Он стоял возле поручня на палубе и смотрел на открытое море, все еще тронутое последними лучами заходящего солнца.

Она встала рядом с ним.

Какое-то время он молча смотрел на нее.

И вновь, боясь встретиться с ним взглядом, она отвернулась.

— Это наш последний вечер здесь, — первым нарушил он затянувшееся молчание, — и мне хочется знать, Лоилия, были ли вы столь же счастливы, как я эти несколько дней?

— Вы действительно были… счастливы?

— Очень счастлив.

Она радостно вздохнула.

— Я так… боялась, что вам может стать… скучно.

— Я всегда обнаруживал в прошлом, — сказал лорд Брэйдон, — что скуку приносит все ясное и очевидное, особенно когда знаешь заранее, что скажет собеседник. — Он задумался на мгновение. — Вы же были неповторимой, оригинальной с той самой поры, как я впервые встретился с вами.

— Благодарю… вас.

— Я думал, будете ли вы скучать по мне после того, как мы были так близки друг другу в стольких трудных ситуациях.

Его слова ранили ее, так как предполагали скорую разлуку.

В какой-то момент ей хотелось поведать ему, как отчаянно она будет скучать по нему и как мир без него никогда не станет для нее вновь таким, как в эти дни.

По потом она подумала, что эти слова могли бы привести его в неожиданное замешательство, и потому, глядя на море, сказала:

— Конечно… вас увлекут… другие дела… интересующие вас… но я… никогда не забуду, каким… добрым и каким… умным вы были, и каким… удивительным.

— Вы действительно так думаете? — спросил лорд Брэйдон. — Хотелось бы верить, что вы говорите серьезно.

— Но это действительно… так!

— Для того чтобы увериться в этом, взгляните на меня, Лоилия.

Боясь, что он разгадает ее чувства, она продолжала смотреть на море.

Но вдруг, словно какой-то неведомой силой он притягивал ее к себе, она медленно повернулась к нему.

Еще более медленно она подняла на него глаза.

Какой-то миг оба они не могли пошевелиться.

Казалось, его серые глаза заполнили собой весь мир.

Очень легко и неторопливо, словно боясь, что может вспугнуть ее, лорд Брэйдон протянул руки и привлек ее к себе.

Он чувствовал, как дрожит все ее тело, но это не был трепет страха.

Он смотрел на ее лицо, вскинутое к нему, с распахнутыми и вопрошающими глазами, с приоткрытыми губами.

Ее лицо как будто осветилось солнцем.

Его губы коснулись ее губ и завладели ими.

Все это походило на внезапную остановку дыхания.

Весь мир был объят светом, исходившим от лорда Брэйдона.

Она подсознательно жаждала его поцелуя, но думала, что никогда его не узнает.

Она не могла бы доверить это желание словам, даже сказанным наедине с собой.

Чтобы обрести счастье и радость, она должна полностью принадлежать ему.

Отныне на свете нет ничего, кроме силы его рук и сладостного экстаза, казалось, пронизавшего ее тело солнечными лучами.

Когда лорд Брэйдон оторвался от ее губ, она сказала тихим, словно не принадлежавшим ей голосом:

— Я… люблю вас!

Она произнесла это почти бессознательно.

Лорд Брэйдон не мог найти слов, чтобы выразить свои чувства.

Вместо этого он поцеловал ее вновь.

Теперь его поцелуй был подобен прикосновению огня.

Лоилии показалось, что тот солнечный свет, который пронизал ее, обратился в пламя, прорвавшееся теперь от ее груди к губам.

Ощущение это налетело на нее с такой неодолимой силой и было так не похоже на все, доселе ведомое ей, что она почувствовала себя так, словно умерла и вознеслась в Небо.

Она не могла более думать, предаваясь лишь чувству, которого не знала ранее.

Поцелуи лорда Брэйдона вознесли ее наконец до луны, которая всегда была недоступна для людей.

Звезды мерцали внутри нее, а солнце обжигало как пламя.

Тихо прошептав что-то, она уткнулась лицом в его шею.

А он все крепче сжимал ее.

— Я люблю тебя, моя дорогая? — прерывисто молвил он. — Я так боялся испугать тебя, но теперь, когда ты любишь меня, все будет хорошо.

— Я люблю… тебя! Я люблю… тебя! — шептала она.

— Я хочу, чтобы ты говорила мне это вновь и вновь, пока я не уверюсь в этом. Я так боялся, что ты не сочтешь меня достойным тебя.

Лоилия рассмеялась тихим, сдавленным смехом.

— Как могла я… быть такой… глупой?

Почему я не… понимала, что на свете может быть такой мужчина… как ты?

— Я здесь и не позволю тебе искать кого-либо другого.

— Как будто я могу… захотеть этого!

Лоилия, все еще уверенная, что находится в стране грез, взглянула на него с вопросом:

— Ты… действительно сказал… что любишь меня?

— Я люблю так, что не могу думать ни о чем, кроме тебя, и мы поженимся, как только достигнем порта на английской стороне Канала.

— П-поженимся?

— Это обычно, мое сокровище, — спокойно произнес лорд Брэйдон, — когда двое любят друг друга.

— Но… я никогда не думала… никогда не мечтала, что ты… захочешь жениться на мне! Ты слишком… великолепный… слишком… влиятельный… возможно, я буду… недостойной тебя… и ты будешь… сожалеть.

Лорд Брэйдон рассмеялся, и это был смех поистине счастливого человека.

— На этот риск мне придется пойти, — заявил он, — но я думаю, вряд ли, моя любимая, мы когда-нибудь наскучим друг другу, если, конечно, тебе не покажется скучной и однообразной жизнь со мной после твоей жизни с отцом.

— Как можешь ты… говорить нечто такое… глупое?

Затем, поняв, что он подсмеивается нал ней, она добавила:

— Пожалуйста… я хочу, чтобы мы поженились… но я чувствую, что… тебе… не следует этого делать.

— Ты хочешь сказать, несмотря на то что мы оба испытываем друг к другу, я должен оставить тебя?

Лоилия инстинктивно прижалась к нему.

Она держалась за отворот его вечернего пиджака, как будто боялась, что он может исчезнуть.

— Я не смогла бы… выжить, потеряв тебя… теперь.

— Этого никогда не случится.

— Но представь… просто представь, что германцы…

— Ты не должна думать об этом! — сказал он твердо. — В Англии мы будем хорошо защищены, и я уже все устроил для твоего отца, чтобы он был в полной безопасности…

Лорд Брэйдон чуть было не закончил словами «пока он жив».

Но было бы ужасной ошибкой усугублять тревогу Лоилии за отца, сообщив, что его дни сочтены.

Когда она станет его женой и он сможет защищать ее и заботиться о ней, она поймет.

Она достаточно умна и проницательна, чтобы понять: Тарстон Стэндиш предпочел смерть в зените своей карьеры.

Он не смог бы стареть, чувствуя, что не может больше совершать подвиги, так вдохновлявшие его в молодости.

Лоилия была мягкая и добросердечная, юная и кроткая, а также, как понял лорд Брэйдон, неискушенная и доверчивая.

Он поклялся себе, что будет защищать ее и заботиться о ней всю свою жизнь.

А первостепенная задача — сделать ее такой счастливой, чтобы смерть отца не стала для нее столь ужасным потрясением, каким была бы сейчас.

Тогда они смогут переживать эту утрату вместе.

Тогда они не просто будут несчастными, сожалея, что его больше нет с ними, но обогатят свою жизнь мыслями об этом человеке.

— Ты ведь понимаешь, моя дорогая, — сказал лорд Брэйдон спокойно, — что, поскольку твой отец как всегда прекрасно подготовил описание секретного германского орудия, я обязан как можно скорее доставить его записи принцу Уэльскому. — Он обнял ее покрепче. — Но поскольку не могу и не хочу оставить тебя, я возьму тебя с собой как мою жену.

— А ты… уверен, что это будет… верный шаг?

В голосе ее слышалась озабоченность, но в то же время никакая иная женщина не могла бы излучать столько искреннего счастья, как Лоилия.

Это сияние счастья придавало ей такую прелесть, какой он не замечал ни в ком за всю свою жизнь.

— Вот что мы сделаем, — сказал лорд Брэйдон. — А между тем твой отец, чтобы избежать возможной опасности, останется на яхте и будет писать вторую часть своей книги.