Как же все-таки надо повидать Семена!

Надя решительно поднялась и, не оглядываясь, зашагала обратно... Она будет искать Семена в городе. Она пойдет туда, где стреляют. И найдет. А сейчас куда? Конечно, домой. Что сказать там, у Стрюковых, ведь допроса не миновать? Лгать, изворачиваться? Как же это противно! А зачем лгать?

Все так и рассказать, как было, как есть. Пусть знают, что она не считает себя их собственностью и, если жила в их доме, терпела и терпит, то только до поры.

— Стой!

От неожиданности Надя вскрикнула. Дорогу ей преградили двое с ружьями в руках. По одежде они не походили на белоказаков. И на солдат тоже. В голове промелькнули рассказы о грабежах.

— Ты нас не боись, не тронем, — заговорил высокий, пожилой.

— Я не боюсь, — стараясь скрыть дрожь в голосе, ответила Надя.

— Зачем приходила сюда? — спросил второй, помоложе. На нем было пальто, подпоясанное ремнем.

— По делу, — все так же независимо ответила Надя.

— А мы подумали — топиться пришла, — полушутя добавил он. — Даже поканались с Иваном Михайловичем, кому кидаться в реку, в случае чего... Как я человек счастливый и люблю купаться, то вытаскивать тебя из реки вышло на мою долю. Купанье я, конечно, люблю не зимой, а летом. Ну вот, смотрю я на тебя, злюсь, а сам уговариваю: лапушка, не суйся в воду, больно холодно, себя не жалко, мне посочувствуй! Вижу — отползла от берега, ну, думаю, душа у человека добрая. Угадал?

— Не знаю, может, и угадал, — нехотя ответила Надя.

По тону разговора эти двое не походили на грабителей, но все же они были вооружены, среди ночи находились в глухом месте, зачем-то остановили ее. Кто такие? Что им надо?

— Откуда сама? — спросил Иван Михайлович.

— Городская.

— А где живешь?

Надя сказала.

— Ну и чего же тебя понесла нелегкая среди ночи к этому омуту? — не отступал тот, что помоложе. В его голосе слышалось не то недовольство, не то подозрительность.

Этот вопрос не удивил Надю. Наверное, каждый задал бы его, встретив одинокую девушку в ночное время в таком глухом месте.

— Заблудилась.

— Нечего сказать, в трех соснах заплуталась! — пошутил он.

— В жизни, Степа, всякое бывает, — строго сказал Иван Михайлович, и по его тону Надя поняла, что он относится к шутке неодобрительно. Хотя она сама понимала, что ее ответ прозвучал легкомысленно и глупо и ничего, кроме удивления и насмешки, вызвать не мог.

Надя без лишних подробностей рассказала, что приходила в деповский поселок по делу и вот тут-то и случилась с ней неприятность.

— Хозяин посылал? — поинтересовался Иван Михайлович.

— Нет. Мне самой нужно было повидать одного человека.

— А кого? Не секрет?

— Мы с Иваном Михайловичем всех в поселке знаем. Сами деповские, — пояснил Степа.

Тут Надя заметила на шапке Ивана Михайловича наискосок пришитую ленту и поняла, кто ее новые знакомые.

— Я приходила к Маликову.

Степа легонько присвистнул.

— К Семену? — спросил он.

— Да.

— Даже избенки не нашла, верно? — спросил Иван Михайлович.

Надя молча кивнула головой.

— И очень нужен тебе Маликов?

— Очень.

— Ну, если так, попытаемся выручить. Как соображаешь, Степа?

— А что тут долго соображать, если человеку такая необходимость? Постараемся, — охотно откликнулся Степа и, шагнув в сторону, скрылся в снежной мгле.

Степа вернулся почти тут же. Следом за ним шел Семен, вооруженный с ног до головы: за спиной у него виднелась винтовка, с левой стороны — клинок, а с правой пристегнут револьвер, впереди болталась прицепленная к поясу ручная граната, на груди скрестились пулеметные ленты. Надя не видела Семена небритым, и ей никогда даже и в голову не приходило, что у него растут усы и борода и что он давно уже бреется. Сейчас же, хотя было темно, Надя заметила, что лицо Семена заросло густой темной щетиной. Столь необычная перемена так изменила его, что Надя и узнавала и не узнавала Семена.

— Вот она, гражданка, — сказал Степа, но Семен уже увидел Надю и со всех ног кинулся к ней.

— Здравствуй, Надя! — сдерживая голос, сказал он и крепко сжал ее холодную руку горячими и сильными руками. И тут же торопливо спросил: — Что-нибудь стряслось? Да?

В его голосе слышалась тревога.

Надя стала уверять, что ничего особенного не случилось. Сейчас ей почему-то казалось, что ее неприятности не настолько серьезны, чтобы рассказывать о них.

— Нет, Надежда, ты чего-то недоговариваешь. Да кто тебе поверит, что ты просто так, за здорово живешь, пошла ночью туда, где волки бродят? Верно я говорю?

— Верно, — неохотно согласилась Надя.

— А ты давай сказывай! Ничего не таи.

И Надя рассказала, что привело ее в деповский поселок. Умолчала лишь о том, как Стрюков ее ударил.

— Что решили уйти от этого змея — правильно, — одобрил Семен.

— Только вот некуда.

— Жаль. А знаешь что? Давай все-таки назад, к Стрюкову. Точно! Я тебе по секрету скажу: денька два ждать осталось. Не больше. Даю слово. Все изменится! Потерпите с бабушкой. А?

— Деваться все равно некуда.

— Только ты, пожалуйста, не горюй. Все будет, как я сказал. Или не веришь?

— Почему? Верю... — Надя помолчала. — Стрюковская Ирина приехала.

— Да что ты говоришь? — удивился Семен. — Значит, к папаше под крылышко? Скоро и ноги и крылышки пообломаем.

— Ирина Стрюкова — это такая змея!.. Самая ядовитая. Не говорит, а шипит.

— Пускай шипит, недолго осталось... А я на днях ходил в город, на разведку. Целый день по улицам шатался.

— Могли же поймать! — ужаснулась Надя.

— Ну, могли... Только не поймали, — Семен тихонько хохотнул. — Даже во двор к вам заглядывал, калитка была приоткрыта. Думаю, увижу тебя, незаметно подмигну. — Он вдруг крепко обнял ее. — Вот вытурим беляков и — шабаш! Поженимся. Верно? Не передумала?

Надя качнула головой.

— Знаешь, Надя, если прямо сказать, я ну просто извожусь без тебя. Особенно как подумаю, что какой-то гад может обидеть, в голове даже туманится. Я ведь все время о тебе думаю. Не веришь?

— Верю.

— Ну, а теперь иди...

Сказал: «Иди», а сам держит ее за руки.

На душе у Нади стало празднично, сердце забилось как-то особенно трепетно. В это короткое мгновение она забыла все, все неприятности, будто вокруг ничего плохого и не было, нет и быть не может.

Наконец Семен ласково провел шершавой ладонью по ее руке и отпустил.

— Иди, иди, Надюша, недолго теперь осталось...

И вот уже нет чувства радости. Надя понимает, что надо идти, но... Что ее там ждет?

— А что, если мне остаться?

— Где? — словно не понимая, спрашивает он.

— Тут. У вас. Совсем.

— Да?.. Не знаю, понимаешь, что тебе сказать...

— Здравствуйте! То сам звал, уговаривал...

— Ну, уговаривал. И сейчас не против. Даже наоборот. Только не сегодня. Поняла? Не такой нынче день...

— А почему? — удивилась Надя. Ей казалось, что кто-кто, а Семен будет обрадован ее решением. На деле получилось иное. Пусть же он тогда объяснит свое непонятное поведение. Но Семен молчал.

— Скажи хоть что-нибудь.

— Не обижайся, Надь! Ничего точного я тебе сказать не могу. И ты лучше не спрашивай. Права такого не имею! Завтра или послезавтра сама все узнаешь. Даю тебе честное слово. Ты просто послушай меня. Так будет лучше. Мы им подарочек приготовили. Одна идти не забоишься?

— Как-нибудь доберусь.

— Я сам бы проводил, да не могу. Погоди одну минутку! — Семен метнулся к маячившим невдалеке Степе и Ивану Михайловичу, о чем-то пошептался и уже вдвоем со Степаном подошел к ней. — Степа доставит в город, — сказал Семен и пошутил: — Как бы еще разок не заплуталась.

— Ну, зачем же? Совсем никого не нужно, — заупрямилась Надя. — И не беспокойтесь, больше не заблужусь.

Но Семен и Степа стали ее уговаривать так горячо и дружно, что Надя сдалась.

— И давайте поскорее топайте, время дорого, — заторопил Семен. — Ты, Степан, крой закоулками.