Благослови тебя Бог, моя душка, моя птичка! Покрываю тебя всю поцелуями. Целую дорогих детей.

С самой нежной любовью остаюсь неизменно твой старый муженек

Ники.

Царское Село. 19 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Ты не можешь себе представить, какую радость и утешение мне доставило твое дорогое письмо! Я страшно по тебе тоскую, тем более что я сознаю, как ты одинок: некому тебя нежно поцеловать и не слышишь ты живого голоска нашего малютки. Тяжело за тебя, что ты совершенно один и что возле тебя нет даже Н.П.

Очень хочется знать, что нового на фронте. Успешно ли развивается наступление? Черные галки каркают и спрашивают, почему и отчего предприняли такой шаг зимою, но я нахожу, что мы не имеем права судить. У тебя и Алексеева свои планы и соображения, а мы только должны молиться об успехе, и тот, кто умеет ждать, преуспеет. Это очень тяжело, но ничто не дается без терпения и веры. Бог всегда испытывает нас, но посылает награду и избавление тогда, когда мы меньше всего этого ожидаем. И как все переменится внутри страны, когда мы одержим победу!

Мы много говорили с Хвостовым о продовольствии. Он говорит, что министры действительно стараются совместно работать (за исключением Барка и Поливанова). Ошибка Думы в том, что она приставила к ним комиссию из 70 членов, вследствие чего значительно уменьшились полномочия министра внутренних дел, который не может принять никаких решительных мер без одобрения этой комиссии.

Конечно, многого не сделаешь, будучи таким образом связанным по рукам. Он это на днях высказал в Думе, и они прикусили языки. Он просил меня напомнить тебе о твоем разговоре с ним, когда он просил тебя дать указ Совету Министров (кажется), чтобы народ знал, что ты думаешь об его нуждах и не забываешь о них. Конечно, это много не поможет, но явится нравственным звеном и докажет им, что хотя ты на войне, все же помнишь про их нужды. Боюсь, что я плохо объясняю, но голова у меня болит — вчера мне столько пришлось прочесть! Вчера, кроме того, устала до смерти, разбирая в продолжение двух часов Сонины вещи с ее братом, — затем выбирала рождественские подарки и принимала. Сегодня приму только В. Кочубея относительно пасхальных подарков и фонда, который он предлагает нам основать.

Хвостов и многие другие благонамеренные люди находят Барка не на высоте положения. Во всяком случае, он Хвостову не помогает — давно уже у него просили денег для частичного подкупа “Нового времени” (к сожалению, министры сказали об этом Барку, а не Хвостову, которому бы это, наверное, удалось, — тогда как Б. медлит по собственным соображениям), и в результате газету подкупают Гучков с евреями, Рубинштейнами и т.п., и помещают свои тенденциозные статьи. Он сам не чувствует себя очень твердо на своем посту с тех пор, как подписал это письмо[576] с другими министрами, которые с тех пор почти все вышли в отставку, — и поэтому старается более или менее поладить с партией Гучкова. Говорят, что умный министр финансов мог бы легко поймать Гучкова в ловушку и обезвредить его, лишив его денег от евреев. Кн. Татищев, которого я принимала (он окончил кавалерийское училище, т.е. нет, кадетский корпус с начальством[577], и большой его друг) — знающий человек, знает и глубоко уважает нашего Друга и в отличных отношениях с Хвостовым — даже в родстве с ним, — человек очень преданный и желающий только блага тебе и России.

Его имя на устах у многих. На него указывают, как на человека, способного спасти финансовое положение и исправить ошибки, сделанные Барком. Он человек с независимыми убеждениями, не ищет личных выгод, богат, князь и враг партии Тютчевых и Самариных — “он свой человек, наш, и нас не предаст”, как говорит Хвостов. А его любовь к нашему Другу является несомненным благословением и преимуществом. Подумай и поговори о нем с Хвостовым при свидании. Он, конечно, не вправе вмешиваться в дела, которые его не касаются, но они очень дружно работали бы вместе! Он ненавидит Гучкова и всю московскую клику и произвел на меня очень хорошее впечатление. Андроников без всякой причины отзывался некрасиво о Т. Воейкову, в чем он сам потом сознался. Подумай, кн. Палей знает даже это (А. же притворяется наивной и ничего не знающей) и говорит, что о кн. Татищеве очень хорошо отзываются.

Прилагаю справку о нем, которую я просила Хвостова написать для меня.

Он только что нашел в своем Лужском имении серный (?) источник и каменный уголь; это я сообщаю тебе просто ради интереса. Повидай его, когда приедешь, и поговори с ним по душе. Конечно, когда Совет Министров станет работать более дружно, все наладится, — кроме того, они будут защищать нашего Друга из любви к тебе и уважения к Нему.

Бэби написал тебе французское письмо, пошли ему телеграмму, — это обрадует дитя.

Теперь я должна кончить.

До свидания, драгоценный муж мой, многострадальный душка!

Не могу спокойно о тебе думать, сердце разрывается от боли. Я так жажду видеть тебя наконец избавленным от хлопот и беспокойства, окруженным людьми, честно исполняющими твои приказания и служащими тебе из любви к тебе! Тебе столько приходится переносить!

Бог возложил на тебя тяжелый крест, но Он не замедлит помочь тебе, подаст тебе мудрость и силу и вознаградит за твое терпение и кротость. Я так желала бы быть тебе более полезной. Все так трудно и сложно сейчас, и мы не можем быть вместе, это хуже всего. Надеешься ли ты скоро приехать?

Да сохранит и благословит тебя Господь! Да утешит Он тебя в твоем одиночестве и услышит твои молитвы!

Осыпаю тебя нежными, горячими поцелуями, прижимаю тебя к сердцу и хочу отдохнуть на твоей груди, забыв про все тяжелое, что разрывает сердце на части.

Навсегда, любимый, твоя

Солнышко.

Царское Село. 20 декабря 1915 г.

Мой любимый,

Каким сюрпризом было твое второе дорогое письмо! Благодарю тебя за него от всего сердца! Я рада, что ты опять путешествуешь — ты будешь меньше чувствовать свое одиночество и потом — эти войска уже давно ждали тебя. Кроме того, сейчас не так холодно, и это удобно для смотров. Неужели этот старый греховодник проскакал во главе своего эскадрона?! Слава Богу, что это обошлось благополучно, но надеюсь, что в других отношениях он не мешает тебе.

Какая радость, что ты будешь здесь 24-го! Ты выпьешь чай в поезде, и мы зажжем елку для детей, когда ты приедешь. К тому времени мы успеем покончить с елкой для прислуги и для фрейлин. У меня голова идет кругом от всего, что надо сделать, и я себя чувствую скверно. Все же хочу пойти в церковь на минутку, так как мальчик Лили Д. переходит в православие сегодня утром, — он будет стоять обедню в нижней церкви и причастится в первый раз в жизни, — он мой крестник. Дрентельн завтракает у Изы, и мы попросили его потом зайти к нам, чтобы проститься, так как он сам, наверное, не догадается этого сделать!

Как хорошо, что ты назначен английским фельдмаршалом! Теперь я закажу хорошую икону с английским, шотландским и ирландским покровителями — св. Георгием, св. Михаилом и св. Андреем, для тебя, чтобы ты благословил ею английскую армию, хотя, в сущности, покровитель Ирландии св. Патрик. Я прочитала в газетах то, что ты написал о нашем наступлении на юге. Да дарует Господь успех нашим войскам!

Интересно узнать, что тебе Б.[578] сказал про Машу.

Сегодня утром 10 градусов мороза, и деревья густо покрыты снегом, как тогда, когда ты был здесь. Малютка наш, наконец, вышел сегодня, и я надеюсь, что у него скоро опять будут розовые щечки.

Сегодня 20-й день после смерти Сони! Время так незаметно идет, — как будто это все случилось только вчера, а иногда кажется, что это было много лет тому назад, — один день кажется целым годом в эти трудные времена страданий и тревог.