Так же в песне не должно было быть много агрессии. Чрезмерная агрессия — признак слабости, глупости и подростковой поверхностности в изучении какого-либо вопроса, когда человек не вникает глубоко в проблему, а только лишь выплескивает свои эмоции. Кроме того, агрессия отталкивает большинство более-менее здравомыслящих людей, так как они не совсем понимают ее как инструмент (отчасти в силу своей ограниченности). Поэтому я решил, что агрессии будет не много, но в тоже время она должна быть — в небольшом количестве, совсем чуть-чуть, чтобы привлекать подростков и не отталкивать более взрослых людей, но чтобы обязательно вызывать эмоции.

Песня должна была цеплять, и ее жесткость — как один из способов это сделать. Песня должна была проникать в разум и производить определенную реакцию. Она не должна была быть нейтральной, или той которую послушал и сразу забыл, или такой которую начал слушать и пошел пить кофе на кухню. Она должна была производить реакцию внутри человека. И пусть лучше она произведет в человеке негативную реакцию и вызовет негативные эмоции, чем совсем никаких.

Но в то же время доля агрессии не должна была превышать некоторое допустимое значение, иначе, как уже было замечено, она станет понятной только подросткам или очень молодым людям. А мне хотелось, чтобы так же студенты старших курсов и недавно закончившие ВУЗы могли быть открыты для восприятия этого музыкального трека. Поэтому текст песни так же должен был быть интеллектуальным — не тупым, не глупым, а раскрывающим проблему в разрезе социальной и политической тематики.

Так же текст должен был содержать несколько "умных" фраз и выражений — чтобы привлекать интеллигенцию, чтобы образованные люди узнавали в тексте свой язык.

В результате получалось так, что трек должен был стать в некоторой степени универсальным, почти для всех — хотя это и невозможно, невозможно охватить всю аудиторию, или даже хотя бы ее половину — невозможно, всегда для кого-то эта музыка будет оставаться непонятной, а для кого-то самой родной.

Так же еще можно было немного надавить на жалость людей и добавить "слезливости" — в этом нет ничего плохого и ничего глупого, я думаю большинство из людей, увидев, как рыдает мать на могиле убитого сына, если бы не расплакались, то, по крайней мере, стояли бы и сдерживали свои слезы. Только "слезливости" в этой песне должно было быть совсем немного — как капелька кислинки в сладком пирожном. Чтобы трек не был плоским и туповатым. Но при этом жесткость в тексте и музыке — оставалась основной составляющей.

Можно было все сделать несколько по-другому, но я решил пойти именно этим путем.

Но самое главное, что должно было быть в этой песне — это душа, собственные эмоции, собственные чувства — чтобы люди видели, что я как автор сам серьезно озадачен этой темой и меня самого это разрывает изнутри. Чтобы было видно, что это прошло сквозь меня и является для меня самого не просто модой или увлечением — я действительно так думаю, и мне действительно больно от осознания того ужаса, который таит в себя это зло — ксенофобия. В этом есть искренность, а в искренности — уже есть отчасти какая-то глубина. Еще чтобы разум и сердце достигли глубины — должно пройти какое-то время — время, которое бы разум и сердце провели в осознании этой проблемы. Если не будет искренности и четкого осознания проблемы — даже самый агрессивный и жесткий "нью-металовский" трек может превратиться в слезливое нытье. А это уже провал.

Итак, весь день я потратил на написание песни — текста и музыки, причем только основы, хотя текст к концу дня был написан почти полностью. С музыкой мне предстояло еще немного попариться, нужно было додумать и довести до ума переходы между частями песни и еще немного подумать над аранжировкой. Через пару дней упорной и непрестанной работы песня должна была быть полностью готова. И это считалось довольно быстро. Некоторые вещи у меня писались месяцами. А иногда — случайно придуманная партия дожидалась своего продолжения и контекста в течение нескольких лет. Но сейчас все было немного по-другому.

Потом еще оставалась не менее сложная и ответственная часть работы — песню нужно было записать. Не в какой-нибудь крутой студии конечно. Была у меня на примете одна маленькая подвальная студия, совмещенная с репетиционной базой, в которой играли и иногда записывались различные андерграундные группы. Там за приемлемую плату можно было записать трек в приемлемом качестве — в андерграундном приемлемом качестве, где самое главное — чтобы были слышны все инструменты и различаем вокал и чтобы не было какой-либо лажи. Такое андерграундное звучание в отличие от лоска и усреднения частот в дорогой профессиональной студии придавало песни даже некий особенный шарм и создавало свою специфику для восприятия. Если трек был записан более-менее качественно с "прослушиваемостью" всех дорожек — иногда такой андерграундный звук мне нравился даже больше, в нем было что-то такое… изначально роковое и не привязанное к материальным ценностям, протест, как символ несгибаемости воли перед диктатурой системы.

В данном случае у меня все равно были перспективы только на такой звук.

Итак — запись. Что я мог сделать? Я мог сам прописать две-три гитарные партии, и басовую не слишком виртуозную. Еще мне нужно было прописать барабаны, но для этого мне уже придется кого-то просить — либо за деньги, либо если кто-то проникнется моей песней и сам захочет поучаствовать в ее создании. Вокал мне так же придется прописывать самому, и так даже наверно будет лучше — свои тексты лучше всегда звучат в собственном исполнении. Без клавишных здесь пока можно было обойтись.

В любом случае все это за один день не делается, и мне предстояло еще много потрудиться, а так же потратить денег на запись.

Однако я готов был пойти на эти жертвы ради удовлетворения потребностей собственной совести и желания что-то изменить в этом мире. Тем более что жажда самореализации своего творчества и своих способностей подстегивала меня, и это было как нельзя кстати. В противном случае я бы возможно так и сидел бы, раздираемый желанием сделать что-то — но не решающийся этого сделать. А так — был дополнительный стимул.

Я знал, что моя совесть все равно не даст мне потом успокоиться и будет терзать меня еще долго.

Это отдельная история — как я дожил до того, что желание изменить мир к лучшему и жажда восстановления правды стала одной из моих потребностей, не удовлетворение которой, как всегда вызывало впоследствии боль.

Но я занимался тем, чем занимался. Может это тоже был всего лишь инстинкт, может это был приобретенный условный рефлекс — как реакция на что-то… может я тоже являлся рабом какой-либо системы… да, в любом случае являлся рабом — хотя бы своих собственных потребностей… рабство никогда не исчезнет ни из чьей жизни… все являются рабами той или иной системы… во всяком случае я знал что делаю и мне нужен был вполне конкретный результат — чтобы боли во всем этом мире, включая загробный, стало меньше.

Но… хм… мне опять же, наверное, не с этого надо было начинать.