Возьми клочок бумаги и запиши себе, о чем тебе нужно переговорить, и затем дай эту бумажку старику, чтобы ему легче было запомнить все вопросы: 1)Самарин. 2) Щербатов — Синод, 3) Сазонов, 4) Кривошеин, тайный враг и все время неверен старику, — 5) как дать знать баронам, что Н. передал им великую ложь, будто он получил приказание из Царского преследовать баронов, — это нужно выяснить тонко и умело. Старик всегда просит, чтобы ты действовал быстро и решительно. Когда ты даешь категорические ответы или приказания, то ему гораздо легче, потому что они принуждены слушаться.

Я тебе надоедаю, мой бедный, но они приходят ко мне, и я не могу ничего другого делать для блага твоего, Бэби и России.

Будучи там, ты можешь все ясно и спокойно обсудить. Я также спокойна и тверда. Только когда нужно произвести перемены, чтобы избавиться от дальнейших безобразий и грязи, как теперь в Синоде под предводительством этого так называемого “джентльмена” Самарина, — я прихожу в ярость и умоляю тебя поторопиться. Он не смеет относиться к твоим словам, как к copy, — никто из министров не смеет поступать, как они это делают, после того, как ты так с ними говорил. Я тебе говорила, что С. глупый нахал. Вспомни, как он дерзко держался со мной в Петергофе прошлым летом в деле об эвакуации, его сравнение Петербурга с Москвой и т.д. Он не имел права так говорить со своей императрицей, как он это делал. Если бы он желал мне добра, он употребил бы все усилия, чтобы сделать по моему желанию; он бы направлял меня и помогал мне, и дело было бы великое и популярное. Но я чувствовала антагонизм, как у друга С. И. Вот причина, почему его тебе предложили, — вовсе не из-за блага церкви. Я таким типам неудобна, потому что энергична и стою за своих друзей, кто бы они ни были.

Когда Думу закрыли, они говорили на частном совещании всякие гадости про Аню и ее бедного отца — так возмутительно! Это ли преданность, я тебя спрашиваю? Покажи им кулак, накажи, яви себя государем! Ты — самодержец, и они не смеют этого забывать, а если они это делают, как теперь, то горе им!

Благодарю тебя крепко за твое очень милое и дорогое письмо. Я была в таком восторге, получив его, и все перечитывала его. Как я рада, что ты получаешь столько хороших телеграмм, — это является свидетельством и наградой! Господь благословит тебя за это, ты этим поступком спас Россию и престол. Мне бы хотелось, чтобы тебе удалось поговорить по душе с Шавельским обо всем, что произошло, и о нашем Друге. Пригласи его к чаю наедине. А. с ним однажды говорила, но душа его была полна всяких ужасов, и я уверена, что Н. это поддерживает. Ольга благодарит Мордвинова за письмо.

Я боюсь, что Миша будет просить титула для своей жены. Это неприятно — она уже бросила 2-х мужей, к тому же он твой единственный брат (Павел не в счет). Почему Борис все еще с тобой? Он должен бы уже вернуться в полк, — не правда ли? Гр. прислал отчаянные телеграммы о своем сыне, просит принять его в Сводный полк. Мы сказали, что это невозможно. А. просила Воейкова что-нибудь для него сделать, как он уже прежде обещал, а он ответил, что не может. Я понимаю, что мальчик должен быть призван, но он мог бы устроить его санитаром в поезде или чем-нибудь вроде этого. Он всегда ходил за лошадьми в деревне; он единственный сын, — конечно, это ужасно тяжело. Хочется помочь и отцу и сыну. Какие чудные телеграммы Он опять прислал!

У меня был старый Раухфус — за эти три месяца устроено множество яслей по всей России нашим обществом материнства и младенчества. — Для меня большая радость, что все так горячо на это откликнулись и сознали важность этого вопроса, — особенно теперь нужно заботиться о каждом младенце, в виду тяжелых потерь на войне. Говорят, что гвардия опять сильно пострадала.

Мы ездили в Павловск, — прекрасный воздух и яркое солнце! Нас сопровождали славные казаки с георгиевскими крестами.

Теперь я должна кончать, мое солнышко, мой любимый. Я тоскую по тебе, целую тебя без конца, крепко обнимаю. Да благословит и сохранит тебя Бог, да даст Он тебе силу, здоровье, бодрость, мужество, твердость решений, мудрость и мир!

Навсегда, Ники мой, твоя старая женушка

Аликс.

Радость детей по поводу твоих писем неописуема. Все они, слава Богу, здоровы.

Могилев. 11 сентября 1915 г.

Мое драгоценное Солнышко,

Будь благословенна за два твоих милых письма! Я часто их перечитываю, и тогда мне кажется, что ты лежишь на своей софе, а я слушаю тебя, сидя в своем кресле у лампы. Когда же настанет эта счастливая минута? Бог даст, если дела у Двинска пойдут лучше, и положение наших войск укрепится, я, пожалуй, найду возможность слетать в Ц.С. Ведь гут столько дела — эти смены министров и укрепление позиции старика! Я вызову его сюда, времени нельзя терять! Старый Фред. отлично это понимает и уговаривает меня держаться Гор., что очень мило с его стороны.

Все это я объяснил и В. во время наших прогулок. Он как будто понял это, наконец, как следует.

Нынче утром В. доложил мне о нелепых слухах, циркулирующих здесь в городе, будто где-то около Орши (90 верст отсюда) видели германский кавалерийский разъезд. Тотчас же по всем направлениям были разосланы конные жандармы — и часть конвоя. Разумеется, до сих пор не отыскали и крысы. Все это так глупо, и я искренно смеялся.

Нынче после обеда, выезжая в моторе, я остановился посмотреть полевую батарею, которая прибыла издалека для защиты этого города от аэропланов. Вот это я понимаю! Было очень приятно видеть офицеров, солдат и лошадей, у которых такой прекрасный, здоровый вид, — 17 человек получили ордена. Проезжая дальше, встретил большой отряд солдат, маршировавших к городу. Я остановился, вылез и пропустил их мимо себя. Это был 2-й батальон Владивостокской крепостной артиллерии; он прибыл из Брест-Литовска, марширует ровно месяц по шоссе, и направляется на север к Орше. На взгляд, люди прибыли в очень хорошем состоянии; в повозках у них лежат несколько больных, которых они оставят в лазаретах перед уходом отсюда.

Только что прибыл Миша. Он сидит в моей комнате и читает газету. Он просил позволения побыть еще немного. Вчера два его полка произвели отличную атаку и взяли 23 офицера и свыше 400 пленных — все венгерцы.

Ты спрашиваешь меня о поездке в Новгород — разумеется, поезжай теперь без меня, так как у меня, вероятно, не будет времени, когда я вернусь домой. Мне и думать нельзя уехать раньше 15-20-го.

Ну, птичка моя, мне пора кончать. Люблю тебя страстно, вечной любовью. 1000 благодарностей за твой милый № 350, только что полученный. Благослови Бог тебя и детей! Всех вас нежно, нежно целую.

Всегда, моя душка-Солнышко, твой старый

Ники.

Царское Село. 12 сентября 1915 г.

Мойлюбимый,

Пасмурно, идет дождь. Плохо спала, голова побаливает, все еще чувствую себя усталой после Петергофа и чувствую сердце. Ожидаю Беккер. Как мне хочется, чтобы наступило для меня время писать только простые и приятные письма вместо надоедливых! Но дела идут совсем не так, как следовало бы, и старик, который был у меня вчера вечером, очень расстроен. Он жаждет твоего возвращения, хотя бы на три дня, чтобы ты все увидел и произвел нужные перемены, так как он находит крайне трудным работать с министрами, которые в оппозиции. Нужно решить, уходит ли он, или он остается, а меняются министры, что было бы, конечно, лучше всего. Он пошлет тебе доклад о печати — они руководствуются приказаниями Н., данными в июле, что можно писать что угодно о правительстве, только нельзя касаться тебя. Когда Горемыкин жалуется Щ., тот сваливает всю вину на Поливанова и наоборот. Щ. солгал тебе, когда утверждал, что не будут печатать сказанного в Москве — они продолжают все писать. Очень рада, что ты отказался принять этих субъектов. Они не смеют употреблять слово “конституция” и только подкрадываются к нему. Воистину это было бы гибелью России и, как мне кажется, изменой твоей коронационной присяге, ведь ты, слава Богу, самодержец! — Перемены должны быть произведены, но не могу понять, почему старик против Хвостова— его дядя не очень его любит, и они говорят, что он о себе думает, будто все знает. Но я объяснила старику, что нам нужен человек с решительным характером, не трус. Он член Думы, так что имеет то преимущество, что всех знает и сумеет с ними разговаривать, а также охранять и защищать твое правительство.