– Держите шаг,- говорил Свистонов.- Громче, Ия. Еще громче.
– Не следует ли нам закусить? – внезапно спросил Куку.
– Я чувствую собачий голод,- повернув голову, сказала Ия.
– А вы, Наденька? – Я с удовольствием.
– К сосне, там тень и прохлада и совершенно сухо.
– Дайте мой чемоданчик,- попросила Наденька.
Паша передал.
Ия скинула свой зеленый мешок, стала рыться.
Куку раскрыл чемодан и принялся доставать ножи, вилки, стаканчики.
– Подумать только, несколько лет тому назад,- сказал Куку,- под Питером были волки.
– Неужели? – спросила Наденька.
– Нам всем тогда казалось, что все кончено, а вот теперь мы пьем и едим и все осталось по-прежнему.
– Вы думаете? – спросил Свистонов и улыбнулся, ч – Я вчера прочел новую биографию Наполеона и. пожалел, что я не маленького роста.
Ия откупоривала. Тщетно Иван Иванович отнимал у нее пробочник. Наденька резала ростбиф, телятину.
Единогласно она была избрана хозяйкой.
Наденька искренно веселилась.
KOI да все насытились, Куку вынул переписку Тургенева с Достоевским и стал читать, но разморенные едой путники стали сидя засыпать.
Наденьке привиделась комната в два окна. Светло,! светло – на улице солнце. У одного окна сидит девушка, |над ней наклоняется мужчина, высокий, тощий, с отвра| тительным лицом, лысый, с длинными, прямыми воло! сами. Особенно отвратительны глаза на сером лице. Они какие-то сверлящие. Одет он в грязный коричневый костюм XVI века, как в одном из исторических фильмов.
Она знает, что он хозяин ее судьбы и что он сделает с ней, с Наденькой, все, что захочет, и страшно боится его.
Начинает бежать по бесконечным комнатам. Огромный дом, вроде лабиринта. Живет в нем только этот человек. Бежит она по коридору, снова по светлым комнатам, по гостиным с лепными стенами, иногда в конце коридора видит его. Он злорадно смеется, и она снова бежит и знает, что все время он ее видит и находит. Наконец вбегает она в комнату вроде кухни, знает, что здесь дверь на улицу. Смотрит на стену и понимает сра- зу, почему этот Человек знает, где она: на стене план этого дома, а весь путь ее, Наденьки, показывает в нем мед69 ная тоненькая проволока, которая сама ложится по ее следам, все время указывая, куда Наденька идет. От проволоки остался маленький свободный конец, и Наденька видит, как она ее отгибает и ставит торчком. Теперь она знает, что проволока ничего не укажет.
Выбегает на улицу. Все дома недостроены. Это еще только высокие, в шесть этажей и выше, футляры с огромными, вышиною в два этажа, отверстиями для окон.
На улице груды грязи, известки и щебня.
Среди этих домов стоит один законченный, но он далек. Там виден свет, и она решает бежать туда.
Среди недостроенных домов, всё в подвалах, идет, спотыкаясь, дальше, дальше. Впереди совсем темно, как в шахте, и щетиной торчат острые железные прутья.
Заблудилась! Дома давят, она боится, что они сейчас рухнут, и видит свет.
К ней идет совсем молодой юноша, и за ним все время виден свет дорогой. У него очень хорошее лицо. Бежит к нему и рассказывает, как она бежала из лабиринта.
Когда рассказывает, что загнула конец проволоки, у юноши делается торжествующее лицо. Он берет ее на руки и, очень легко ступая, несет к свету. Затем переносит к большому дому и говорит: «Мы будем жить здесь.
Я знаю одну комнату, и хотя лабиринт рядом, но тот никогда не догадается искать так близко».
Кругом бежит и суетится народ, но на них никто не обращает внимания. И они идут по темным коридорам, где свет так слабо виден, как на картинах голландских мастеров…
Наденька вздрогнула, проснулась и осмотрелась.
Под большой сосной сидел Куку, перелистывал книгу.
Свистонов, прислонившись к дереву, стоял и смотрел на нее. Ей стало неприятно.
Паша лежал согнув колени, и ему казалось, что он летит в пропасть, что в пропасти у него распухает большой палец на ноге, что появляется нарыв, превращается в глаз. Это было противно, и он проснулся. Протерев кулаками глаза, дотронулся до ноги. Зевнул.
– Я видел глупый сон,- сказал Паша,- что на но- ге у меня вырос глаз. Говорят, Иван Иванович, что вы знаток снов.
– А, вы умеете толковать сны? – оживилась Наденька.
«Вот и тема для разговора»,- подумал Куку и солидно ответил: – В древности снам приписывали огромное значение. Существовала даже целая наука, если можно это назвать наукой, онейрокритика. Античный мир никогда не сомневался, что сны вызываются в душе божественной силой.- Куку, довольный своими познаниями, посмотрел на всех, слушают ли все и как слушают.- Поэтому, с этой точки зрения,- продолжал он,- сон есть знамение; но если обратить внимание на час, когда вы видели сон, и на то, что мы перед тем плотно покушали, то сон ваш, Наденька, не совсем надежен.
И победоносно Куку обвел глазами слушающих, и, чтобы внушить еще больше уважения к себе Наденьки, он решил вспомнить Апулея.
– По мнению Апулея, последствием обильной еды бывают мрачные и гибельные сновидения,- произнес он с пафосом.- Кроме того, онейрокритики утверждают, что винные пары даже утром мешают видеть во сне истину. Но я отнюдь этого не думаю, Наденька, хотя и не знаю вашего сна,- развел он руками.
– Не раскажете ли вы нам, что вы видели во сне? Это очень интересно, я же вспомню сны великих людей, и в воспоминаниях мы проведем время до заката. Я расскажу вам сны великих людей… Теперь только я вижу, как здесь красиво, кругом холмы…
И забыв, что Наденька еще не рассказала своего сна, Куку, задумавшись, начал: – Прежде всего следует вспомнить…
Ия и Паша подошли поближе и остановились. Но Наденьке было грустно, и она невнимательно слушала. Ей неинтересны были сны великих людей. Хотя ее сон кончился вполне благополучно, но все же ей казалось, что все стало темно вокруг, даже как-то прохладно. Да и действительно, небо за время послеобеденного отдыха сплошь затянулось тучами Вдали прогрохотало.
Бросились собирать вещи и переносить к стволу сосны. Свистонов, с помощью брата и сестры, расставил палатку. Сейчас все забрались в нее, перенесли вещи от сосны.
– Ну что ж, дождь не идет,- пошутил Иван Иванович.
– Подождите, Иван Иванович,- прервала Ия.- Я веду в «Красной газете» уголок природы. Я спец по погоде.
В палатке было темно. Свистонов закурил.
71 – Андрей Николаевич, не курите,- сказала неприязненно Наденька.- Здесь душно.
Свистонов бросил папироску.
Паша, не смейте, отойдите,- приказала Наденька.
Наденька,- произнес Куку.- Время самое подходящее. Темно, бушует буря. Мы все обещаем внимательно вас слушать.
Гроза отошла.
Один, держась за ствол сосны, курил Паша. Он размышлял о поцелуе Наденьки. Братский это был поцелуй или не братский? Пожалуй что только братский. Слишком легок, слишком воздушен. «Не любит она меня,- подумал он,- и не может полюбить. Чтобы любили, надо быть разговорчивым, и потом, у меня нет никакой будущности. Кончу институт, стану географию преподавать,- рассмеялся он,- Пусть будет так, а в газетах работать не буду. Пусть Ия зарабатывает. Но Надень› ка любит театр, сладкое, кинематограф…» – Мечтаете? – спросила Наденька, подходя по тропинке сзади.- Это хорошо – мечтать. Я сяду, а вы положите свою голову мне на колени и продолжайте мечтать. Я буду думать, что я героиня фильма, хорошо пожившая женщина, а вы несчастный молодой влюбленный. Я буду гладить вас по голове Паша покорно лег на траву и положил голову на край платья Наденьки.
– Я люблю,- сказал он тихо,- Я по-настоящему люблю вас.
– Великолепно,- прервала Наденька.- Побольше страдания. Так, так. О, мой дорогой! – Опустила она лицо и приложила руку к сердцу.- Я верю, что вы страдаете! Как грустно, что мы встретились так поздно, когда я люблю уже другого! Пусть ничтожного, пусть развращенного, но с сердцем,- глубоко вздохнула она,- ничего не поделаешь. Вы чистый, вы тонкий, вы только.
– Наденька! – простонал Паша – Целуйте руки и плачьте, встаньте и отойдите к обрыву. Я подойду,- стараясь не разжимать губ, сказала Наденька.