Надо подумать.
Нет, с китайцами он молодец, с китайцами он хорошо пробился. Но надо бы ещё и англичан, чехов, немцев через себя пропускать. Удавить всех, кто сегодня с ними торгует. Самому на канал сесть. Серебряков этого то ли не понимает, то ли не в состоянии исполнить. А потому надо бы его ухватить за самые… Тестикулы, вспомнил Владимирский медицинский термин. По поводу вспомнил, кстати. О медицинской операции речь и пойдёт. Об ампутации этих самых тестикул. Чтобы был наш Серебряков сродни евнуху в гареме — управляет, но сам ни разу не… не может. Не опасен, стало быть. Стоит на страже хозяйского добра, которым сам попользоваться не в состоянии.
Надо будет Лариске ещё раз на это намекнуть. Пусть порадует такая будущность мужа её противницы. А с той уж потом девчонка пускай сама разбирается. От имени любимой жены господина…
* * *
За огоньками свечей глаза Натальи мерцали как два лесных болотца под луной. Глубокой тёмной затягивающей зеленью. Лицо казалось матовым и мягким. Аппликация на фоне стены. Романтично.
Наталья любила так. В отличие от жены она умела романтично обставить даже самый тривиальный ужин. Мастерски сделанный полусвет-полутень, неожиданно выставленная хрустальная ваза, те же свечи, ещё какая-нибудь финтифлюшка… Виктор как-то раз даже предложил ей открыть дизайн-бюро 'Романтический ужин' — он готов выделить начальные деньги.
Она посмеялась: 'Не хочу быть злой акулой бизнеса, хочу быть простой пираньей журналистики'. Но он заметил, что с тех пор она стала уже целенаправленно выстраивать свой мини-интерьер в квартире, наполняя её неким новым, особенным смыслом.
Он поднял рюмку 'Егермайстера'. Свет прошёл через хрусталь и тёмную жидкость и расклеился на мерцающие пятна.
Хорошо!
Можно отринуть суетный и суетливый день. Можно забыть о нём. Можно выкинуть из головы всё. Оставить только мягкое кружение 'Егермайстера' в мозгу, да образ этой фигуры напротив. Фигуры в одном бэби-долле, не скрывающем ничего и подчёркивающем все…
— Слушай, — серебристо проговорила Наталья. — А я хочу о тебе написать… Я уже кое-что даже знаю про тебя…
Виктор рассмеялся:
— Плох тот бизнесмен, кто рвётся на страницы печати! В нашей стране такого больно бьют. Да и что про меня можно написать? Там вон у вас артисты со сложными страстями. А у меня чего сложного? Скинулись с ребятами, провернули компьютеры, сняли подвал, провернули ещё что-то, подзаработали… И разбежались каждый по своим бизнесам.
— Э, не-ет, — помахала пальчиком Наталья. — Я, например, знаю, что ты в девяносто первом году путчистов с Красной площади разогнал. Было, признавайся?
Виктор поперхнулся. Потом от души расхохотался.
Наталья надула губки.
— А что, что не так спросила?
Виктор посмотрел на неё хитро:
— Это ты, журналюшка мелкая, решила меня так на интервью спровоцировать? На 'слабо' взять? Фигульки тебе! Не раскрутишь! Ничего подобного не было. Обыкновенную презентацию провели. Фирмы 'Милка'. Кто ж этих долбанных путчистов заставлял именно в этот день свой ГКЧП устраивать? Вот мы их немножко и подвинули…
* * *
На самом деле всё происходило так.
Они тогда… на третьем курсе это было? Ну да, на третьем. Деньги небольшие уже были. Он тогда фирму свою первую открыл. Не бросая 'Плешки'. 'Александр' называлась, 'Защитник мужчин'. Так себе фирма, больше для престижа, всё равно практически всё наликом проходило.
Бухгалтерша у него ещё была… Всё рубли тогда на доллары меняла, в Финляндию потом хотела уехать. Предвидела уже, что ли, что с девяносто второго начнется?
Он её позднее выгнал взашей. Когда ему предложили просто прокачать через свою фирму несколько миллионов, за хороший… очень хороший процент. А эту… Светланой звали… эта пропала. На три дня. Дома нет, а мобильников тогда ещё не изобрели. Вот и прошёл мимо тот платёж, после которого можно было бы уже не работать…
А может, и к лучшему. Кто его знает, какая там засада могла быть, за этой проводкой. Не милиция, так 'братки' бы пожаловали… Может, в самом деле, был нюх у Светланы, что заставил её исчезнуть в нужный момент…
Интересно, где она сейчас. Поручить, что ли, Сергеичу поискать её?..
А путч — что путч? Смешно, но он, Виктор, действительно не дал этим генералам нарушить свои планы. Какую уж там они диктатуру собирались устанавливать, неизвестно, Но он один, студент, тогда их с Васильевского спуска подвинул…
Картинка встала перед глазами…
* * *
Семь часов. Будильник, как обычно с утра, включает радио. В это время всегда передают последние известия, и очень приятно поваляться ещё пятнадцать минут в полудрёме, слушая, чем там занималось этой ночью хлопотливое человечество.
Но сегодня вместо новостей какая-то нелепо-тягучая музыка — что-то, кажется, из очень пасмурного Чайковского. Значит, придётся вставать, крутить настройку — наверняка кто-то из вчерашней компании (а он уже снимал тогда однокомнатную на 'Сходненской') переключил на другую станцию. Но новостей всё равно не передают — везде что-то классическое. Такой и была первая мысль — о перевороте, который устроили отчаявшиеся от наступления рока музыканты симфонических оркестров, чтобы донести, наконец, до слушателей своё искусство.
Но затем включил телевизор — и понял, что попал в точку. Только не музыканты тот переворот устроили…
Диктор с вытянутым и неподвижным, словно у идола с острова Пасхи лицом, читает с экрана текст. Из-под деревянного его голоса с каким-то замедлением докатываются слова: 'судьба родины', 'чрезвычайное положение', 'восстановить порядок', 'хозяйственные связи', 'вооружённые группировки'…
Вот беда-то! А у него как раз на сегодняшнее утро презентация с немцами назначена! Вчера лично ездил в аэропорт, встречал их босса!
Трудно было осмыслить: всё это происходило раньше где-то далеко. В Чили, в Африке, в Польше… А теперь? В голову полезли всякие вычитанные или увиденные по телевизору сцены. Дворец Ла Монеда в Сантъяго, польские солдаты с автоматами на вокзале в Варшаве, танки на перекрёстках…
А презентацию с немцами нельзя было срывать никак! Его тогда познакомили с одним журналистом из 'Комсомольской правды', корреспондентом в уже объединившейся Германии. Тот, имея связи с немецкими деловыми людьми, мечтал стать чем-то вроде моста между ними и Россией. Зарплата зарплатой, а нюх на сколачивание капитала у многих уже проснулся. И Виктору тогда немалых трудов стоило убедить корреспондента, что именно он, 'студент сущий', сумеет организовать всё по высшему разряду. Помогло знание немецкого — и то, что у корреспондента, в отличие от него, особых связей в бушующем море тогдашней частной инициативы ещё не завелось…
Что ж. Поскольку сорвать презентацию теперь нельзя, холодно решил он, будем срывать им путч. А арестуют — посидим.
И выпил кофе.
* * *
Путч путчем, а на улицах особого возбуждения по-прежнему не заметно. Всё те же очереди. Всё те же торговцы книгами. Всё так же народ торопится по своим делам.
Но кое-где, как на Манеже, собираются толпы. Небольшие. Но заметно чувство мрачно-весёлого подъёма. Как и у него.
Он уже обзвонил корреспондентов. По крайней мере, половина обещала на презентацию прийти. Васька Магартумьян, партнёр его тогдашний, тоже отзвонился: нормально, с немцами он встретился. Поёживаются, но ничего не отменяют. Ждут его.
Пока шёл через Манеж, послышалось урчание бронетранспортеров. Крик: 'Танки идут!' — и толпа с подъёмом бежит на звук моторов.
Кто-то командует заворачивать троллейбусы поперёк движения бронетехники. Куда при этом деваются водители транспорта, неизвестно. Похоже, они помогают воздвигать эти импровизированные баррикады.
БМП уже остановлены, и на них забирается народ. Теперь техника может двигаться только через трупы. Кто-то уже вещает в мегафон, кто-то призывает солдат не стрелять, кто-то ревёт мощно: 'Фашизм не пройдет!'. Кто-то уже пишет что-то антикоммунистическое на броне машины.