И было еще одно обстоятельство: она никак не могла отделаться от ощущения, что это все – лишь плод ее фантазии. Было просто смешно даже подумать о том, что только неделю назад или около того она не имела ни малейшего представления о Николасе, и вот она уже замужем за ним.

И еще не раз за прошедший вечер она ловила себя на том, что нащупывает обручальное кольцо у себя на пальце, чтобы удостовериться: оно там, и поэтому все случившееся с ней, начиная с восьми утра сегодняшнего дня – не плод ее больного воображения.

– Не знаю, как вы, молодые люди, – проговорила леди Коулби после ужина, – а я устала и готова отправиться спать. Боюсь, что это – признак надвигающейся старости. И такие потрясения, которые ты, Николас, обрушил сегодня на мою голову, становятся весьма обременительными.

– Простите, мама, но больше этого не повторится. – В его ответе явно угадывалась легкая ирония, но леди Коулби это начисто проигнорировала.

– Надеюсь, что нет, – заявила она. – Хочу заверить тебя, что для меня и одного такого дня вполне достаточно. Я ни в чем не упрекнула тебя, но этот твой поступок был довольно неосмотрительным.

– Я знаю, мама, и прошу у вас прощения. Единственным оправданием для меня служит то, что это было продиктовано сложившимися обстоятельствами.

Ну ладно, теперь уж дело сделано, – проговорила леди Коулби с легким вздохом. – Я горжусь тем, что не принадлежу к числу сварливых женщин, и тебе повезло в этом, мой дорогой мальчик. Ведь твоя мать могла бы оказаться дамой совсем иного сорта.

Тон речи леди Коулби подсказал им, что они и в самом деле должны были от всей души поздравить себя.

У Фенелы мелькнула мысль, что она, пожалуй, могла бы сказать что-нибудь доброе и ласковое своей свекрови, которая, очевидно, ждала чего-либо в таком роде, но она так и осталась стоять, будто проглотив язык, чувствуя себя бестактной и чрезвычайно погруженной в собственные переживания.

Они втроем отправились наверх по широкой лестнице.

– Надеюсь, вам будет удобно, – проговорила леди Коулби, обращаясь к Фенеле, когда они дошли до двери в ее комнату. Вам отведены комнаты, которые я всегда считала самыми любимыми в этом доме. Если вам что-нибудь потребуется, разумеется, звоните.

Николас проследовал за Фенелой в ее спальню. Он притворил за собой дверь, и какое-то время они стояли, взирая друг на друга; потом он промолвил:

– Моя дверь следующая – вы, конечно, знаете об этом. Простите, если вы сочтете меня назойливым, но совершенно очевидно, чего от нас все ждут.

– Ну конечно.

Фенела отвечала смущенно; ее охватило чувство обиды, когда она уловила в тоне Николаса жесткие и резкие нотки.

– Если хотите, можете запереть дверь – ключ вставлен в вашу дверь, но изнутри.

И вновь у Фенелы возникло ощущение, что он ударил ее, и в целях самозащиты она стала говорить с ним таким же равнодушным тоном, как и он.

– Благодарю, предпочитаю довериться вам.

– Тогда все в порядке. Спокойной ночи.

– Спокойной ночи.

Фенела едва дышала, произнося последние слова, но Николас и не ждал от нее ответа; прихрамывая, он пересек комнату и вышел; дверь ее гардеробной, резко щелкнув, закрылась.

Она раздевалась медленно, едва осознавая, что делает, настолько была поглощена своими мыслями и чувствами.

Поступила она правильно или же совершила ошибку, выйдя замуж за Николаса, – вот самый больной вопрос, который она задавала себе снова и снова; и теперь, когда она уже стала его женой, как ей наилучшим образом встретить будущее вместе с ним?

«Я ведь его совершенно не знаю», – подумала Фенела.

Она забралась в постель, проскользнув между холодными простынями, а затем лежала, уставившись на закрытую дверь, которая сейчас разделяла их. Так или иначе, но, когда она этим утром отправлялась на свою свадьбу, настроение у Фенелы было совершенно иным.

В то время она отчаянно нуждалась в защите, хоть в какой-нибудь помощи, которая помогла бы ей унять тревогу и страх. Она надеялась на то, что Николас мог бы со временем стать ее настоящим другом, таким человеком, который встал бы словно непробиваемая стена между ней и остальным миром.

Теперь же она была не совсем уверена в том, что ей удастся использовать Николаса подобным образом. Этим утром Фенеле показалось, что он как личность не имеет собственного лица, а она нуждалась исключительно в помощи и надежной поддержке Николаса.

Сейчас она думала о нем уже как о личности. У Николаса тоже есть свои чувства, и Фенела могла судить о них по изменению тона его голоса. Тот воображаемый его образ, который она создала для себя, оказался неверным, и это привело ее в замешательство и даже отчасти напугало.

«Я совершенно одна», – подумалось ей.

Потом внезапно у нее по щекам потекли слезы, и все накопленное за последнее время горе и переживания вдруг безудержно выплеснулись наружу.

В те бесконечные долгие ночные часы Николас казался ей неописуемо грозным, но когда утром она быстро сбежала по лестнице парадного крыльца вниз, к тому месту, где он ожидал ее в своем автомобиле, Фенела удивилась, что ей в голову могла прийти столь абсурдная мысль.

Николас улыбнулся ей, и Фенеле определенно почудилось что-то мальчишеское и доверительное в его улыбке, в том жесте, каким он протянул ей руку для приветствия.

– Вот здорово! Вы единственная женщина из тех, которых я когда-либо встречал в своей жизни, способная и в самом деле одеться за каких-нибудь пятнадцать минут. А я уже мысленно подготовил себя к тому, что придется ждать по меньшей мере еще полчаса.

Фенела рассмеялась.

– Полагаю, что у тех женщин, с которыми вы прежде были знакомы, проблем было гораздо больше, – ответила она. – А у меня никогда не было в достатке времени для того, чтобы прихорашиваться у зеркала.

– Думаю, вы просто напрашиваетесь на комплимент, – проговорил Николас, – поэтому я с вами не играю.

– Вовсе нет, просто так получилось, – ответила ему Фенела, – но я и не жду, что вы мне поверите.

– Я буду верить вам всегда, – проговорил Николас, внезапно посерьезнев. – До сих пор я знал вас как самого честного человека.

– Благодарю вас, – ответила Фенела.

Пока автомобиль выруливал на главную дорогу, Фенела и Николас хранили молчание.

Стоял теплый солнечный день; порыв ветра разметал волосы Фенелы и сдул их с ее лба. И у нее возникло чувство, будто бы ветер унес заодно и множество страхов и тревог, которые переполняли ее разум.

«И что я так беспокоюсь? – спросила она себя. – Теперь о нас позаботится Николас; и останется только Саймон, который вполне в состоянии побеспокоиться о себе сам».

Ей было просто удивительно, что они сначала строили планы о своей будущей жизни, а затем с легким сердцем решили, что пусть все в будущем станет так, как сложится само собой. Не отдавая себе в том отчета, Фенела вдруг стала думать вслух.

– Вы просто фантастически добры, Николас. И я рада этому, на самом деле очень рада.

– Что же такого я сейчас сделал? – спросил он.

Фенела поняла, что ее фраза, произнесенная вслух, для него звучала абсолютно бессмысленно.

– Все, что вы сделали по отношению ко мне, говорит об этом, – ответила она неопределенно.

– Я еще даже и не начинал, – проговорил Николас. – Я хочу быть добрым по отношению к вам, но вы, Фенела, обязательно должны помочь мне в этом. Я уже говорил вам о том, что у меня нет совершенно никакого опыта в общении с женщинами.

– Неужели вы никогда не влюблялись?

– Влюблялся однажды. Мне было тогда девятнадцать, а той женщине – двадцать восемь.

– И она не захотела выйти за вас замуж?

– В то время она уже была замужем. Эта женщина сделала меня очень счастливым и в то же время принесла мне огромное разочарование. Я уверен, что все это было, конечно, очень познавательно, но я бы предпочел, чтобы этот мой опыт больше уже никогда не повторялся.

– Ни с кем? – спросила Фенела.

– Ни с кем, – ответил Николас. – Как вы можете сами догадаться, война помешала мне проявлять большую активность в общении с другими людьми.