Вчера Геловани посидел со мною полчаса, много говорил о полке. Ты, наверное, очень устал в Одессе, сделав так много в такое короткое время! А наши милые моряки — и два лазарета — это очень хорошо и, наверное, всех обрадовало.

Интересно, что это за женский легион, который формируется в Киеве? Если это будет, как в Англии, только для подбирания и помощи раненым, — как санитары, то это хорошо, но я лично была бы против посылки женщин “en masse” на фронт. Сестринская одежда их еще защищает, и они держатся иначе, — эти чем будут?

Если они не будут в очень строгих руках, под постоянным наблюдением, то могут сбиться с пути. Небольшое количество их очень хорошо при санитарных отрядах, но целые массы — нет, там им не место, пусть они формируют сестринские отряды и ухаживают там за ранеными. Одна англичанка творит прямо чудеса геройства в Бельгии — в защитном кителе и короткой юбке — ездит верхом, подбирая раненых, перевозит их в ближайшие госпитали, перевязывает их раны, и раз она даже читала молитвы над могилой одного молодого английского офицера, (умершего в башне одного бельгийского города, взятого немцами), — которого нельзя было иначе похоронить. Но наши женщины менее воспитаны и не дисциплинированы, и я не знаю, что они будут делать en masse и кто это им позволяет формироваться?

Я думаю, что ты успеешь получить это письмо до своего отъезда из Севастополя. — Милое Черное море! Фруктовые деревья все в цвету! — Короткое посещение Ливадии и Ялты было бы очень приятно, я думаю! Нога Ани совсем не хороша, такие красные пятна — и я боюсь, что флебит затянется на неопределенное время. Ее мать опять больна. Аля с детьми также.

Каким сюрпризом было твое дорогое письмо и цветы — горячо благодарю! Твоя поездка очень интересна, я как будто вижу перед собой все, что ты описываешь.

От Ольги также получила письмо, в котором она описывает свои впечатления, — она была так счастлива тебя повидать!

Очень холодно! И ветер воет в трубе. Бэби катался утром и сейчас опять поедет. В его автомобиле теперь сделали более сильную машину, и он ездит быстрее. M-r Жильяр и Дерев.[219] следуют за ним в большом автомобиле.

Мой бесценный, я полагаю, ты в Николаеве теперь. — Как интересно все, что ты увидишь! Подними бодрость и энергию наших рабочих, чтобы ускорить постройку судов. До свидания, мой дорогой муженек, да благословит и сохранит тебя Господь!

Целую тебя нежно, с глубочайшей любовью. Навсегда твоя

Женушка.

Привет Фред. и Н.П

Царское Село. 16 апреля 1915 г.

Мой дорогой,

Я только что с интересом читала газеты с длинными телеграммами Фредерикса о твоем путешествии. Я в восторге, что тебе удалось столько видеть и сделать — и что ты побывал в госпиталях. Некоторые из наших раненых офицеров теперь в Одессе и, наверное, тебя там видели. Только ты, должно быть, сильно устал? Жалко, что ты не мог отдохнуть хоть один день на юге и насладиться солнцем и цветами. Жизнь для тебя здесь, при твоем возвращении, всегда так скучна и суетлива, бедный мой. Я так хотела бы, чтобы погода стала опять теплой и ясной, для тебя и для Бэбиной ноги. Бэби, по моим наблюдениям, очень осторожен с ней.

Сегодня утром он поехал кататься с m-r Гиббс[220].

Я так надеялась побывать в лазарете и посидеть там немного, но сердце опять немного расширено, и я должна спокойно сидеть дома.

Наш Друг вчера недолго оставался у Ани, но был так хорош! Он много расспрашивал о тебе.

Сегодня приму трех офицеров, возвращающихся на войну, твоего Кобылина, Данини[221] и двух других, которых посылаю в Евпаторию выбрать санаторию. Мы уже взяли одну на год. Деньги, данные тобой, покрыли все расходы. Там – грязи, море, солнце, песочные ванны, Цандеровский институт, лечение электричеством, водою, сад и пляж поблизости. 170 человек, а зимой 75. Это великолепно.

Я попрошу Дувана[222], который построил там театр, улицы и т.д., быть там завед. хозяйством. Княжевич также обещал помочь нам материально. Говорят, что Ксения вернулась. Как ты, должно быть, рад увидеть сегодня своих пластунов!

Теперь, мое сокровище, я должна кончать. Да благословит и сохранит тебя Господь! Осыпаю тебя нежнейшими поцелуями. Остаюсь твоя любящая старая

Женушка.

Как-то поживает Фред.?

Кланяюсь ему и Н.П.

Царское Село. 17 апреля 1915 г.

Мой родной, милый,

Погода ясная, солнечная, но холодная. Я час лежала на балконе и нашла, что слишком свежо. Вчера Павел пил у меня чай. — Он сказал, что получил письмо от Мари, где она ему пишет о том, что ты говорил в поезде относительно Дмитрия. Вчера вечером он послал за мальчиком, чтобы серьезно с ним поговорить. — Он тоже крайне возмущен поведением сына в городе и т.д.

В 8 ч. 20 м. вечера произошел этот взрыв[223], посылаю тебе бумагу Оболенского[224] об этом. — Я сейчас телефонировала Сергею, чтобы узнать подробности Говорят, раненых 150 человек, число убитых еще нельзя установить, так как собирают по кусочкам. Когда соберутся уцелевшие люди, то будет видно, кого недостает. — В некоторых частях города абсолютно ничего не было слышно, а здесь некоторые слышали очень ясно, так что подумали, что катастрофа случилась в самом Царском. — Слава Богу, что не пороховой склад, как сначала предполагали.

Я получила длинное, милое письмо от Эрни, я тебе его покажу по твоем возвращении. — Он пишет: “если кто-нибудь может понять его (тебя) и знает, что он переживает — то это я”, и крепко тебя целует. Он стремится найти выход из этой дилеммы, и полагает, что кто-нибудь должен был бы начать строить мост для переговоров. — У него возник план послать частным образом доверенное лицо в Стокгольм, которое встретилось бы там с человеком, посланным от тебя (частным образом), и они могли бы помочь уладить многие временные затруднения. План его основан на том, что в Германии нет настоящей ненависти к России. — Э. послал уже туда к 28-му (2 дня тому назад, а я узнала об этом только сегодня) одно лицо, которое может пробыть там только неделю. — Я немедленно написала ответ (все через Дэзи) и послала этому господину, сказав ему, что ты еще не возвращался и чтобы он не ждал, и что, хотя все и жаждут мира, но время еще не настало. — Я хотела кончить с этим делом до твоего возвращения, так как знала, что тебе это было бы неприятно. — В., конечно, ничего абсолютно об этом не знает. Эрни пишет, что они стоят твердой стеной во Франции и, по словам его друзей, также на юге и в Карпатах. — Они думают, что у них 500000 наших пленных. — Все письмо очень милое и любящее. Оно меня очень обрадовало, хотя, конечно, вопрос о господине, который там ждет, а тебя здесь нет, был очень сложным. Э. будет разочарован.

Мое сердце опять расширено, поэтому я не выхожу. Лили Д.[225] зайдет ко мне на полчаса. — Надеюсь, что у вас хорошая погода сегодня — иначе в Севастополе неприятно. Завтра у меня завтракает Ксения. Аня сидела со мной сегодня утром час. — 2 девочки катаются верхом, другие две в экипаже; Алексей поехал в своем автомобиле. — Когда ты думаешь вернуться — 21-го или 22-го? — Ресин поехал в город осмотреть место, где было несчастье, и разузнать подробности — мне хотелось бы помочь пострадавшим.

Теперь, моя любимая птичка, я должна кончать, так как хочу написать сестре Ольге и с английским курьером.

Да благословит и сохранит тебя Господь! — Целую крепко тебя с нежнейшей любовью, навсегда, дорогой Ники, твоя

Солнышко.