"Торопиться, скорее, скорее!"
Центральная гостиница, к счастью, была оборудована лифтом, где отец Арсений и оделся. Пригладив волосы рукой, он бросился к регистратуре и выпалил:
— Где здесь ближайшее отделение полиции?
Сонный регистратор — молодой прыщавый паренек — вытаращил на священника глаза.
— В чем дело?
— Ни в чем. В вашем отеле все в порядке.
— Тогда зачем вам полиция?
— Надо, — отец Арсений отвечал коротко, почти грубо. Он сердился на себя за то, что сразу не догадался: рыжий имплант никого не убивал.
— У нас только один полицейский участок. Как выйдете, свернете налево, пройдете два квартала, снова свернете налево и там увидите.
— Спасибо.
Отец Арсений выбежал из гостиницы и помчался по темной улице. Если бы кто-нибудь увидел его, обязательно перекрестился бы, уж очень странной была картинка: священник бежит по ночной улице. Он практически сливался с темнотой, резко выделялся только белый не застегнутый воротничок сутаны, голова и незагорелые ноги, выглядывающие из-под одежды — отец Арсений не удосужился надеть даже носки.
— Тупой осел! — ругал он себя, стараясь не сбить дыхание. — Глупый старый осел!
Имплант не мог быть убийцей. Именно это не давало отцу Арсению заснуть: подсознательная уверенность в невиновности человека, которого священник отправил в тюрьму.
Если бы мужчина с татуировкой действительно убил владельца отеля, то, естественно, знал бы, что за регистрационной стойкой лежит труп. Вернувшись на место преступления и застав там священника, он, безусловно, понял бы, что отец Арсений солгал, когда сказал, что владелец отеля отлучился. А почему священник солгал? Потому что видел труп и подозревал его, импланта, в убийстве. Соответственно, у крепыша не осталось бы выбора, как покончить со случайным свидетелем, но вместо этого он выслушал достаточно длинную и путаную речь отца Арсения, поблагодарил за брошюру и не отреагировал на приближение полицию, а побежал только когда услышал крик, просто потому, что испугался. Да и какой имплант не испугался бы?
— Старый глупый осел! Нет, хуже! Много хуже!
Отец Арсений уже несколько лет читал лекции о нетерпимости и предвзятом отношении к имплантам. А оказалось, он сам относится к той категории людей, против которой выступает с лекциями. Он поддался влиянию общества, обвинил человека в убийстве только по тому, что тот имплант, оценил человека по внешности, а не по душевным качествам. А ведь мужчина никак не мог оказаться убийцей! Не бывает у убийц мягкого взгляда и горечи в словах. Крепыш просто был обижен на человека, не желавшего сдавать комнату импланту, а теперь наверняка еще и на него, на священника.
Отец Арсений пробежал два квартала, свернул налево и, как и говорил паренек из регистратуры отеля, увидел полицейский участок: двухэтажное здание с небольшой парковкой, на которой, мигая красными лампочками сигнализации, в два ряда выстроились восемь сине-белых "Пежо".
— Нужно обязательно дать новые показания! И попросить у него прощения!
Отец Арсений немного отдышался и открыл дверь полицейского участка.
***
Из явки в полицейский участок Кайл сделал целое представление. Он не упускал случая лишний раз появиться на публике, махнуть в камеру ручкой, возвести глаза к небу, словно устало спрашивая Всевышнего, за что его, знаменитость вселенских масштабов, снова преследуют камеры и фотоаппараты. Хотя частенько он сам и являлся инициатором подобных преследований.
Вот и сейчас он вышел из своего белого лимузина, пару секунд постоял рядом, дабы фотографы успели запечатлеть его перед полицейским участком, и поправил красный платок на шее. В белом костюме от "Армани" Кайл выглядел истинным щеголем, тусовщиком, балагуром, человеком несерьезным и совершенно не опасным.
Пару дней назад в поместье "L amp;P" приходил офицер полиции. Голицын проводил посетителя к Кайлу.
— Чем могу? — холодно поинтересовался суперзвезда.
Представитель правоохранительных органов оказался совсем молодым, почти мальчишкой. Худой и невзрачный, он явно робел в шикарной черно-серебряной гостиной знаменитости, а на Кайла и вовсе смотрел с обожанием.
— Я не отниму много времени, — юноша сглотнул. — Вы знакомы с Анастасией Стасюк?
— Журналистка? Да, знаком. Эффектная женщина. Брала у меня интервью.
— Когда вы в последний раз ее видели?
Голицын, стоящий чуть в стороне от полицейского, едва заметно качнул головой, но Кайл не нуждался в инструкциях.
— Почему вы спрашиваете?
— Она пропала.
Кайл нахмурился.
— И вы пришли допрашивать меня? Вы, подозреваете меня в похищении? Меня? Убирайтесь из моего дома!
— Вы не ответили на мой вопрос.
— И не отвечу.
— Тогда вам придется явиться в полицейский участок.
— Вот и отлично. Явлюсь. Буду с начальством разговаривать, а не с каким-то… — Кайл сморщился.
Молодой человек в полицейской форме покраснел и направился к выходу.
— Зря, — одними губами произнес Борис Игнатьевич.
— Ничего не зря, — Кайл был уверен в себе. — Я сумею сыграть на этом.
И он сумел.
Со всех сторон щелкали вспышки фотоаппаратов, к лицу знаменитости тянулись мохнатые сардельки микрофонов, но звезда проигнорировал журналистов и с невозмутимым видом направился к участку.
Его сопровождали трое: суховатый старичок в черном смокинге, с тростью и огромным перстнем с черным обсидианом и двое телохранителей — плечистые парни-импланты, один из которых страдал косоглазием.
Перед Кайлом открыли дверь. Уже знакомый звезде молодой человек проводил его до кабинета начальника.
— Не понимаю, — сказал Кайл, сев на стул напротив стола полицейского и положив одну ногу на другую, — зачем меня вызвали?
— Чтобы допросить, конечно.
Начальник оказался пожилым седоволосым полицейским. Верхняя пуговица форменной рубашки была расстегнута, черный галстук лежал рядом на столе. Серые глаза смотрели холодно и равнодушно, да и поза офицера говорила "я хочу скорее покончить с ненужными формальностями". Кайл напротив не планировал быстрого решения дела, он намеревался провести в участке не менее часа, чтобы журналисты, которых в здание участка не пустили, устали ждать. Тогда оскорбленная в лучших чувствах звезда поведает всему миру о том, как полиция обидела его в его же доме, и какой он честный и порядочный гражданин, сам явился в участок, чтобы ответить на вопросы и там целый час страдал от допросов и подозрений.
— Допрашивайте.
Кайл откровенно зевал, пока секретарь, каштанововолосая красотка с невнятной из-за плохо скроенной полицейской формы фигурой, записывала его данные.
Кабинет был большим, но захламленным: повсюду валялись бумаги, вырезки из газет, мятые обертки вчерашних сандвичей. Металлические шкафы пестрели магнитами, которые удерживали записки. Кайл даже прочел одну из них: "Разор. кладб. при церкви 14 св. пом.". В углу между шкафом и окном, выходящим на глухую кирпичную стену, стоял двухметровый флаг Российской Федерации.
Подготовка к допросу заняла двенадцать минут.
— При каких обстоятельствах вы познакомились с Анастасией Стасюк?
— Она брала у меня видеоинтервью для журнала "Люди века", — неторопливо рассказывал Кайл. — Знаете такой журнал? В тот день ко мне приехали трое: эта самая Стасюк и двое мужчин с видеокамерой и осветительными приборами. Они снимали меня на пленку для короткого ролика, который позже разместили в интернете, а то, что в видеоролик не вошло, превратилось в статью. Та статья меня, честно говоря, не вдохновила, и я решил больше никогда не давать интервью для журнала, приславшего непрофессионалов.
— И чем же вам не понравилась статья?
— Длиной. Она оказалась чересчур короткой.
Кайл заметил, как дернулись уголки рта офицера. Он и сам едва сдержал ухмылку. Полицейский явно считал сидящего напротив него мужчину недалеким самовлюбленным болваном, и Кайлу это было только на руку.
