В вашем случае это все еще можно принять.

– Что можно принять? – не сразу его понял я.

– Можно принять то, почему вы пошли защищать родину.

– И почему, на ваш взгляд, я ее пошел защищать?

– Потому что в те времена вы считали себя обязанными государству. Оно вас в школу водило бесплатно, лечило, худо-бедно учило, давало кое-какое жилье, а потом – пенсию, в общем-то, немаленькую в конце жизни можно было получить. За это оно и требовало от вас некоторой отдачи.

– Ну, предположим!

– А сегодня это все не катит. Сегодня все это за деньги, причем за большие, а потом еще и в армию в облаве загребут. То есть за все я уже заплатил. Деньгами. Но с меня еще раз берут плату – воинским долгом. Но я же ничего не должен.

– Как это?

– Так! Я заплатил за свое существование. Сам или за меня платили мои родители. Я откупился. Мне платить не за что. А то, что сейчас называется армией, таковой не является. Это фикция. Это фикция, а еще она является живодерней. Это зверинец. Животные в клетке. Может быть, я был бы и не против служить, но я не хочу в зверинец. Уберите животных, и я пойду на службу, так и быть. Правда, я не понимаю, кого я должен защищать.