Спокойно, Соня. Осталось совсем немного, и ты убедишься… процентов на девяносто девять… что тебе просто почудилось, померещилось, что твоё видение, давшее толчок всему, – просто результат болевого шока и экзальтации, что…

Найдётся множество разумных слов. И, быть может, она вернётся обратно в Питер – подрывать БМП и стрелять в шакалов, продержится ещё несколько лет, а потом даже их с Ежом сумасшедшая удача когда-нибудь кончится, и случайная пуля найдёт цель…

Соня потрясла головой, потянулась, включила лампу в изголовье и открыла Мильтона:

Да. Именно так:

Соня, конечно, понимала – она не Лозинский и не Пастернак, не Маршак и не Райт-Ковалёва. И слово «resolved» означает вовсе не «начаться», а «твёрдый, решительный». Или прошедшее время от глагола «решать, решаться, принимать решение голосованием». Однако Соне больше нравилось тут именно «начаться». Потому что чего тут решать – с повергнувшими тебя в адские бездны надо драться, и драться насмерть. Невольно ей хотелось сделать Сатану ещё более дерзким, чем даже у великого Джона Мильтона.

Но, пусть неуклюжий, пусть даже где-то неверный – но зато её собственный вольный перевод великих строчек греет душу куда больше математически правильных и выверенных строф чужого пера. Великих надо читать в оригинале – даже твои ошибки дадут тебе больше, чем вложенная посторонним истина.

Подобно тому, как сейчас эту истину вкладывают в целую страну.

Она читала и читала, забыв о времени. Мильтоновский «Paradise lost» можно перечитывать бесконечно. И всякий раз ты отыщешь что-нибудь новенькое. Как, впрочем, и Спенсера, «Королеву волшебной страны», но там требуется крепкое знание староанглийского.

Очнулась она, только когда заспанный проводник потащился по коридору будить нескольких фермеров и лесных рабочих, что сходили в Теребутенце – последней крупной станции перед Киприей. Соня принялась расталкивать спутников.

Парни, как всегда, вскочили мгновенно и бесшумно – школа всё-таки сказывалась; Машка же, тоже как всегда, принялась браниться, посылать всех куда подальше и грозиться всякими непечатными словами, коих в её арсенале содержалось великое множество. Эх, если б их на патроны обменять… Получилось бы выгодно даже по курсу один к десяти.

…Поезд остановился довольно скоро. Проводник не показывался, но дверь оказалась отперта. Соня быстро высунулась наружу – темно, ничего не видно, только вдалеке – одинокий огонёк. Кто его знает, как должна выглядеть эта Киприя, может, так и надо?

Она спрыгнула на гравий. Не, что-то не так. Не видать никого из сопровождающих поезд вояк, а по инструкции конвой обязан выходить с мощными фонарями, следить, чтобы не случилось никаких эксцессов, даже на самой мелкой остановке.

Расслабились братки-рейнджеры, не сочли жалкий разъезд достойным своего взгляда; ну, нам это только к лучшему.

…Едва успели сбросить рюкзаки и спрыгнуть сами – ни о каких платформах тут и речь не шла, – как поезд тронулся. Проводив глазами исчезнувший вдали красный огонь последнего вагона, Соня вздохнула с облегчением. Здесь, в глуши, максимум с чем они могли столкнуться – пара поселковых (то же, что и городовые), только еще ленивее и безалабернее. На подполье им плевать с высокой колокольни. Это, конечно, не угроза.

Августовская ночь раскинулась звёздными россыпями, и ветер нашёптывал что-то совсем не подходящее к случаю.

– Х-холодно, йомть, – пожаловалась Машка, застегивая штормовку и натягивая капюшон. Машка вечно или мерзла, или умирала от жары, в зависимости от времени года, и середины не признавала.

– Веди, Соня, – серьёзно сказал Костик. В отличие от других он уже успел взгромоздить рюкзак на плечи.

Веди. Легко сказать. А куда вести, если не видно ни зги, а единственный огонь где-то у чёрта на куличках?

В руках Мишани засветился фонарь. Хороший фонарь, трофейный. Луч побежал по подступившему совсем близко к полотну лесу, по кустам, по покосившейся, серой от дождей дощатой будке возле переезда – полузаросшая лесная дорога таранила тут рельсовое полотно, тяжело переваливалась через него и уползала в заросли на противоположной стороне.

– Блин! Соня, где мы? Это что, Киприя? – осведомилась Машка из недр капюшона.

– Нет, – без тени неуверенности в голосе отрезала Соня. – Мишаня, подсвети карту. Ага… всё правильно.

Она сама ещё не совсем понимала, что именно «правильно», но ребятам её растерянность видеть вовсе не полагается.

Мишаня поднёс карту-километровку. На ней чёрный росчерк железной дороги пролёг от Теребутенца дальше, через Киприю к Анциферову.

– Мы сейчас вот здесь, – Соня уверенно ткнула пальцем в карту. Откуда взялась эта уверенность, она и сама не знала. – Остановка «184-й километр». Большая дорога. Переезд. Пять километров по рельсам до Киприи.

– Пять кэмэ! А на фига ж тогда мы тут вылезли? – спросил Костик.

Надо было срочно ответить.

– Потому что неладно дело. Во-первых, в поезде рейнджеры вместо обычных конвойных, – Соня вдохновенно импровизировала. – Во-вторых, проводник, само собой, сдал списки, кто куда едет, потому что мы у них в базе данных, слишком много народу знает про то, что мы – до Киприи. В-третьих… потому что… потому что амер, когда шмонал, уж очень нехорошо на меня смотрел потом. Вот я и решила… себя поберечь надо. Пока они разберутся, где мы сошли да зачем! А до Осташёва… – она вновь взглянула на карту, – здесь не так и далеко. Отсюда километров двадцать, если по дорогам, считая со всеми извивами. Вот смотри – на ту сторону, по этой дороге, между озёрами, Сивериком и Долгушей, и потом прямо, через Сивцево, Бакшиху, Михеевку – до Мошичина. А там дорога в Осташёво сворачивает. Крюк, конечно, изрядный… зато от хвоста избавились.

– А он был, хвост-то? – хмыкнула Машка. Перспектива тащиться двадцать километров по нехоженым лесным дорогам, где когда-то лесовозы тягали спиленные стволы, её явно не радовала.

– Командир сказала, что мог быть, – значит, мог быть, – отрезал Мишаня. – Болтаешь ты, Маха, много.

– Много… это кто измерял, сколько много, а сколько нет? – немедля ощетинилась лучший снайпер Сониной команды. – Нас вообще не спрашивали, зачем сюда тащиться нужно…

– Командир сказала, – упрямо повторил Мишаня, нагибая голову. Машка скорчила гримасу и отвернулась.

– А как же оружие? – всполошился Костик. – Командир, мы ж на Киприи сговаривались?

– Сговаривались, – вздохнула Соня. Она сама понимала, что стволы им сегодня не помогут, но… Тогда только одно – по рельсам петушком, на одиннадцатом номере.

Костик кивнул, поправил лямки рюкзака на плечах.

– Веди, Соня, – просто сказал он.

…Топать вдоль железки далеко не так просто. Прыгать по шпалам легко и весело только в детских книжках, а тащить на себе немалый рюкзак – совсем другое. Тропы у полотна не оказалось, заросли подступили к самой насыпи – видно, инструкция о расчистке «расположенных слишком близко зелёных насаждений в целях борьбы с диверсионно-террористической деятельностью» до этих всеми забытых мест пока ещё не дошла.