В принципе ничего ему не грозит — ничего, кроме легких приятных отношений, пока он не запустит свое новое ранчо.

На следующий день Джон приехал в фуражный магазин с еще одним листом заказов. Он уже предвкушал свою встречу с Кэсси. Воспоминания об их поцелуе не выходили у него из головы.

Но за прилавком стоял Бак Мэнхейм. Джон подождал, пока тот закончит обслуживать покупателя, и только тогда подошел к нему.

— А где Кэсси? — спросил он.

Бак выглядел озабоченным.

— Она позвонила мне из дома. У ее матери был приступ. Им пришлось вызвать «скорую» и отвезти ее в Биллингс. Бедняжка плакала, когда звонила…

Последние слова Бак говорил ему в спину.

Джон был уже у двери.

Он нашел Кэсси и маленькую Селену в комнате ожидания при больнице. Они сидели рядышком, как два воробышка, подавленные и растерянные.

Когда Джон вошел, они встали, и он обнял их, желая успокоить. Впервые в жизни он чувствовал себя нужным кому-то помимо его семьи.

— Расскажи мне, что случилось, — попросил Джон, приблизив губы к уху Кэсси.

Она чуть отстранилась, вытирая глаза рукавом рубашки. Было видно, что она не спала всю ночь.

— Я услышала, как она опрокинула графин, и побежала в её спальню. Маме не хватало воздуха. Это было так ужасно, что я тут же позвонила доктору Бэйтсу. Он вызвал «скорую» и позвонил онкологу, который работает в этой больнице. Они занимались мамой несколько часов. Но мне никто ничего до сих пор так и не сказал…

— Оставайтесь здесь, а я пойду и все выясню.

Ей не верилось, что какой-то ковбой, будь он самим управляющим, мог получить больше информации, чем семья пациента. Но все равно она улыбнулась:

— Спасибо.

У Джона Коллистера были и деньги и власть, и он знал, как их использовать. Он вошел в офис администратора больницы, объяснил, кто он и почему находится здесь, а затем потребовал предоставить ему информацию. Даже в Биллингсе каждому было известно имя Коллистеров. Через пять минут Джон разговаривал с терапевтом, который вел миссис Пил. Он принял на себя ответственность оплатить счет и спросил, можно ли сделать что-то еще.

— Да, — коротко ответил врач. — Но мы связаны финансовым состоянием семьи. У миссис Пил есть медицинская страховка, однако по ней она не может позволить себе ничего, кроме симптоматического облегчения. В ее случае, конечно, следовало бы сделать операцию, чтобы удалить пораженную часть легкого, а потом для надежности провести облучение и химиотерапию. Тогда бы у нее был совсем неплохой прогноз…

— Если все дело в деньгах, то я могу оплатить операцию и последующее лечение. Меня не волнует, сколько это будет стоить, — сказал Джон. — Итак, чего вы ждете?

Врач улыбнулся:

— Вы встретитесь с финансовым представителем?

— Немедленно.

— Тогда я поговорю с пациентом.

— Есть еще один момент, — сказал Джон. — Они не знают, кто я. И не должны узнать. Они думают, что я управляющий ранчо.

Врач нахмурился.

— Есть какая-то причина?

— Сначала это было сделано для того, чтобы не подскочили цены, потому что наше имя широко известно. А потом уже было поздно что-то менять. Сейчас они мои друзья, и я не хочу, чтобы они смотрели на меня как-то по-другому.

— Думаете, они стали бы?

— Люди видят славу, деньги и власть. Они не видят за этим человека. По крайней мере, поначалу.

— Я вас понимаю. Мы что-нибудь придумаем — они не узнают. Вы делаете доброе дело, — добавил врач. — Миссис Пил могла бы умереть. К тому же довольно скоро.

— Я знаю. Она замечательная женщина.

— И, как я понял, много значит для ее семьи. — Врач протянул Джону руку. — Мы сделаем все возможное.

Когда были закончены дела в финансовом отделе, Джон вернулся в комнату ожидания. Кэсси тут же бросилась к нему.

— Что ты им такое сказал?! — воскликнула она. — Они собираются делать маме операцию. Доктор говорит, что они спасут ее, что ей проведут облучение и химиотерапию, что есть специальный грант для бедных людей… Она будет жить!

Джон притянул ее к себе, покачивая в своих сильных руках. Его губы коснулись ее виска.

— Все будет хорошо, солнышко, не плачь…

— Я так счастлива, — всхлипнула она у него на груди. — Так счастлива! Я и не знала, что существуют такие гранты! Я боялась, нам придется смотреть, как она умирает…

— Никогда, пока бьется мое сердце, — прошептал Джон.

Он испытывал искреннюю симпатию к миссис Пил, но думал, что ее случай безнадежен. Однако необходимость заставила Кэсси привезти ее мать сюда, и вот он, чудесный исход трагедии. Звено цепи, которое облегчит жизнь троим людям.

Девушка вытерла глаза и рассмеялась.

— Извини. Кажется, я израсходовала запас слез на всю жизнь. Я так тебе благодарна. Что же ты все-таки сделал? — спросила она опять.

Джон улыбнулся:

— Я просто спросил, не могли бы они что-нибудь придумать, чтобы помочь ей. Врач сказал, что пойдет и узнает, и вернулся назад с грантом.

Она тряхнула головой.

— Надо же! И еще у них как раз оказался какой-то замечательный хирург, который обучает новой технике удаления опухолей. Он и будет оперировать маму, представляешь?! Мы привезли ее сюда умирать… И вот как все обернулось! Она будет жить и увидит, как Селена окончит школу и поступит в колледж. — Ее глаза с восхищением смотрели на него. — Спасибо тебе!

— Рад был помочь. — Он взглянул на Селену и подмигнул ей. — Ты слышала? Тебе придется ходить в колледж.

— Я теперь хочу быть доктором, — твердо заявила малышка.

— Есть такие стипендии, которые помогут твоей мечте стать реальностью, — уверил девочку Джон.

Кэсси обняла свою сестренку.

— Все будет замечательно!

— Спасибо, что ты помог нашей маме, — сказала Селена серьезно. — Мы ее очень, очень любим.

— Она тоже тебя очень любит, — в тон ей произнес Джон. — Это много значит, особенно в твоем возрасте.

В его словах заключалось гораздо больше, чем было высказано вслух.

Кэсси послала Селену к автомату, купить яблочный сок.

— А какой была твоя мать, когда ты был маленьким? — спросила она.

Его лицо потемнело.

— Я не знал свою мать, когда был маленьким. Мы с братом росли у дяди.

Она была поражена.

— Твои родители… еще живы?

— Да. Но мы были им не нужны.

— Что?

Он отвел глаза.

— Нам приходилось несладко, пока дядя не забрал нас, мы были… — он чуть было не сказал в частном интернате, но вовремя спохватился, — в ужасном положении.

— Вы до сих пор так и не общаетесь?

— Мы начали видеться только в прошлом году. Это было нелегко. Между нами накопилось столько обид. Но мы работаем над этим. Поздновато, конечно, — невесело усмехнулся Джон.

— Мне трудно это представить. Моя мама была со мной всю жизнь. Она целовала мои синяки и ссадины, поддерживала меня, когда мне приходилось туго… Не знаю, что бы я делала без нее.

Джон вздохнул.

— Я бы очень хотел иметь такую мать, как твоя. Она самый жизнерадостный человек из всех, кого я встречал. В ее-то положении…

— Господи, я думала, что мы скоро ее похороним, когда приехали сюда…

Он нежно коснулся ее щеки.

— Я понимаю…

— А как ты узнал, что мы здесь? — вдруг спросила Кэсси.

— Я приехал в магазин и увидел, что Бак держит фронт. Он мне все и рассказал.

— И ты сразу же поехал сюда, — сказала она восхищенно.

Он обхватил ее обеими руками ее за талию и повернул к себе. Его глаза были серьезны.

— Я никогда не намеревался сблизиться с тобой или твоей семьей. Но, кажется, я уже стал ее частью.

— Я рада, — улыбнулась Кэсси.

— Только мои интересы отнюдь не братские, — добавил он.

Выражение ее лица заставило Джона пожелать, чтобы они очутились сейчас в более уединенном месте. Он опустил глаза на ее нежные губы. Но прежде чем успел поддаться этому безумному импульсу, дверь открылась, и в комнату вошел доктор в сопровождении высокого темноволосого мужчины.