Владимирский, как мало кто, точно знал, что в России настоящее богатство можно было сделать только двумя путями. Чистыми спекуляциями — например, землёй вдоль той же Рублёвки. Либо доступом к благословенному источнику приватизации государственной собственности. А хоть Коростеньский, хоть даже бывший императорский, ныне фарфор Пушкинского завода — какие он деньги может дать? Это же крайне узкая ниша рынка. Мелкий потребитель — все эти инженеры, интеллигенты, все эти городские средние слои советского населения, что престижным считали иметь хоть один фарфоровый сервиз, — эти все обнищали в ходе реформ. Им не до красивой посуды было. А те, кто вырвался, поднялся… Те уж во всяком случае не на бывший советский фарфор ориентировались. А на чешский, немецкий, испанский, наконец.

Это банкир тоже в справке прочёл — сведения, хоть и краткие, о положении в отрасли и спросе на продукцию. Впрочем, Владимирский и сам ориентировался в теме. Как потребитель. Специально выезжал пару раз на Франкфуртскую ярмарку. Тенденции посмотреть, к самому солидному и в то же время модному присмотреться. Выбрал английский сервиз — и не жалел.

Владимирский не был чужд высокому вкусу. По делам бизнеса ему, конечно, приходилось встречаться, разговаривать, выпивать с немалым количеством самого разного рода людей. Но всё же с этими… которые в бизнес в тренировочных штанах пришли… с этими он себя никогда не умел заставить сойтись. Хоть кое-кто из них тут же, поблизости живёт… кто жив остался. Солидные бизнесмены, уже и образования нахватались, а культуры…

Хотя нет, культуры в них не хватало.

А Владимирский всё же начинал свою жизнь в интеллигентной, культурной семье. Где, в частности, всегда ценились хорошие, красивые вещи. И сегодня для него одним из критериев отношения к человеку было то, как тот к красивым вещам относится. И в этом смысле Серебряков вызвал у него и симпатию, и жалость. Занимался красивыми вещами. Но занимался бессмысленно. Что это за бизнес — копеечные чашки в Хабаровск поставлять?

Правда, с китайцами это у него хорошо получилось. Особенно то, что сумел зацепить не только Россию, но и СНГ. Эти наглые, но ничего из себя не представляющие лимитрофы сами по себе никому не нужны. Но крови могут подпортить много. То, что Серебряков захватил их рынок, выстроил там сеть потребителей и, соответственно, дистрибьюторов, — это весьма ценно. Это перспективно. Это можно будет использовать.

Вопрос 'как' не возникал. 'Как' отнять бизнес, Владимирский знал в совершенстве. У всех этих самостоятельных продавцов, если они — не прямые магазины от фирмы, всегда есть масса других, побочных бизнесов. А где бизнесы — там и долги. Или кредиты. Или необходимость взять кредиты. Не говоря уже о законных вещах. 'Серых' схемах с поставками. 'Оптимизации' налогов. Обналичке. Всегда есть за что ухватиться.

На совсем худой конец бизнес можно выкупить целиком, как таковой.

Но… Вот тут и подходил банкир Владимирский к вопросу: 'зачем'. Просьба Ларисы здесь ровным счетом ничего не значила. То есть из-за бабьих разборок начать борьбу с посторонним бизнесом — это не цель, и вообще ни к чему. Нет, конечно, лишний раз жену расстраивать тоже ни к чему. В его возрасте уже начинаешь ценить простые телесные радости, а Лариска их доставлять умеет. Когда не расстроена.

Владимирский знал, умом понимал, что именно своими 'расстроениями' она и пытается им управлять. Да что пытается! Если честно, то и управляет. Но в конце концов, требует она сущие мелочи по сравнению с объёмами его… нет, не богатства. Его жизни.

Ну что такое, в самом деле, — уступить ей в ответ на напухлившиеся губки. Когда эта уступка настолько мелка, настолько — на порядки! — меньше его настоящих дел! Наконец, что это рядом с упоительным ощущением власти, которую дают деньги! Не над людьми власти — хотя и над ними тоже. Власти над действительностью, которая гнётся и ломается под напором его воли, подкреплённой напором его денег.

Как это роскошно — вложиться в какой-нибудь бизнес, цены которому на начальном этапе не знают сами его создатели! И потом через эти вложения всё более и более объёмно приобретать контроль над этим бизнесом. Покорять его. Покорять тех, кто его делает! Как это греет — знать, что за твои деньги в конечном итоге выходит эта оппозиционная 'Новая', которая поддаёт огоньку аж самому… Правда, президент — человек жёсткий, конечно. Но через колено ломать уже остерегается. Хватило помучиться с Мишей. Да мы и не задеваем Первое Лицо. А вот пониже кого… отхлестать. И наблюдать за суетой. И знать, что позвонят тебе и попросят утихомирить писак. А тебе в ответ будут обещаны определённые преференции совсем в другой области… И приятно вызывать к себе начальника управления, что курирует его информационные и рекламные проекты. И орать, что тот его подставил. И лишать очередной 'премии', как это по старинке привык это называть Владимирский. И знать, что тот будет орать на внешнего владельца газеты, тот — на главного редактора. А потом какая-нибудь пройдошная журналюшка, известная своей оппозиционностью, какая-нибудь Ладынина, 'неожиданно' напишет что-нибудь, где между обычных её глупостей про 'стрелки осциллографа' проскользнёт пара нужных слов по просьбе нужных людей…

Или дать денег промышленнику, который разворачивает перспективный заводишко. И знать при этом, что человек этот будет крутиться и работать в значительной мере для того, чтобы деньги шли к ему, Владимирскому… а там кредит на расширение, на обновление, на производство нового продукта… И работает человек, работает. На своего банкира.

Любил Владимирский именно это — что люди работают на него. Сознание этого любил, что люди, люди — его пальцы…

Так что не в Лариске дело. Владимирскому уже хотелось, чтобы Серебряков работал на него. Чтобы производство и распространение такого прекрасного продукта, как фарфор, были подконтрольны ему. Чтобы приносили не только деньги — это само собой! — но и возможность управлять, хотя бы и частично, всей этой отраслью.

Постепенно. Начнём с мелкого Серебрякова. А там наложим лапу и на самый Пушкинский завод…

Ибо он знает, что затем предложит изменить в этой отрасли, куда её направить. Чтобы про него говорили: это Владимирский, фарфоровый король, который контролирует отрасль.

С нефтью-газом, с серьёзными производствами нет смысла связываться. Конечно, были деньги Владимирского во всех этих 'вкусных' отраслях, были. Где побольше пакет, где поменьше, но на молочишко в старости хватит. Вот только там не покомандуешь. Слишком сильно всё взяли 'чекисты'. И государство очень ревниво оберегает теперь свои позиции хозяина. Ну, про Мишу, слишком зарвавшегося и решившего, что может отказывать президенту в его просьбе, даже и вспоминать нечего. Кто был Деригаско раньше? Гигантский алюминиевый король, распространяющий свое влияние в энергетику, металлургию, смежные производства. Даже почту под себя подмял! А сколько он на одном толлинге сделал? И кто он теперь? Управляющий, приказчик от имени государства. В собственной отрасли!

Такой бизнес, что и без того как по болоту ходишь, того и гляди провалишься… А теперь ещё и строевым шагом ходить надо. И в указанном направлении. И старшину слушаться, над тобою поставленного… намекнут — и побежишь яйца Фаберже покупать!

А фарфор — он ничей. С одной стороны, не стратегически важная отрасль. С другой — она же является частью потребительского рынка. И если вычеркнуть из рассмотрения всякие коростеньские сервизы для быдла — рынка-то элитарного! Такого, на котором ты всем нужен!

Серебряков — дурак. Развернул бизнес вширь. Пускает тарелки свои в магазины для бедных. Ну, чёрт с ним, не для бедных. Для среднего класса. Так российского же, для которого кредитный 'Лансер' — уже признак состоятельности. А надо сосредоточиться на бизнесе для элиты. Надо стать для неё важным и полезным… в то же время не задевая интересов 'чекистов'.

Хотя, с другой стороны… Опора на растущий средний класс — в этом есть что-то…