Гарпун пришелся в тело рыбы ближе к хвосту, и она отчаянно сопротивлялась при пересадке ее на кукан. Это и привлекло внимание почти метровой барракуды. Когда я заметил ее, хищница неподвижно стояла метрах в пяти. Глаза ее были полны любопытства. Я оттолкнул поплавок с куканом, на котором висела добыча, и, не спуская глаз с непрошеной гостьи, не спеша отплыл, чтобы спокойно зарядить ружье на вторую пару резин.

Нужно было сделать все, чтобы барракуда ушла, ибо когда нет рядом лодки, присутствие барракуды, да еще такой крупной, означает конец охоте.

Заработав ластами и вытянув во всю длину вперед руку с ружьем, я поплыл на барракуду. Единственным моим намерением было испугать хищницу быстрым приближением. Мне приходилось это делать раньше, и чаще всего, покружившись немного, рыба уставала от этого занятия и уходила в поисках добычи в другое место. Но на этот раз, очевидно, мои движения были чересчур поспешными, что не испугало хищницу, а, наоборот, вызвало раздражение. Все ее сигарообразное тело вытянулось в струну, напряглось, глаза из вопрошающих стали злыми, пасть ощерилась, залязгали зубы, как у загнанного собаками волка.

Дело принимало неожиданный оборот. Поведение и поза барракуды означали одно — она изготовилась к атаке. У меня не было иного выбора. Я знал, что должен оказаться первым. В голове мелькнула мысль: «Жаль, что не свинтил наконечник». А в следующий миг стрела вырвалась из ружья. Острый наконечник гарпуна глубоко вонзился в шею у жабр, нанеся хищнице явно смертельную рану.

Молниеносный рывок, удесятеренный болью и страхом, отбросил рыбу в сторону. Я почувствовал, что в руке у меня словно бы вовсе и не было ружья.

Барракуда медленно удалялась с торчащей в теле стрелой, за которой тащилось с таким трудом налаженное накануне классное ружье. Я рванулся за ним. Но тут же ощутил, как натянулся линь от поплавка с куканом, полным рыбы. Плыть дальше с нужной быстротой я уже не мог. Пока же я отвязывал линь от пояса, барракуда растворилась в морской дымке, как иголка, упавшая в стог сена.

Вот если бы шнур от поплавка был, как положено, прикреплен к рукоятке ружья, я преспокойно проследовал бы за поплавком, настиг его и завладел бы приятным каждому охотнику достойным трофеем. Весила эта барракуда с полсотню фунтов, А так, за оплошность, я не только не обрел трофея, но и распрощался с ружьем.

Охота в этот день была испорчена. Правда, мы пытались искать раненую барракуду, надеясь, что ствол ружья могло заклинить в расщелинах рифа или соединяющий стрелу шнур мог зацепиться и запутаться в ветвях кораллов. Мы знали, что минут через пятнадцать — двадцать хищница должна была остановиться так или иначе, чтобы избрать себе место, где она окончательно ослабеет и тело ее станет легкой добычей других обитателей моря.

Была у меня и еще одна встреча с барракудой. Финал ее мог оказаться для меня куда печальнее.

В воде нас было четверо, плюс двое в моторной лодке. Вся добытая рыба прямо на стрелах подавалась на борт. Ни запаха крови, ни присутствия в воде на кукане раненой рыбы — казалось, ничто не могло привлечь внимания любознательной и охочей до легкой наживы грабительницы барракуды. Но появившуюся рядом с нами хищницу никак нельзя было отогнать. Что мы только не делали — барракуда, описав большой круг, через минуту вновь пристраивалась нам в спину.

Связываться с ней никому не хотелось, когда кругом было вдоволь крупного морского окуня и луцианов всех существующих оттенков и мастей и серого, и желтого, и красного, и синего.

Пришлось забираться в лодку и менять место охоты. Мы отошли на километр, но и там вскоре рядом застучала зубами барракуда, которая ни за что на свете не хотела расставаться с нами.

Поведение ее было подозрительным. Почему-то больше других хищницу интересовал наш Оскар. Она буквально не сводила с него глаз и все время держалась с его правой стороны, У пояса Оскара болтался белый металлический колпачок, которым Оскар заряжал стрелу своего пневматического ружья. Он чертыхнулся и спрятал колпачок в плавки. Но и тогда барракуда не ушла. Она стала приставать к каждому из нас по очереди. Казалось, она настойчиво хотела узнать, кто же спрятал игрушку, которая так ее забавляла.

Мы посовещались и решили покончить с назойливой преследовательницей. Выстроившись в боевую линию с интервалами примерно в три метра друг от друга, мы пошли в наступление. Барракуда вильнула в мою сторону. Я нырнул и последовал за ней в глубину, медленно сокращая расстояние между нами. Барракуда не спешила, уверенная в своем превосходстве. Прикинув, что мой рывок и быстро выброшенная вперед рука с ружьем дадут мне расстояние, достаточное для убойного выстрела, я энергично заработал ластами. Прицелился в голову и нажал на спусковой крючок. Гарпун беспощадно вонзился под острым углом в десяти — пятнадцати сантиметрах от жабр. Но выстрел оказался не совсем удачным. Гарпун не задел жизненно важного центра рыбы, поэтому рывок был сильным. Я выпустил из рук ружье — в легких уже не хватало воздуха и надо было всплывать. Вертикальное положение туловища, очевидно, и спасло меня. Барракуда, оглушенная ударом, резко пошла на дно. Но раньше, чем она достигла его, стрела коснулась скалистого выступа. Тут же барракуда серебряной торпедой метнулась вверх. Я, признаться, даже не успел ничего сообразить, лишь инстинктивно сильнее заработал ногами. Барракуда вцепилась в ласт, я почувствовал толчок, дернул ногу что было сил, и ласт, который всегда снимался с определенным трудом, слетел с ноги, будто галоша, которая на два размера больше ботинка.

Последнее слово принадлежало Оскару. Его выстрел был точным. Тело хищницы дернулось, и она, не выпуская ласта из пасти, словно это была не барракуда, а мертвой хваткой вцепившийся бульдог, медленно пошла ко дну.

У меня и Оскара было еще одно столкновение с барракудой. Встреча эта надолго запомнилась нам, ибо чуть было не стоила третьему нашему товарищу жизни.

Об этом я расскажу в следующей главе, а сейчас попытаюсь ответить на вопрос: барракуда — морская щука или в самом деле тигр морей?

Начнем с того, что общего между барракудой и щукой. В значительной степени внешний вид, повадки, прожорливость и проворство. Барракуда так же, как и щука, пожирает своих собратьев, но уснувшую рыбу, правда, не ест. Так же как и щука, выплевывает заглотанную ею рыбу в момент испуга или ранения. По моим личным наблюдениям, у барракуды к непогоде, как и у щуки, повышается аппетит, и она становится более агрессивной. В хорошую солнечную погоду барракуда в море встречается реже. Но там, где она появляется, пощады нет никому. Мне не приходилось ни видеть, ни слышать, чтобы рыбаки находили барракуд в желудках акул.

В чем же различие? Совершенно определенно могу сказать, например, что если щука бродит очень мало, то барракуда рыба-номад; если щука питается в зори, то барракуда всегда. Щука набивает желудок, а потом несколько дней переваривает пищу, не питаясь. Так вот, акул «стоячих» я видел, но барракуд — никогда. Попавшая в желудок барракуды рыба, в отличие от желудка щуки, переваривается гораздо быстрее.

Одним словом, подводя итог, скажу: барракуда многое взяла от щуки, а от тигра — его свирепость.