Вчера был очень утомительный день: церковь, Велеоп.. детский лазарет, визит к Михень, Ники, Штюрмер, — так до 71/2, — Аня обедала и оставалась у меня до 10, потом наш лазарет.
Холодно, пасмурно и ветрено. — Собираемся на концерт в Большой дворец и перед тем хотим немного покататься. Ждем прибытия поездов. Мы привыкли к работе в большом доме, где много раненых, и это будет гораздо удобнее, так как ближе от нас. Фредерикс не мог прийти к завтраку, так как не совсем здоров. Бенкендорф тоже все еще болен. Я рада, что тебе нравится милый старый Максимович.
Теперь, ангел мой, мой голубчик, осыпаю тебя пламенными поцелуями и остаюсь твоей верной старой
Солнышко.
Анины сласти будут готовы только завтра, она просит извинить ее.
Ц. ставка. 23 июля 1916 г.
Мое любимое Солнышко!
Сердечно благодарен за твое дорогое письмо. — Погода все еще странная и неприятная! Каждые четверть часа появляется солнце, а затем льет как из ведра. Сегодня утром, когда мы оба еще были в постели, Алексей показал мне, что локоть у него не сгибается, а затем он смерил температуру и спокойно объявил, что ему лучше полежать весь день. — У него было 36,5. Так как погода сырая, я нашел, что, действительно, ему лучше полежать в постели. Сейчас он играет в “Nain jaune” с Воейк. и П.В. в нашей спальне.
Один из наших пажей скоропостижно скончался перед самым завтраком, в то время как брился! — Так жалко его! Он несколько лет тому назад служил в Семеновском полку и в сводной роте в Гатчине. А после завтрака я узнал, что инспектор здешнего речного сообщения, который постоянно нас сопровождал в наших прогулках, попал на улице под автомобиль и сломал ногу.
Вчера мы видели интересное представление в кинематографе и остались очень довольны. — Бэби играет, очень шумит, веселенький, болей совсем нет.
Конечно, его нездоровье от этой мерзкой сырой погоды! Моя любимая, с каким нетерпением я жду твоего приезда! Бэби, конечно, тоже. Храни тебя и девочек Господь.
Целую вас всехнежно.
Твой навеки, Солнышко мое,
Ники.
Царское Село. 24 июля 1916 г.
Мой любимый, милый!
От всей души благодарю тебя за твое чудное письмо. Поезд[924] (я одурела), привезший преимущественно гвардейских офицеров и солдат, прибыл сегодня, и мы обошли его, — там было также 2 моряка, — некоторые остались здесь, других отправили в город. Несчастные супруги Веревкины (бывш. Киевск. губерн. — Преобр.) приехали встретить тело своего сына. После богослужения в лазарете мы делали там перевязки, без докторов, так как все они были заняты оперированием одной дамы в верхнем этаже.
Наконец, дивная погода! Это наш Друг привез ее нам, Он сегодня приехал в город, и я жажду увидеть Его до нашего отъезда.
А, думается мне, более чем огорчена тем, что я на этот раз не беру ее с собой, хотя она этого и не выражает словами. Но Он приехал, больная Аля лежит у нее, да и на этот раз в этом нет необходимости. Она вне себя, как мне кажется, оттого, что я по вечерам часто бываю в лазарете, но, право же, у нее больная сестра, нуждающаяся в ее присутствии, — а я там забываю свое одиночество, свое горе, они всех нас согревают.
Граббе едет с нами, я в восторге от этого, так как Настенька и Ресин — очень скучные спутники.
Ангел милый, прощай. Бог да благословит и сохранит тебя!
Навеки преданная и безгранично любящая тебя
твоя старая
Женушка.
Тысяча поцелуев. Беккер ожидается в пути — ужасная досада!
Ц. ставка. 24 июля 1916 г.
Моя бесценная!
Сердечно благодарю за дорогое письмо. Воображаю, как ты занята и как тебя изводят все эти приемы и выезды. Бедное Солнышко! Здесь ты, может быть, немного отдохнешь, если я не буду приставать к тебе с поездками туда и сюда.
Сандро здесь на 2 дня. Он много рассказывает про мама, Ксению, которая приехала туда на 2 недели, и про Ольгу. Бэби, слава Богу, совсем здоров; спал он хорошо, а сейчас встает — 2 часа 30 мин. — Федоров не позволяет ему еще выходить, чтоб он не слишком возился. Но к нему придут двое его маленьких товарищей, и они будут спокойно играть в комнатах.
Погода поправилась, солнце ярко светит. Душка, это будет мое последнее письмо, так как ты теперь приезжаешь.
Да сохранит тебя Господь в пути!
В мыслях и молитвах всегда с тобой!
Твой, моя возлюбленная женушка, навеки старый
Ники.
Ц.С. 25 июля 1916 г.
Мой дорогой, любимый муженек!
Погода непостоянная — то светит ярко солнце, то снова набегают темные тучи. Я остаюсь пока в постели, так как у меня сильно расширено сердце, я чувствовала это все эти дни — слишком переутомлялась, а потому сегодня весь день буду отдыхать и только вечером пойду к Ане, чтоб повидать нашего Друга. Он находит, что, во избежание больших потерь, не следует так упорно наступать, — надо быть терпеливым, не форсируя событий, так как в конечном счете победа будет на нашей стороне, — можно бешено наступать и в 2 месяца закончить войну, но тогда придется пожертвовать тысячами жизней, — а при большей терпеливости будет та же победа, зато прольется значительно меньше крови.
Я беру Боткина с собой, так как он неохотно отпустил бы меня сейчас одну перед Б. мне обычно бывает хуже; кроме того, я эти дни сильно волновалась по поводу назначения Макарова, по поводу Польши и т.д. Бесконечно тебе благодарна за твое дорогое письмо — я тоже пишу тебе в последний раз. А. ходит с вытянутым лицом и очень придирчива — ее раздражает лазарет, потому что я часто провожу там вечера (это мой отдых после деловых разговоров, — является потребность видеть новые лица, когда сердце преисполнено тревоги и тоски, ужасно, ужасно грустно без вас обоих, а она, бедняжка, меня никогда не веселит). Я предпочитаю не говорить об отсутствующих, не вспоминать о прошлом и не оплакивать того, что непоправимо — наши вкусы обычно расходятся, — когда ее друг сердца караим[925] был здесь и услаждал ее, она была прекрасно настроена. Но мы живем мирно, только теперь, когда я не беру ее с собой, она, по-видимому, очень обижена, — она забывает, что у нее больная сестра в доме и что Гр. здесь.
Вот и дождь пошел. Дай Бог, чтоб мы через 2 дня были вместе!
1000 поцелуев и благословений шлет тебе твоя тоскующая
старая
Женушка.
Мы ведь будем завтракать в поезде? И если у меня будет болеть сердце, ведь мне можно будет и обедать дома, правда?[926]
Ц. ставка. Поезд. 3 августа 1916 г.
Ангел мой любимый!
Увы, снова настал час разлуки, но я благодарю Бога за эту счастливую, спокойную неделю. Сейчас я могу с новыми силами вернуться к своей работе и жить сладкими воспоминаниями о твоей нежной любви. Очень тяжело покидать тебя одного с твоей тяжелой ответственностью, обремененного утомительным трудом, — хотелось бы быть тебе более полезной! Я жажду охранять тебя от всех лишних забот и огорчений, а между тем, мне часто самой тебе приходится докучать по поводу разных скучных бумаг, но ничего не поделаешь. Дай тебе Боже, мой любимый, мудрости и успеха, терпенья, чтоб не слишком упорно рвались вперед и не испортили всего бесполезными жертвами, — твердо вперед, шаг за шагом, — без быстрых продвижений вперед с последующим отступлением, это куда хуже. Если только Алексеев принял икону нашего Друга с подобающим настроением, то Бог, несомненно, благословит его труды с тобой. Не бойся упоминать о Гр. при нем благодаря Ему ты сохранил решимость и взял на себя командование год тому назад, когда все были против тебя, скажи ему это, и он тогда постигнет всю мудрость и многие случаи чудесного избавления на войне тех, за кого Он молится и кому Он известен, не говоря уже о Бэби и об Ане.