Время для выхода этой белой книги было выбрано очень точно, чтобы свести критику к минимуму. После погромов Хрустальной ночи преследования евреев на оккупированных нацистами территориях резко возросли. Критики со стороны США можно было не бояться, поскольку законопроект Вагнера – Роджерс о помощи еврейским детям был благополучно похоронен в комитетах Конгресса. В тот же месяц из Гамбурга в Кубу вышло судно с еврейскими беженцами, а Куба отменила законно полученные визы, так что назревал серьезный скандал. Все это должно было отвлечь внимание от британского демарша и исключить возможность критики со стороны американцев.
Однако в Палате общин раздались заметные голоса против новой инициативы. Леопольд Эмери, бывший министр по делам колоний (на тот момент он уже не занимал эту должность), резко осудил отказ правительства от взятых на себя обязательств:
«Я никогда не смогу снова посмотреть в глаза ни еврею, ни арабу, если завтра проголосую за шаг, в невозможности которого я убеждал их неоднократно и с чистой совестью, а именно что британское правительство откажется от обещания, данного не только евреям, но всему цивилизованному миру, когда оно принимало мандат»[77].
На следующий день в Палате общин выступил человек, имя которого надолго переживет имена авторов злополучной белой книги. Подобно Эмери, Уинстон Черчилль не занимал постов в правительстве Чемберлена, что не помешало ему сказать:
«Как человек, имевший глубокое, личное и ответственное отношение к ранним этапам нашей палестинской политики, я не могу стоять в стороне и смотреть, как те торжественные обязательства, что Великобритания взяла перед лицом всего мира, отбрасываются ради соображений административного удобства или же – и это пустая надежда – ради спокойной жизни. Как и мой правый уважаемый друг, я буду чувствовать себя крайне неудобно, если молчанием или бездействием соглашусь с тем, что я должен считать актом отречения».
За два месяца до выхода этой белой книги был проведен опрос, показавший, что общественность по-прежнему одобряет еврейскую иммиграцию в Палестину[78]. Впрочем, все крупнейшие ежедневные газеты, кроме Манчестер Гардиан, поддержали белую книгу.
Заявления Черчилля и Эмери не оказали большого влияния на Палату общин. Белая книга была принята, и авторы затеи украсть Палестину одержали победу. Это было воровство по той причине, что исполнение мандата было обязательным условием присутствия Великобритании в Палестине. С отказом от мандата Великобритания теряла всякие права на эту территорию.
Как бы то ни было, заговор британской элиты против еврейских беженцев, который однажды уже закрыл тему Палестины на Эвианской конференции, снова удался. Кража Палестины, потенциального нового дома для жертв гитлеровских палачей, была легализована самим же грабителем.
Если американские заговорщики действовали в основном исходя из принципа «затягивать, затягивать, затягивать» (пока спасение не становилось невозможным), для их британских единомышленников затягивание было лишь одним из множества средств. Они не боялись действовать в открытую, даже когда не получалось придумать ни одного оправдания, в том числе о защите интересов своей страны. Типичный пример – отказ спасти от смерти тысячи детей. В 1943 году немцы предложили обменять своих мирных жителей, которых англичане удерживали с начала войны, на 5000 еврейских детей на оккупированных территориях. Лондон отказался на том основании, что эти дети не были гражданами Британской Империи[79]. Через год, в 1944 году, Комитет совместного распределения[80] убедил швейцарцев принять 5000 еврейских детей у Франции, гарантировав, что после войны они покинут Швейцарию. Но нет, британские соучастники Холокоста отказались пообещать детям въездные сертификаты в Палестину даже после войны, и это при том, что официальная квота согласно белой книге составляла 75 тысяч![81]
В случае с детьми англичане не могли отделаться стандартным аргументом об угрозе национальной безопасности, потому что немцы, дескать, внедряли в среду беженцев шпионов. Обычно этот аргумент был призван разоблачить недостаток патриотизма у сторонников спасения беженцев, но в данном случае он был совершенно абсурден. Мы уже говорили о том, что среда еврейских беженцев меньше всего подходила для внедрения агентов. Евреи хороши знали образ жизни и привычки друг друга, у них были общие друзья и знакомые, и как при любой опасности, они отличались повышенной подозрительностью. Кроме того, в любой стране было множество местных жителей, обожающих Гитлера и потому представлявших больший интерес как поставщики информации, чем любой еврей. Мы потому называем аргумент об агентах мошенничеством, что Дауни, Лонги и прочие им подобные прекрасно знали о его абсурдности. В какой-то момент даже МИД начал сетовать, что Министерство по делам колоний и Верховный комиссар Палестины постоянно приводят этот аргумент, однако не могут привести ни одного доказанного случая обнаружения шпиона, проникшего на Ближний Восток под легендой еврейского беженца.
Впрочем, если запретить въезд в Палестину (кроме смехотворно малой квоты) Великобритании ничего не стоило, действительно контролировать иммиграцию было намного сложней. Когда ты видишь, как гибнут родственники и друзья, и понимаешь, что ты будешь следующий, тебя не интересует, «законно» спасать свою жизнь или нет. И особенно это так в случае, когда автор запрета – преступный оккупант, желающий украсть чужую землю.
Борьба с «нелегальным» проникновением в Палестину сплотила заговорщиков колониального и внешнеполитического министерств, причем в проведении этой политики решено было опереться на армию. 20 июля 1939 года в Палате общин состоялись дебаты по этому вопросу. Министр по делам колоний Малкольм Макдональд объявил, что защитой берегов Палестины от несчастных жертв Гитлера будет заниматься «эскадра эсминцев» при поддержке еще пяти катеров[82]. Тех, кому удалось спастись от немецких военных кораблей, встречали четыре корабля Королевского флота Его Величества: «Хироу» (флагман), «Хэйвок», «Хенвард» и «Хотспер». Это были самые современные, самые быстроходные британские корабли, все они были спущены на воду лишь два года до того. В войне с беженцами участвовал как минимум еще один британский эсминец, «Айвенго». Лондонские интриганы не шутили: корабли получили приказ открывать огонь «по любому кораблю, который подозревался в перевозке нелегальных иммигрантов и не реагировал на предупреждения»[83].
И они открывали. В первый же день Второй мировой войны, 1 сентября 1939 года, когда немцы подвергли бомбардировке Варшаву и дюжину других польских городов, британский корабль «Лорна» открыл огонь по утлому суденышку «Тайгер хилл» с 1417 беженцами на борту. Эти люди, которым удалось спастись от нацистских варваров, направлялись к берегам Палестины. Конечно, они просто не могли исполнить приказ вернуться в руки палачей. Схватка между «Лорной» и «Тайгер хилл» закончилась блестящей победой королевского флота. Среди убитых были доктор Роберт Шнейдер, молодой врач из Чехословакии, лишенный немцами имущества и человеческого достоинства, а также Цви Биндер, юный поляк, всю жизнь мечтавший обосноваться в Обетованной земле.
Первые два человека, убитые британцами во Второй мировой, были не немцами, а еврейскими беженцами.
Антисемиты в МИДе и колониальном ведомстве предпринимали агрессивные дипломатические меры, чтобы заблокировать все пути спасения для еврейских беженцев[84]. Чтобы не пустить иммигрантов в Палестину, была создана настоящая дипломатическая сеть, охватывавшая все потенциальные страны «побега». МИД целенаправленно работал с теми странами, которые могли участвовать в транспортировке беженцев. Чиновники этих министерств полностью следовали установке Дауни о том, что евреи – враги ничуть не меньшие, чем немцы. Недавно обнаруженные документы министерств показывают, что это была самая настоящая война: с беженцами боролись на нескольких «фронтах». Так, в документе Министерства иностранных дел 371/252411 говорится о «болгарском фронте» – таким термином обозначается давление на Болгарию с целью не допустить выезда беженцев.
