Уильяме покачал головой и незаметно убрал руку.

     — Хорошо, окажи мне одну любезность, — сказал он Тейлору, — не перебарщивай, хорошо.

     Тейлор взглянул на измученное лицо человека, сидящего рядом с ним, свидетеля стольких разочарований, стольких напрасных попыток.

     — Хорошо, если получится.

     Впервые за последние дни Нобуру проснулся не от ночных сновидений. На этот раз он проснулся от взрыва бомбы.

     Вначале все было как в тумане. Сон был тяжелым, и он проснулся в тот момент, когда почувствовал, как его тряхнуло и подбросило на кровати. Не понимая своего состояния, он сел прямо и, находясь в полусонном трансе, почувствовал, что падает, и постарался схватиться за темноту. Может, все это был сон?

     Последнее эхо взрыва затихло, и тишина мгновенно заполнилась шумом выстрелов из автоматов и приглушенными звуками, которые, несомненно, были человеческими криками, доносящимися откуда-то из уголков сознания.

     Нобуру поднялся, чтобы включить свет, и как раз в этот момент загудел аппарат внутренней связи. Донесение было сделано без обычных церемонных приветствий.

     — Они перелезают через стену, — предупредил голос. Он уменьшил громкость, и голос в аппарате как бы съежился и начал звучать комично, как голос карлика, охваченного ужасом.

     Нобуру быстро надел брюки.

     — Бомба… — продолжал голос. Нобуру схватил китель и просунул руку в рукав.

     — Ворота…

     По привычке, выработавшейся у него за долгие годы службы, Нобуру взял портупею и застегнул ее поверх еще незастегнутого кителя.

     За стенами штаба застрочили пулеметы. Шторм голосов приблизился. Пол начал сотрясаться под ногами сотен людей, бегущих по близлежащим коридорам.

     — Часовые из местной гвардии дезертировали…

     Раздался еще один взрыв, но уже, несомненно, менее мощный.

     Акиро ворвался в комнату. Черные глаза адъютанта горели.

     — Господин генерал, — выкрикнул Акиро.

     Но молодой человек не мог придумать, что еще сказать. Его только что разбудили. Нобуру заметил, что у его обычно очень аккуратного помощника была расстегнута ширинка. Нобуру странно поразило, что он еще был способен замечать такие детали в тот момент, когда смерть уже касалась его своей холодной шкурой.

     Нобуру пересек комнату и подошел к окну из пуленепробиваемого стекла, закрытому тяжелыми шторами. Он дотронулся до кнопки, и шторы раздвинулись.

     Ничего не было видно. Бой шел с другой стороны здания штаба, и, несмотря на доносившиеся пулеметные очереди, из комнаты Нобуру был виден только спокойный ночной город, раскинувшийся на берегу залива. А за грядой зданий залитое лунным светом простиралось пустынное море. Это был великолепный романтический пейзаж, и отдаленный шум боя, казалось, до абсурда не сочетался с этой картиной, как будто к фильму подключили чужую звуковую дорожку.

     У Нобуру мелькнула мысль, что в Токио предпочли бы такую картину происходящего, но не успел он улыбнуться своей мысли, как зажигательная бомба пронеслась по темному небу, оставляя за собой хвост пламени. Она упала на балюстраду, чуть ниже того места, откуда смотрел Нобуру, и пламя начало распространяться по плоской крыше.

     — Пошли, — сказал Нобуру своему адъютанту, — и застегните ширинку.

     Нобуру бегом пересек комнату и вышел в коридор. Акиро следовал за ним, стараясь убедить генерала не ходить.

     — Господин генерал, — умолял Акиро, — вы должны остаться здесь. Вы должны оставаться там, где гарантирована ваша безопасность.

     Только когда закрытые двери лифта преградили ему путь, Нобуру обратил внимание на молодого человека.

     — Ничего нельзя гарантировать, — сказал он спокойно, — и меньше всего мою безопасность.

     Раздвижные двери лифта открылись с еле слышным предупредительным позваниванием. Внутри стоял полковник Пьет Клоет, главный представитель Южной Африки при штабе. Рядом с ним стояли два сержанта. Все трое были сильно вооружены. Сам Клоет смотрелся устрашающе с висящим на груди пулеметом; оба сержанта были вооружены автоматами, обвешаны гранатами. В руках они держали переносные радиоустановки и коробки с патронами для пулемета Клоета. Нобуру не мог не восхититься видом южноафриканского полковника. Он знал, что достиг сам уже такого возраста, когда никого уже не мог устрашить, а если он встанет с пулеметом наперевес, то просто рассмешит противника. Но полковник-южноафриканец был мужчиной в самом расцвете сил и полон энергии. Седина на висках Клоета поблескивала сталью.

     — Крыша, — сказал южноафриканец генералу.

     — Да, — ответил Нобуру, — вертолетная площадка — это наиболее тактически важная позиция.

     Он вошел в лифт. Когда Акиро попытался войти вслед за ним, он загородил ему дорогу рукой.

     — Идите в оперативный центр и следите за информацией, — приказал Нобуру. Он посмотрел на молодого человека. Этот отличный офицер штаба был сейчас явно не в себе. Акиро не казался испуганным, он просто выглядел морально подавленным. Это был дисциплинированный человек, живший в дисциплинированном мире, который, проснувшись, вдруг оказался босиком в джунглях, наполненных непонятными звуками.

     — И возьмите автомат, — добавил Нобуру.

     Двери со скрипом закрылись. Во время короткого подъема в лифте они слышали вокруг себя приглушенные звуки боя, и все же бой казался нереальным, почти неуместным.

     — Трассирующие снаряды, — заметил Клоет небрежно. Он поднял пулемет и теперь крепко держал его в руках. — Эти сволочи захватили главные ворота.

     Дверь открылась. Нобуру вышел первым и, осторожно ступая, пошел по короткому темному коридору, ведущему к вертолетной площадке.

     — Твою мать, — выругался один из сержантов-южноафриканцев, споткнувшись обо чтото металлическое.

     Когда группа вышла из железобетонного укрытия, дующий с моря ночной ветер ударил Нобуру в грудь под расстегнутым кителем, взъерошил волосы, подобно волне ледяной воды. Медно-красные огни падали с неба, освещая здание штаба и близлежащие кварталы города. В темном небе было видно, как трассирующие снаряды то соединялись, то разъединялись, а в квартале домов прямо за бараками вздымалось ввысь пламя. Очевидно, первая атака была отбита. Движения людей почти не было видно. Нобуру быстро пересек вертолетную площадку и подошел к тому месту, откуда все было хорошо видно. Южноафриканцы шли впереди под грузом оружия, тяжело ступая обутыми в сапоги ногами.

     — Пулемет, — закричал Клоет, — открыть огонь. — В его голосе слышались интонации, полученные им в наследство от их старых врагов британцев, эти интонации проникли в бурскую кровь и возникли сейчас здесь, на берегу Каспийского моря. Не было сомнения, что Клоет говорит по-английски, но с сильным бурским акцентом.

     Южноафриканцы начали стрелять из своего длинноствольного оружия по целям, которые старческие глаза Нобуру даже не могли и разглядеть.

     Его тело ослабело, глаза стали плохо видеть. Но он очень хорошо помнил свою молодость. В тот момент, когда Нобуру спрятался за низкой стеной, идущей по краю крыши, яркие огни пламени вспыхнули из-под одной из сторожевых башен, похожих на длинный стебель с луковицеобразной площадкой наверху. На площадке стоял часовой. Сейчас этот цветок задвигался. Так как основание башни было охвачено пламенем, то она задрожала, затем как будто подпрыгнула, стараясь сохранить равновесие. И наконец, все сооружение потеряло устойчивость, и куски железобетона с грохотом рухнули на парадную площадь.

     На фоне выстрелов раздались крики. Выкрикивая что-то непонятное, азербайджанцы бросились вперед через разрушенные главные ворота. Огромные стальные ворота взрывом сорвало с петель, а каменная кладка стены была вся в острых зубцах, как сломанная кость. Темные фигуры бежали вперед, и их силуэты выделялись на фоне огня. Другие фигуры спрыгивали со стены в тех местах, где была разорвана проволока. Бегущие впереди открыли огонь из автоматов.