Еще одно дело. С.М. дважды просил Шт. о милитаризации всех фабрик, но Шт. сказал, что пока заседает Дума, это невозможно, а сейчас он нашел лучший выход из данного положения. Одна фабрика (конечно, я позабыла, в каком это городе) может служить тому примером: там была забастовка, сразу был дан приказ о призыве всех рабочих и вместо того, чтобы отправлять их на фронт, их принудили работать на фабрике по-прежнему, только теперь в качестве солдат, — в случае провинности они отныне подлежат военному суду. Это можно было бы несколько смягчить и сделать с меньшим шумом, милитаризовать не все фабрики сразу. Это отличный пример, все станут трепетать, как бы и до них не дошла очередь. Он сейчас стал гораздо решительнее и чувствует, что тяжесть спала с его плеч теперь, когда Дума распущена. Интересно, что по этому поводу говорит этот гнусный Родз. Очень вероятно, что его вновь больше не изберут, потому что его партия возмущена сделанной им бестактностью, тем, что он просил тебя о роспуске Думы, на том основании, что они устали, а Шт. ответил отказом и сказал, что они сами по взаимному соглашению должны разъехаться. Прости, что докучаю тебе всеми этими вопросами, но я хотела заранее предупредить тебя относительно Наумова и относительно того, что заботит доброго старика.
Сегодня вечером я у Ани видела милую Лили Ден; она только что вернулась наши корабли вышли в море, сохрани их Боже! Она провела две недели в Японии, так как муж ее получил туда назначение. В Киото она жила в доме и даже в той самой квартире, которую занимал ты. Она увлечена Японией; ей удалось очень многое видеть. Она вызывала большое любопытство на улицах; маленькие японки увлекались ею и висли со всех сторон на этой великанше. Она привезла мне слона из слоновой кости, по такому же каждой девочке, а также Бэби, я ему их пересылаю. Слоны приносят счастье, особенно если их семь, в общей сложности их у нас семь, так как у Бэби два.
Сережа Танеев много рассказывал о войне, а также о Келлере. Сегодня у меня был безумно занятой день, и пришлось прочесть массу докладов. Получила телеграмму от командира моего 21-го сибирского полка относительно потерь 13го — такой ужас, последний из старых офицеров убит и масса тяжело раненных! Кн. Гедройц видела их теперь. Затем я, наконец, получила географическую карту и донесение от моих крымцев, составленное 3 недели тому назад. В сегодняшней вечерней газете в сообщении из твоей ставки упоминается мой дорогой полк. Я очень этим горжусь, — мои 2 раненых в отчаянии, что они не там сейчас, когда идет такой горячий бой. Уже час, я должна погасить свет, постараться уснуть и дать отдых своей усталой старой голове. Много бы дала за то, чтобы дорогой и горячо любимый мною человек лежал близ меня, хотелось бы почувствовать ласки своего Солнечного Света.
24 июня.
Сашка В. будет у нас к завтраку, чтоб проститься, так как он возвращается на фронт. Его жена, кажется, в ожидании. Потом у меня будут Нумов, кн. Голицын и Шведов. Только что просмотрела бумаги Танеева и должна встать, чтоб одеться для лазарета.
Сашка завтракал с нами; он уезжает в воскресенье. Нежно благодарю тебя, мой дорогой, за твое милое письмо. Конечно, с радостью приму наших дорогих казаков, как раз думала о том, как бы это устроить (несколько смущаюсь показываться без моего муженька и без Бэби).
Я рада, что Куст. Комитет теперь понял, что ему надлежит делать. Наумов только что долго со мной беседовал. Витте ему сильно помогает — этот человек прямо клад и моя правая рука во всем. В.П. Шнейдер дала полезный совет: они хотят объединить его с Верх. Советом. Прости, что заканчиваю карандашом, в пере больше нет чернил, и я должна скорее кончать (пишу, сидя на балконе). Мы заинтересуем губернаторов и организуем эти кустарные комитеты по всей стране (и для раненых), чтобы развить искусство и вкус, подобно тому, как это делается в моей школе народного искусства. О, мой милый, как много можно сделать, и мы, женщины, можем оказать большую помощь. Наконец, все проснулись и готовы помогать и работать. Таким образом нам удастся ближе узнать страну, крестьян, губернии и быть в действительном единении со всеми. Помоги мне, Господи, быть полезной в этом деле тебе, любимый мой! И они рады работать со мной, ты помог и все наладил тем, что дал мне Верх. Сов. и Млад. и Материнство. Все это вместе обслуживает “народ”, в котором наша сила и который душой предан России.
Теперь должна кончать. Осыпаю тебя бесчисленными горячими поцелуями и благословляю. Храни тебя Господь!
Навеки, Ники мой, твоя старая
Женушка.
Ц. ставка. 24 июня 1916 г.
Мое любимое Солнышко!
Нежно благодарю тебя за твое дорогое письмо.
Шт. написал мне об этих вопросах, и вчера я принял Шах. и долго с ним беседовал. Во время нашего разговора разразилась гроза; стало совершенно темно, и недалеко от города ударила молния. Все электрические провода вдруг засветились, как будто огнем, — было довольно жутко! После обеда гроза окончилась, и ночь была спокойная, лил только страшный дождь. Сегодня погода серая и неопределенная, — к счастью, стало немного свежее.
Появился Ольгин Мартынов, вид у него хороший, он надеется продолжать действительную службу — настоящий молодец!
Что за чепуху болтают о Сергее? Он сейчас как раз на своем месте! Как можно поставить во главе продовольственного дела Великого князя?
Известия хороши; трудный участок фронта около Галузии, Новоселок, Колок в данное время занимается нашими войсками, которые вытесняют оттуда неприятеля, преследуя его через болотистую и лесистую местность. Благодаря этому наш фронт станет значительно короче, тогда как он до сих пор был сильно изогнут. Войска Щербачева имели значительный успех на фланге, примыкающем к Лечицкому. Теперь я могу сказать, что общая картина стала значительно лучше, чем 12 дней назад.
Считаю жадно дни до нашего свидания — может быть, в начале июля; только б ты не страдала от жары, живя в поезде!
Да благословит тебя Бог, моя любимая!
Нежно тебя и девочек целую и остаюсь навеки твоим
Ники.
Ц.С. 25 июня 1916 г.
Мой любимый!
Горячо благодарю тебя за драгоценное письмо. Какая ужасная, по-видимому, была у вас гроза! Жилик тоже писал о ней. Как я рада, что Мартынов в состоянии продолжать военную службу! Прилагаю к этому письму телеграмму графа Келлера, полученную мною вчера. Слава Богу, что вести хорошие и что ты доволен. Все те, кто здесь лежит, жаждут вернуться обратно. В “Новом времени” от 24 июня есть статья “Броневики”, описывающая героя, лежащего в нашем лазарете — только ему не нравится, как она написана: он нашел, что слишком много сказано о нем и мало об его офицерах и солдатах, поведение которых было выше похвал — СыроБоярский[905]. Он получил все знаки отличия, какие только можно дать, и ему хотели дать второй крест за то, что он вступил первым в Луцк и продолжал стрелять, уж лежа под мостом, на трупах товарищей, и т.д. Но они говорят, что этого нельзя по закону, так как он слишком молод (не понимаю, какие ограничения могут быть для героев). Была на молебне, затем смотрела великолепную сотню — поздоровалась, поздравила их с благополучным возвращением, подала всем руку и поговорила с теми, у которых 3 креста. Страшная жара. Только что прослушала длинный доклад Витте, у меня голова идет кругом. Фред. завтракал. Прилагаю бумагу относительно празднества, устраиваемого Мишиным комитетом. Почему так ужасно официально и перед кем это наши войска будут дефилировать, перед германскими трофеями или перед Михень? Пожалуйста, сообщи, желаешь ли ты, чтоб я присутствовала или нет, — быть может, мне следует быть там, иначе Михень достанется слишком большая роль, у нее одной ведь имеется медаль. Сообщи мне, как ты хочешь, и телеграфируй мне поскорее, потому что они ждут ответа, а я не знаю, что сказать, не имея никакого представления о том, как ты смотришь на все это дело. Говорят, что все георг. кав.[906] будут приглашены. А потом, несколько времени спустя, я полечу в любящие объятия моего милого ангела.
