Особый узел напряженности создался в отношениях Императрицы со своими придворными. С самого начала Александра Федоровна старалась найти доступ к сердцам своих придворных. “Но она не умела это высказать, — пишет Жильяр, — и ее врожденная застенчивость губила ее благие намерения. Она очень скоро почувствовала, что бессильна заставить понять и оценить себя. Ее непосредственная натура быстро натолкнулась на холодную условность обстановки двора... В ответ на свое доверие она ожидала найти искреннюю и разумную готовность посвятить себя делу, настоящее доброе желание, а вместо того встречала пустую, безличную придворную предупредительность. Несмотря на все усилия, она не научилась банальной любезности и искусству затрагивать все предметы слегка, с чисто внешней благосклонностью. Дело в том, что Императрица была прежде всего искренней, и каждое ее слово было лишь выражением внутреннего чувства. Видя себя непонятой, она не замедлила замкнуться в себе. Ее природная гордость была уязвлена. Она все более и более уклонялась от празднеств и приемов, которые были для нее нестерпимым бременем. Она усвоила себе сдержанность и отчужденность, которые принимали за надменность и презрение”. “Такая ненависть со стороны “испорченного высшего круга”, — в отчаянии писала Царица супругу 20 ноября 1916 года. Для многих придворных христианские чувства Царя были признаком его слабости. Они не могли понять, что для Царя было проще простого управлять посредством насилия и страха. Но он этого не хотел. Ориентируясь на народные чувства любви к Царю, как выразителю Родины, он, по-видимому, делал большую ошибку, когда распространял эти чувства на придворных, воспитанных в западноевропейском духе утонченного холопства перед сильными и богатыми. И здесь, конечно, права была Царица, когда говорила, что сердца у людей из высшего общества не мягки и не отзывчивы. Именно к ним относились ее слова, что “они должны бояться тебя — любви одной мало”.
Круг людей, который находился близко к царской чете в последние годы жизни, был довольно узок. О родственниках мы уже говорили, среди них почти не было по-настоящему близких царской чете людей.
Среди министров и высших сановных лиц таких людей тоже было мало. Более того, среди них буйным цветом расцвела тайная зараза — масонство, бороться с которой было трудно или почти невозможно, потому что свою тайную подрывную работу эти люди вели под личиной преданности Царю и престолу.
Среди царских министров и их заместителей было по крайней мере восемь членов масонских лож — Поливанов (военный министр), Наумов (министр земледелия), Кутлер и Барк (министерство финансов), Джунковский и Урусов (министерство внутренних дел), Федоров (министерство торговли и промышленности). Масоном был генерал Мосолов, начальник канцелярии министра царского Двора.
В Государственном совете сидели масоны Гучков, Ковалевский, Меллер-Закомельский, Гурко и Поливанов.
Измена проникла и в военное ведомство, главой которого был уже дважды упомянутый нами масон Поливанов. В масонских ложах числились начальник Генштаба России Алексеев, представители высшего генералитета — генералы Рузский, Гурко, Крымов, Кузьмин-Караваев, Теплов, адмирал Вердеревский.
Членами масонских лож были многие царские дипломаты — Гулькевич, фон Мекк (Швеция), Стахович (Испания), Поклевский-Козелл (Румыния), Кандауров, Панченко, Нольде (Франция), Мандельштам (Швейцария), Лорис-Меликов (Швеция, Норвегия), Кудашев (Китай), Щербацкий (Латинская Америка), Забелло (Италия), Иславин (Черногория).
Люди, которые в последние годы близко стояли к царской семье, не принадлежали к высшему руководству, в основном они были далеки от политики, их приближенность к престолу определялась духовными запросами и личными симпатиями царской семьи.
Во-первых, это были люди, разделявшие любовь царской семьи к Григорию Распутину, почитатели этого человека, прежде всего, Анна Вырубова, Юлия Ден (Лили), а также вообще люди, духовно настроенные, — Анастасия Гендрикова (Настя), Екатерина Шнейдер (Трина), София Буксгевден (Иза).
Во-вторых, сюда входили несколько высших придворных чинов — начальник императорского конвоя Граббе, начальник походной канцелярии Нарышкин, обер-гофмаршал Бенкендорф, министр Двора Фредерикс, а также женатый на его дочери дворцовый комендант Воейков.
И наконец, сюда входил ряд любимых флигель-адъютантов и приближенных Царя — Н.П. Саблин, герцог Лейхтенбергский, граф Апраксин, полковник Мордвинов, князь В. Долгоруков (Валя), граф Д. Шереметев (Димка), князья Барятинские, граф А. Воронцов-Дашков (Сашка), Н. Родионов (Родочка).
Две последние категории лиц, стоявших близко к царской семье, несмотря на любовь и симпатию к ним Царя, в большинстве своем были настоящими придворными в западноевропейском смысле, за словами преданности Царю скрывавшие свои личные интересы и постоянно интриговавшие. Царская переписка дает этому много примеров. Скажем, чего только стоит интрига командира императорского конвоя графа Граббе, пытавшегося пристроить Царю в качестве любовницы некую Солдатенко, чтобы через нее влиять на Царя. Каким глубоко чуждым Царю человеком надо быть и почти его не знать, чтобы пытаться осуществить это намерение!
И в дневнике, и в переписке Царя нередко встречаются фамилии Саблина, Родионова и Мордвинова, их изображения есть и в альбомах царских семейных фотографий. Эти люди были любимцами царской семьи, проводили с ней время, играли с дочерьми, Царица постоянно заботилась и спрашивала о них в своих письмах.
Полковник Мордвинов среди царских дочерей слыл за забавника, любил шутить, и над ним любили пошутить. Как потом стало ясно, такое амплуа его не устраивало, он не был доволен и был в числе первых, кто бросил Государя в трудную минуту.
Но самым большим любимцем царской семьи в последние годы был Николай Павлович Саблин, сначала офицер, а затем командир личной императорской яхты “Штандарт”. После Григория Распутина и Анны Вырубовой это, пожалуй, самый близкий царской чете человек. Как уже стало ясно позднее, он был ловкий и умный карьерист, человек холодный и расчетливый, игравший роль преданного престолу офицера, но изменивший ему в первые дни испытаний.
Сразу же после отречения, еще до того, как Царь покинул Могилев, многие его приближенные стали разбегаться. Кто под благовидными предлогами, кто без всяких предлогов просто скрывался, даже не попрощавшись. 5 марта уехали в свои имения граф Фредерикс и генерал Воейков. Когда поезд из Могилева прибыл в Царское Село, бегство приобрело повальный характер. Как рассказывает очевидец, “эти лица посыпались на перрон и стали быстро-быстро разбегаться в разные стороны, озираясь по сторонам, видимо, проникнутые чувством страха, что их узнают. Прекрасно помню, что так удирал тогда генерал-майор Нарышкин...”. Разбежались все любимые флигель-адъютанты, кроме князя Долгорукова, исчезли Граббе, Апраксин, Бенкендорф.
В общем, отречение показало, кто есть кто в царском окружении. Остались только люди, духовно связанные с царской семьей. Они сохранили ей верность до конца, а некоторые разделили ее судьбу. Впрочем, мы забежали вперед.
Конфликт между высшим светом и Императрицей носил в известном смысле принципиальный характер. С одной стороны — среда, привыкшая к культу праздности и развлечений, с другой — застенчивая женщина строгого викторианского воспитания, приученная с детства к труду и рукоделию. Ближайшая подруга Императрицы Вырубова рассказывает, как Александре Федоровне не нравилась пустая атмосфера петербургского света. Она всегда поражалась, что барышни из высшего света не знают ни хозяйства, ни рукоделия, и ничем, кроме офицеров, не интересуются. Императрица пытается привить петербургским светским дамам вкус к труду. Она основывает “Общество рукоделия”, члены которого, дамы и барышни, обязаны были сделать собственными руками не меньше трех вещей в год для бедных. Однако из этого ничего не вышло... Петербургскому свету затея пришлась не по вкусу. Злословие в отношении Императрицы становилось нормой в высшем свете. В тяжелое для страны время светское общество, например, развлекалось новым и весьма интересным занятием, распусканием всевозможных сплетен об Императоре и Императрице. Одна светская дама, близкая великокняжескому кругу, рассказывала: “Сегодня мы распускаем слухи на заводах, как Императрица спаивает Государя, и все этому верят”.
