Комиссар Алибаев ответил односложным гортанным вскриком, обеими руками хлестнул себя по щекам и закрыл ладонями глаза. Из груди его вырвался стон, он качнулся из стороны в сторону. И хотя между братьями разговор шел не по-русски, все поняли, о чем они говорили. Еще свежа была в памяти страшная расправа белоказаков с продотрядниками, когда был зверски замучен Джулип Алибаев.

— Пиши меня! — сказал Джайсын. — Сколько буду жить на белом свете, столько кончать буду эту сволочь. Клянусь памятью малайки!

Семен записал и протянул ему карандаш:

— Распишись!

— Могу палец приложить, я неграмотный.

К Маликову подошел парнишка в гимназической шинели.

— Меня запиши. Пашка Кобзин. — и поправился: — Кобзин Павел. Клянусь, что я так же, как Джайсын, буду мстить за его брата Джулипа. Я всю свою жизнь буду бороться за революцию. Всю жизнь!

За гимназистом выстроилась очередь; один за другим подходили молодые красногвардейцы, и каждый, хотя об этом никто никому не говорил, перед тем, как поставить свою подпись, произносил клятвенные слова.

— Погодите, дайте и мне записаться, — сказал Семен Маликов. — Я вот что хочу сказать. Все мы здесь красногвардейцы. Нас Петр Алексеевич в отряд не тянул, мы сами пошли, добровольно... А почему пошли? Потому что в жизни нам ничего хорошего не дадено, а мы люди. Я человеком себя считаю и хочу жить человеком, а не как ползучий раб. Понятно? И вы, Петр Алексеевич, если придется снова говорить с Лениным, передайте, что мы за революцию будем сражаться до последней капли крови... Куда прикажет партийная организация пойти, туда и ударимся. И мне, например, лестно, что я буду в отряде коммунистической молодежи. Пускай меня посылают куда нужно, все выполню, клянусь!

Обручев тоже стал в очередь к столу.

Взглянув на Семена, Обручев злорадно подумал, что на челе его уже стоит печать смерти. Судьба Маликова решена, он произносит здесь свою последнюю речь. Просто повезло, что Корнеева проболталась, куда направляется Маликов. А о своем походе она говорит неохотно. Вот ее бы в контрразведку Рубасова! Ну, ничего, скоро, скоро наступит день, когда студент Сергей Шестаков поднимет на воздух весь этот дом, со всей партийной компанией Кобзина, вместе со всем их самарским оружием.

Думая так, Обручев медленно подвигался в очереди к столу, а там то и дело над листом склонялись головы и слышалось:

— Клянусь!

— Клянусь!

— Клянусь!

Кобзин стоял в сторонке и тепло смотрел на ребят, словно вдруг повзрослевших и возмужавших; комиссар думал о том, что ему выпало большое счастье выводить их на дорогу, и о том, что вот она — та сила, с которой можно идти на штурм, и атаману перед ней не устоять!

Скоро начнутся решающие бои. Кто-то из этих, едва начавших жить молодых людей погибнет в боях. Кобзин всматривался в лица, и сердце его сжималось. Чего бы только не отдал за то, чтобы все они, эти мальчишки, остались живы и увидели ту жизнь, ради которой клянутся сейчас не жалеть себя.

...После окончания собрания Семен уехал.

На станцию Соляная защита он добрался с товарным поездом, когда совсем уже стемнело, на что Семен и рассчитывал. Теперь до Соляного городка оставалось всего около пяти верст, дорога вилась по заснеженной равнинной степи, и если днем просматривалась на всем ее протяжении, то ночью тонула во тьме.

Довольный первой своей удачей Семен зашагал в Соляной городок.

В минувшем году ему довелось побывать в этих краях. Вместе со своим напарником по цеху, Николаем, он приезжал сюда на рождественские праздники. Они гостили тогда около недели.

Отправляясь в это опасное путешествие, Семен намеревался прежде всего зайти в знакомый двор.

На Семене была простая казачья одежда: полушубок, перехваченный кушаком, стеганые штаны, заячий малахай, на ногах валенки. Все это было изрядно заношено, но не говорило о бедности, наоборот, каждый, взглянув на этого подобранного молодого казака, мог подумать, что он рачительный и крепкий хозяин.

До Соляного городка Семен добрался благополучно.

Поплутав по переулкам, он с трудом нашел нужную ему присадистую избу-землянку. Огня уже не было, должно быть, хозяева улеглись спать.

«Стучать или не стучать? Если бы знать, что посторонних там нет, можно бы действовать без сомнения... А вдруг на постое белоказаки? Сам в лапы напросишься!»

Постояв в нерешительности, Семен бесшумно приоткрыл калитку и проскользнул во двор. Осмотрелся. Все на старом месте. В глубине двора небольшой сарай, рядом стожок сена.

«Может, забраться в сарай да и пересидеть до утра? Там, где находится скотина, всегда тепло, конечно, не как в избе, но терпимо».

Семен уже совсем было решил направиться к сараю, но в соседнем дворе тявкнула собака, неподалеку откликнулась другая, и вскоре уже разноголосый хор собачьих голосов будоражил ночную тишину.

Семен тихонько постучал в окно. Уголок занавески приподнялся, показалось знакомое бородатое лицо. Затем послышался стук двери, и из сеней мужской голос спросил:

— Кого надобно?

— Вас, Петр Фомич. Я Семен. С Николаем приезжал минувшей зимой. Помните?

Дверь отворилась.

— Давай, входи быстрее, а то мороз сокрушает, — сказал хозяин и ввел Семена в избу.

— Кто там? — спросил женский голос.

— Семен. Гостенек наш. Николашкин дружок.

— Батюшки! — не то удивилась, не то испугалась женщина.

— Давай-ка раздевайся, — сказал хозяин. — Только огня я зажигать не буду, от греха подальше.

— Да как же это без огня? — забеспокоилась женщина. — Ты, старик, хоть коптилку вздуй.

— Чтоб непрошеные нагрянули? — отозвался хозяин.

— Не сидеть же человеку в потемках!

Семен успокоил, сказав, что ему огонь совсем без надобности.

— Мне бы переночевать у вас, и все. Что на это скажете?

Женщина вздохнула.

— Места в избе не перележишь, — ответил хозяин. — Только у нас такая оказия, что и человека в свой дом пустить не моги. Облава за облавой. Вчера дважды охранники заглядывали и наказ такой дали — никого стороннего не принимать, а если кто зайдет, тут же знак подать. Иначе, мол...

Хозяин не закончил фразы, но Семен и без слов его понял, что может грозить тому, кто не выполнит приказа контрразведки. Он понял и то, что хозяева напуганы его приходом, но стараются этого не показать.

«Надо уходить. В летнее время можно бы найти укромное место, летом каждый кустик ночевать пустит, а сейчас где спрячешься?»

Не ожидал Семен, что в Соляном городке введены такие строгости... Старается полковник Рубасов!

Конечно, хозяева не откажут, разрешат переждать хотя бы до утра. И скорее всего все обойдется благополучно... Ну, а если нагрянут белоказаки? Тогда этим добрым людям несдобровать. Надо немедленно уходить.

Он поднялся, еще не решив, куда же ему направиться.

— Извиняйте, пойду я...

— Ты на нас не серчай, — приглушенно сказал хозяин, и в его голосе Семен услышал смущение, просьбу и боль.

— Так ночь же, — вступила в разговор женщина. Она успела одеться и уже стояла посреди комнаты.

— До утра-то уж как-нибудь... А? Отец! — нерешительно сказала она.

— Так я разве что? — ответил хозяин. — Сам понимаю. — И с горечью вздохнул: — Эх, жизнь! Не жизнь, а жестянка, на белый свет смотреть не хочется... У тебя документы-то какие есть?

— Совсем пустой, — усмехнувшись, ответил Семен.

— Ох, ребятушки, ребятушки, буйные головушки, — сказал хозяин. — И как же ты думаешь, не дай бог чего?..

— А что мне? Я форштадтский казак, и вся недолга.

— Давай раздевайся, — предложил хозяин. — Бог даст, все обойдется. Как там Николай? Живой, здоровый?

— Живой! Вот вытурим беляков, в гости явится.

— Плохо у вас там в городе? Голодно? — спросила хозяйка.

— Хорошего пока мало, — сдержанно ответил Семен. — Ну, а все ж, можно сказать, дело пошло на улучшение. Казачни белой много накопилось в Соляном?

— Как саранчи, — ответила женщина. — В каждой избе полно. У нас тоже были на постое. Ушли. Изба больно холодная.