Марья ждала свой чай. За ужином чай стоил едва ли меньше, чем вино.

– Нет, ну что за бардак?! – возмутилась Маша. – Я уже десять минут жду свой чай! И хде???..

Вадик щелкнул пальцами, снова призывая официанта.

– Эта леди пятнадцать минут назад заказала чай, – проговорил уверенный молодой человек на хорошем английском.

Машке польстило слово «леди», хотя «леди» она себя совсем не ощущала, в крайнем случае «мамзель».

«Черно-белый» внимал, лукаво склонив голову, он еще помнил «too much»[8] про теплое вино, но ответить не успел. В команде «Нептун» произошла замена.

– One minute! Just one minute![9] – Зия молниеносно щелкнул застежкой на запястье.

Часы приличествующей управляющему среднего звена марки, в среднем ценовом сегменте, легли на клетчатую скатерть напротив Маши. Что поделать, ее уже подхватила волна Вадимова перфекционизма. Жаль, что она не запомнила марку часов, которые носит сам Вадик. Кажется, какой-то «Филипп». Пока она изучала циферблат, Зия вернулся с чаем, окончательно вогнал Машку в смущение и растворился.

– А ты вошла в роль! – сказал Вадик. – «My dear!»[10]

– Я сказала «May be»![11] – ответила Маша.

– Нет, я слышал, ты сказала «My dear!» – настаивал Вадик.

«Вот засранец! А чай-то принес – в стакане!» – Маша отдернула руку. Высокий стакан с надписью «Кола» издевательски обжигал пальцы.

Между тем что-то происходило вокруг, какое-то движение: всплески музыки, света, микрофоны, провода, турки в цветном и блестящем – да! «Турецкая ночь»! Одна из освобожденных женщин Востока убедительно потряхивала монистами под оголенным пупком и делала приглашающие жесты руками. Женщина «освободилась», видно, давно, была не очень молода, и, может, поэтому, а может, ужин был вкусный, но танцевать никто не рвался.

В общем, это был такой специальный вечер в программе отеля, когда специально обученная девушка из Питера могла продвигать цацки из ювелирной лавки, что на соседней улице. Русские из отеля «Нептун», четыре звезды, «не больше трех» – со знанием дела говорили Вадик и Яна – обычно были податливы и не сопротивлялись. Обычно. Но не в этот раз.

Девушка наметанным глазом сканировала аудиторию и приметила компанию за крайним столиком. Она почти безошибочно «считала» штрих-дресс-код и с электронной же точностью оценила платежеспособность. Она рванула к ним и с большим энтузиазмом, глядя честными глазами прямо на Янку, стала предлагать амулет «от дурного глаза» из настоящего серебра и, к тому же – какая наглость! – совершенно задаром. Завтра же! В любое время!

Так с Яной Ядреновой еще никто не обходился!

– Вы что, за идиотов нас держите?! – Яна возмутилась искренне и громко.

В зрачках девушки из Питера перестали мелькать доллары, касса дала сбой, она поймала ртом воздух, побледнела, покраснела и забыла текст.

– Вы, пожалуйста, сбавьте тон, – сказала она не по сценарию, собрав все свое достоинство, – не надо портить настроение себе и другим.

Рот ее потерял прямоугольные очертания, и она сразу стала симпатичнее.

«Вот так так! Началось!» – думала Маша, осознавая, что происходит что-то неправильное, что-то не то, но сделать ничего не могла. Яна еще что-то возражала, упоминая макаронные изделия на доверчивых ушах, но правда и политкорректность были не на ее стороне. Вадик тоже:

– Ну ты и хамка! – бросил Вадик, будто ударил.

Инга молчала, как молчит тень. А безлунной ночью тени не отбрасывал даже Вадик. Маша быстро взглянула на сестру: ничего как будто не случилось, ни один камень не упал с темного неба, никого не смыло набежавшей волной. Янка покопалась в рюкзачке, что всегда был при ней, извлекла тонкую сигаретку из изящной пачки и невозмутимо закурила.

Вадик с Ингой удалились через несколько минут. Шопинг, однако. Тапочки для рафтинга – дело ответственное.

– Что же мне делать?..

Вид у Янки был растерянный и поникший, хоть и не призналась бы она в этом даже самой себе. Лифт пришел на ее этаж.

«Боже мой, как она на меня похожа!» – думала Маша. Центральный нападающий, суперцентрфорвард, обходит полузащитника и бьет без промаха в свои ворота. Помнится, и ее упрекали в прямолинейности. «Ты вся из острых углов».

Хотелось обнять ее, защитить… от самой себя. Чувство было непонятное и щемящее, похожее на нежность. «Как это все странно», – думалось среди холодного черного мрамора «Нептуна», здесь, на краю земли, где…

«Яна Ядренова – гипербола меня».

– Что же мне делать? Они не станут со мной завтра разговаривать! Я даже не знаю… Я не знаю. Как Вадик будет?.. А Инга… Никогда такого не было.

– А ты давно с ними знакома?

– Давно. Мы уже полгода работаем вместе.

– ???

– Как мне завтра?.. Как все будет?

– Не переживай! Будь собой, пусть все будет как обычно. Как будто ничего и не произошло. Все так и будет.

Так и будет.

Пенный след за сумасшедшим катером было видно далеко с берега. Лодка резко рванула от причала, сделала большую букву «зю» и зависла на месте в беспорядочном колебании. Вадик «парковался» у Яниной кепки, которая подчинилась законам инерции в причудливой траектории движения лодки.

Белобокое моторное чудо и красная кепка Яны, которая пока еще дрейфовала в синей воде, являли собой цвета российского флага у иноземных берегов. И это было символичное, но не совсем гламурное сочетание. Поэтому Янину кепку нужно было спасать! Конечно, если бы «насиженное» место вздумалось покинуть Машиной панаме, то ее, панаму то есть, никто ловить не стал бы – так она всем надоела, эта дурацкая панама! «Давай купим тебе кепку», – ненавязчиво «капала» Яна. «Давай, – соглашалась Маша, – мне идут кепки», но, как только сообразила, откуда ветер дует, к этой идее охладела, еще больше полюбив свою панаму.

Яне, как девушке самостоятельной, не внове было полагаться на себя, и она отчаянно тянула руки к синему морю из белого корыта. «Если бы здесь был Сеня, – подумалось Маше, – золотая рыбка уже вернула бы убор законной владелице».

Так или иначе, кепку подняли на борт и погнали дальше. Пристегните ремни! Машка вцепилась в поручни, и соленые брызги, сверкая и дразня, весело летели прямо в лицо на каждом крутом вираже.

У Маши давно сложилась собственная теория относительно манеры вождения и корреляции ее с особенностями, как бы это сказать… В общем, как водит – так и любит. Теория, правда, не была доказана. За недостатком эмпирических данных. Но право на существование имела.

Вадик разметал всех, кто мог бы претендовать на главную дорогу к Эгейскому морю.

Когда окажетесь на границе двух морей, обязательно сделайте несколько кадров на память!

Только что был соленый душ и потоки теплого морского воздуха в лицо, и совсем не жарко под палящим солнцем, и полный штиль… Ах, зачем я не турчанка? А, впрочем, кто их там видел?..

Яна изготовилась снимать, Вадим и Инга позировали на носу катерка. Инга подняла на лоб темные очки, чтобы открыть глаза, Вадик приблизил свое лицо, чтобы можно было запечатлеть, как он целует молодую жену, в глазах его была нежность, Инга томно опустила ресницы, изогнула изящную фигурку, и голова ее стала чуть запрокидываться в очень естественном движении в ожидании поцелуя на границе двух морей – Средиземного и Эгейского, очки скользнули назад и, тоже в очень естественном движении, в полном соответствии с законами физики, без всхлипа и всплеска канули в воду.

– Это же Версаче! – ахнула Инга.

Машка непроизвольно подняла руку к лицу, словно желая убедиться в присутствии Яниных очков на своем носу.

У кусочка формованного пластика «от Версаче» способности дрейфовать, увы, не было.

– Двадцать метров. Сто пятьдесят долларов, – зафиксировал Вадик.

Потом он громко кричал на глупую Ингу, и глупые рыбы на дне тут же ощутили ценность приобретения, ведь известно, коли в одном месте что-нибудь убудет, в другом непременно прибавится.

Конечно, у Инги были в отеле еще очки. За двести евро. От Шанель. Но ведь сто пятьдесят долларов! Двадцать метров! Дороговато для таможенного сбора на границе двух морей.