Продолжала с воодушевлением, не вникая в ответ:

— А. Ну понятно. На севере. Отняли рюкзак? Ну что так переживать! Ну вот. Застала его, он дома! Говорю «Ратмир Сергеевич!», обрадовалась…

— Да ты… Да он всееегда дома, ты всеее-гда застаешь его дома. Он не рабо… не работает ни в каком управлении!

— Глупости. Я звоню ему всегда он велел, рано утром или ночью. Я говорю, последний шанс наш это шесть тысяч за полный цикл. Больше денег нет и никогда не будет. Он вздохнул так и говорит: «Еду». Потом привез все и объяснил. У него была партия почти просроченная, ну она до следующей недели, но все медики знают, что после срока еще шесть месяцев можно! Я уже даю Алешке эти ампулы! Уже две выпил! Победа! Я у тебя не просила, мне Бог послал!

— Не ра… не радуйся, — зашептал, — особенно так, сволочь, квартиру у нас отберут через месяц. Я те… тебе сказал, что меня ограбили… Это все моего директора дела. Я дал ему расписку на двадцать шесть ты… тысяч… до-долларов. Под залог, оказывается, квартиры. Получил на выкуп Юры, ну ты помнишь. И меня в поезде обо… обокрали.

— Какк?!? Шшто??? Ты как?… Что ты сказал?

Завыла, но быстро замолчала. Алешка слышит.

— Слушай, что-то я стал плох. Помолчи. Ты совсем ох-хренела, Аня. Слу… слушай, значит так, ты потратила все деньги на эту шмаль, а меня тут вообще обокрали. Я достал на выкуп, дал расписку на двадцать шесть тысяч долларов. Под залог, нормально, квартиры. И у меня все взяли! Ночью в поезде!

— Ты в своем уме? Я вообще тебя не понимаю! Ты что говоришь такое? Зачем двадцать шесть ты взял? Это не твоя… квартира!

— Да, твоя. Но я дал ра… расписку. Все. Они мее-меня достанут, убьют. Кваквартиру отберут.

Замолчала. Какой-то писк.

— Может быть, к тебе прие… приедет мой один знакомый, Валерий. Открой ему.

— Это не ты говоришь!

— (Шепотом). Муми, ты как всееегда права. А этот Ратмир всучил тебе для Алешки на… наркоту, как я и предупреждал. Будет улучшение, общий тонус поднимется, а через полгода резкий спад. Общеизве… известные дела. Ну прощай, может, больше мы не ууу-уви-димся.

— (Тихо, чтобы Алешка не услышал). Ты уходишь? От нас совсем уходишь?

— Во-возможно.

— (Еле слышно, шепотом). Ну и привет твоей жене! А мы на улице будем жить!

Не заплакала. Бросила трубку. Теперь будет всем подругам звонить, и тут же новость дойдет до директора. Да ему и так уже сказали, что деньги не пришли. И прекрасно.

Между прочим, уже был вечер.

Вышел в город. Денег нет и противно щупать чужие карманы. Господи, как противно. Та тетка легла как под трамвай, раздавленная.

А все-таки хорошо что нас обокрали, милиция бы встретила, у дяди доллары, на пакете следы крови… и хорошо что пистолет спрятал за батарею… Вовремя засунул его. И чужой рюкзак, в нем банка икры и видеокамера, и нож взяли. Год Бутырок и шесть лет колонии строгого режима нам бы светило. Спасибо тебе от всей души, Зина-Индия.

А нас-то ждали на перроне. В купе не стали заходить, мало ли где я спрячу свои цацки. Или вообще скажу что не мое. По описанию уже составили портрет.

Вечер, вечер, красный закат.

Поехал знакомой дорогой в родные места, к себе домой.

Сел на лавку во дворе напротив балкона. Алешка уже, видимо, проснулся в своем ящике, и Анюта его унесла. Он спит утром и вечером на балконе. Толку-то.

Его нет. Позвал тихо-тихо:

— Сынок! Алешка! Вставай!

Нет, заплакал. Проснулся. Плачет! Чего она, сука, не идет! Не слышит! Спит, наверно, как всегда, после бессонной-то ночки. Не плачь, парень, не плачь (тихо так сказал).

Алешка замолчал, потом звонко спросил:

— Папа? Папа?

Тут она вылезла, заговорила, забормотала, Алешка ей стал рассказывать что-то, поднатужилась, вытащила его из ящика, большого в спальном мешке, зорко поглядела вниз, по сторонам, никого не увидела. Ну, сидит какой-то мужик на лавке. Посторонний.

Скоро она не сможет его поднимать.

Произнесла специально отчетливо:

— Ну какой папа, какой там папа. Где это ты слышал папу.

Ушла с Алешкой. А вот слышал!

Далее путь был простой, к продмагу, который теперь назывался пышно, «Десятый вал». Туда хаживали богатые.

Местные обозленные жители в «Вал» не заглядывали, боялись цен, а шастали в подвальчик. Там было все родное, плохое, пол затоптанный, товары подозрительно дешевые, явно просроченные, и продавщица своя, приветливая Маша.

Номер Один подошел в сверкающему стеклянному аквариуму, поднялся по мраморным ступеням на полированное крыльцо, но в дверь не вошел, а просто встал в позицию «ноги на ширину плеч». Руки заложил за спину, как телохранитель в кино.

Немного погодя подвалил тяжеленный «Мерседес» с зеркальными стеклами.

Оттуда, закопошившись, вывалилась парочка пьяных дядьков в кепках, с толстыми сумками через плечо.

Один крикнул водителю:

— Владимир, чтобы никуда, понял? Гляди, а то будет как тогда.

— А что было тогда? — спросил второй.

— Да я его полчаса выглядывал.

— Понял.

Выкатив животы из-под кожаных курток, эти двое пошли в магазин.

Им навстречу вылез нетрезвый персонаж по имени Дядя Шиш, который всегда ошивался у автостоянки «Десятого вала». Выставив две чудовищные культи (обрубленные выше локтя), дядя Шиш начал:

— Шитня хота!

И весело кивнул на оттопыренный грудной карман.

— Че? — брезгливо спросил второй из приехавших. Первый осторожно, как кот лужу, обошел Шиша.

— Жжить неохота! — повторил Дядя Шиш. Это был весь его репертуар.

Номер Один сказал Шишу пару слов, предупредительно поднялся перед клиентами по ступеням, открыл им дверь и просочился следом, причем сделал морду кирпичом и вертел головой по сторонам, как телохранитель.

Стоящий внутри вежливый парнишка в синем костюме с красным галстуком и плакеткой на груди (надо такую же иметь) вежливо сказал:

— Попрошу сдать сумочки.

— Просят сдать сумочки, — сказал задний переднему.

— Да охренел ты, — отозвался передний. — Там же все мое.

— Ну сдадим, ну вынем, — зачастил задний.

— Сумочки придется сдать, — повторил красный галстук твердо.

Дядя долго доставал какие-то пухлые конверты, рассовывал по карманам. Потел.

Номер Один смотрел строго по сторонам, мимо парнишки в синем, как бы ожидая выстрелов из-за угла.

Затем Номер Один проводил свою парочку к дежурному, помог им поставить сумки, бормоча «ничего-ничего, не беспокойтесь», проследил, в какие ячейки попало добро, одобрительно кивнул, когда двое положили номерки в боковые карманы, приклеился к ним и так и пошел впритык за мужичками к полкам, по дороге прихватив корзину на колесах. Они набрали полные охапки банок и коробок, и тут он все у них принял и уложил в корзину.

— Спасибо, — сказал второй.

А первый все останавливался и как бы мечтал.

— Не за что, — произнес Номер Один.

Тут старший по званию, видно, додумал свою думу и сказал:

— Надо проконсульти-рваться.

Добыл мобильный телефон из внутреннего кармана, очки оттуда же и долго, отстранившись, набирал. Номер Один скромно наблюдал со стороны.

— Слушай, — это прозвучало весомо. — Это ты? Это я. Ну как ты чувствуешь? Так. Так. Да не за что. Рыба моя (взволнованная пауза), слушай, такой возник вопрос. Брать черную икру? А? А семгу? А красную? А. И шампанское, понял. Ну до скорого. И я тебя. Что? А. (Запыхтел). И ее также.

И он, радостно покраснев, убрал телефон в наружный, и так уже полностью набитый, карман. Своим кралям звонил.

Номер Один выжидательно застыл. Они еще много чего нахватали, он им советовал, какой сорт кофе лучше взять, протискивался мимо и т. д. Заботливый сотрудник магазина, шестерка.

— Приведу вторую повозку, — сказал он.

— Нам в винный, — ответил второй. Первый был важен и в основном отдувался. Типичный генерал.

Номер Один отошел и подвалил к парнишке в синем костюме, достал мобильный телефончик, нажал какие-то кнопки и сказал: «Володя, я несу». После чего предъявил два номерка от сумок, получил их и строго вышел в дверь.