Красавец мужчина широко улыбнулся в ответ:

– Разрешите представиться самому, раз уж лорда здесь нет. Я – Парис де Ритон, сенешаль Грота Тирона.

– Леди Римильда из Дауфа.

– Очарован.

Римильда едва удержалась, чтобы не поморщиться. Неужели она ошиблась? Неужели и здесь рыцари столь же галантны и столь же бесполезны, как и в Сидоне? Но нет, удалой сенешаль тут же исправил первоначальное не особо благоприятное впечатление о себе:

– Мой лорд сообщил мне, что вы – сестра Деневульфа, графа Мобри.

– Да, это верно. – Такой переход напрямую к интересующей ее теме порадовал Римильду. Кажется, ей удалось сразу же наткнуться на нужного человека.

– Мне жаль, что вам не удалось встретиться, – обронил Парис де Ритон.

– Вы знаете что-то о судьбе защитников Кесруана и о моем брате? – Римильда чувствовала себя гончей, напавшей на след.

Де Ритон усадил гостью на скамью, сам устроился напротив и охотно заговорил:

– Я – сенешаль, так что я оставался в Гроте, когда лорд Фонтевро выехал на помощь Кесруану. Армия под предводительством Ахмед-паши, одного из военачальников Саладина, внезапно показалась под стенами Кесруана. Наши союзники в Сирии должны были нас предупредить о таком повороте событий, но герцог Рено Гранье не так давно изрядно насолил тамошнему правителю, так что Ахмед-паше удалось застать Деневульфа врасплох. Прежде чем Мобри сумел послать гонцов за помощью, замок оказался в осаде. Наши наблюдатели увидели дым у горизонта, там ничего не могло так гореть, кроме Кесруана. Лорд Фонтевро немедля собрал отряд и бросился туда, но опоздал. Я сильно сомневаюсь, что он вообще смог бы существенно помочь. Он столкнулся всего лишь с арьергардом армии Ахмед-паши, однако бой пришлось выдержать жестокий. Лишь ночь прекратила битву. Утром наши люди обшарили горящие руины Кесруана, только вот спасти удалось немногих. Фонтевро отправился с новостями к герцогу…

– Так выжившие все же есть! – воскликнула Римильда. – Я должна их увидеть!

– Всего несколько слуг и пара солдат, – грустно покачал головой Парис. – Сожалею, но вашего брата среди них нет.

– Я все равно должна с ними переговорить, – настаивала Римильда. – Вдруг он в плену…

– Если бы это было так, паша бы уже затребовал выкуп. – Значит, ее рассуждения по поводу выкупа были верны, если сенешаль предполагает точно так же.

– Он может быть без сознания… – Римильда цеплялась за последнюю надежду.

– Таких пленных сарацины не берут.

– Я не хочу ничего слышать. Я хочу увидеть выживших.

Парис де Ритон внимательно посмотрел в лицо девушке, медленно кивнул и поднялся.

– Хорошо, я провожу вас.

Римильда шла за Ритоном, едва сдерживаясь, чтобы не подтолкнуть его в спину, заставляя идти быстрее. В конце концов они оказались в большом, но скудно освещенном помещении. Кажется, это место находилось глубоко в скале, если вообще не под землей. Вдоль стены стояли тюфяки, на которых лежали раненые, перевязанные люди. Кажется, здесь был госпиталь. У стола со свечой сидел маленький сгорбленный старик в чалме. Парис обратился к нему на местном языке, тот что-то ответил.

– Почти все из них умрут, – перевел де Ритон. – Слишком тяжелые раны. А вот тот парнишка, в углу, выживет. И он уже пришел в себя.

Римильда посмотрела в указанный угол и едва не разрыдалась от смешанного чувства ужаса и облегчения. Это был малыш Этельстан, Этельстан Рот, личный оруженосец Деневульфа. Брат забрал его с собой из Дауфа, и мальчик тогда очень гордился оказанной ему честью. Теперь он подрос, превратился в юношу, и весьма хорошенького. И он жив! Хоть одно знакомое лицо!

Римильда подбежала к тюфяку и рухнула на колени:

– Этельстан!

Юноша ахнул, приподнялся, но тут же упал обратно на подушки – он был еще слаб.

– Миледи Римильда, о миледи! Это вы? Или я умер и попал в рай?

– Это я, Этельстан! Я! – Она с мольбой глядела на него, и оруженосец понял, чего хочет его госпожа.

– О миледи, – проговорил парнишка, заливаясь слезами. – Миледи, ваш брат, граф Мобри, пал в бою, сраженный стрелой сарацина!

– Ах! – Римильда не могла вздохнуть, не могла пошевелиться. Она отказывалась верить словам Танкреда, но рассказу Этельстана поверила сразу.

– Я видел это собственными глазами. Милорд вел солдат на стену, туда, где прорвались неверные, как вдруг стрела, выпущенная одним из них, пронзила его грудь. Он рухнул вниз, на каменные плиты двора. Я пытался пробиться к нему, он был еще жив, но тут сарацины ворвались во двор, я получил удар по голове и упал, а когда очнулся, замок горел, неверные покидали разоренную крепость, а милорд… Я нашел его под завалом камней. Он был мертв. Мне оставалось сделать только одно: похоронить его. Но тут я потерял сознание. А когда очнулся, меня тащили прочь люди лорда Грота Тирона. Кесруан рухнул. Замок стал могилой лорда Деневульфа.

Римильда выслушала рассказ, не проронив ни звука. Затем она положила руку на голову Этельстану. Юноша ни в чем не виноват, он сделал все, что мог, и даже больше. Юное бесстрашное сердце…

– Ты хорошо служил своему господину.

– Я не смог спасти его. – В словах оруженосца звучала горечь. – Я должен был его спасти, защитить. И не смог.

– Это было не в твоей власти. – Не хватало еще, чтобы парнишка всю жизнь терзался чувством вины. – Все в руках Господа нашего.

Этельстан закрыл глаза и, казалось, забылся лихорадочным сном: разговор вымотал его. Римильда встала и взглянула на Париса, тихо стоявшего у нее за спиной.

– В крепости есть священник? – негромко осведомилась она.

– Трое. Здесь есть капелла.

– Я хотела бы, чтобы отслужили заупокойную службу.

– Я провожу вас.

Теперь Римильде совсем не хотелось спешить. Она все узнала и все потеряла. Осталось лишь отдать последний долг брату.

Единственное в капелле окно было закрыто оконным переплетом с витражами. Ничего особенного – Святая Троица, грубо выложенная из кусочков стекла, свет проникает плохо… И все же первые лучи утреннего солнца делали витраж фантастически прекрасным, бросали на лица людей разноцветные блики. Песня красок, танец солнечных зайчиков. Такой красивый и такой живой.

Голос пожилого священника гулко отдавался под сводами зала.

Римильда стояла и иногда закрывала глаза – чтобы слова лучше впечатывались в сердце, оставались навсегда. Это будет ее последняя память о Деневульфе.

Когда брат родился, Римильда уже начала осознавать, что происходит в окружающем мире. Ей было четыре года. Она смутно помнила, как в первый раз вошла в спальню матери и та показала ей крохотного человечка, который почему-то все время плакал и никак не мог умолкнуть. «Это твой младший брат Деневульф», – сказала леди Марианн, а Римильда долго не верила. Как может эта кроха носить такое тяжелое имя, и как же так – брат? Что такое брат, кто он такой?

Потом она узнала. Она научилась заботиться о маленьком брате, рассказывала ему сказки, которые уже узнала от Калев, играла вместе с ним, пела песни. Когда Деневульф подрос, он показывал Римильде, как драться на мечах. Но ей больше нравилась верховая езда, а как звенит оружие, совсем не нравилось.