— Итак, в эфире ток-шоу "Свой скелет в шкафу", и с вами я, его ведущая, Валерия Штейн. Мы не только ставим вопросы, мы ищем на них ответы. Мы ищем их вместе с вами, дорогие радиослушатели. Звоните нам, телефон в студии 456890345. Мы рады любому вашему мнению.
Она выдержала эффектную паузу и решила Инну добить:
— Госпожа Литвинова, вопрос к вам. Знали ли вы, что ваш отец исчез из города много лет тому назад?
— Конечно, нет, откуда?
— Дорогие радиослушатели, вы являетесь свидетелями сказанного Инной Литвиновой. Она утверждает, что не знала о том, где обосновался ее отец с новой семьей после того, как покинул родной Магадан. А между тем, приехала именно сюда, в место, где он поселился, и даже осталась здесь жить. Она не знает, что ее отец пропал. А между тем, отдает своего сына в интернат, расположенный именно в той местности, где в последний раз его видели. А сейчас самое главное. Вашему вниманию скелет в шкафу госпожи Литвиновой…
За долю секунды до последовавшего откровения Инне стало дурно. Перед глазами заплясали звездочки, в ушах гудело. Она вдруг вспомнила свой сон про подземелье. Еще не зная связи между сном и явью, она увидела мужчину, протягивавшего к ней руки и детскую коробку для игрушек. Ее игрушек. Знакомое лицо, наполовину заросшее бородой. Увидела и поняла, что сейчас услышит самое страшное. И услышала.
— Недавно в бункере под интернатом в Сосновском районе сотрудники милиции нашли останки мужчины. Останки были упакованы в целлофан и хранились в морозильной камере. Это были фрагменты рук и ног. Голова не найдена до сих пор. По татуировке на запястье мужчина был опознан. Им оказался муж Валентины Балыкиной и… отец Инны Литвиновой Евгений Петрович Балыкин. Он числился без вести пропавшим шесть лет…
Воцарилась тишина, которую мгновение спустя разорвал протяжный вой, как на похоронах. И хотя Валентину Степановну отключили от микрофона, вой проник в эфир через микрофон мадам. Он просочился едкой гарью кремированного тела в сознание Инны. Четыре с лишним года она и Саша ходили по останкам деда… Это было свыше ее понимания.
Как звонили в студию "дорогие радиослушатели" и ругали ее за бессердечность, она не слышала. Как она пришла домой — не помнит. Помнит только, что оттолкнула от себя Ляльку, цеплявшуюся за одежду, руки. Шипение несчастной Валентины и худенького рыжеватого парнишку, откуда ни возьмись возникшего на пороге студии. Помнит победную улыбку на круглом, как луна, лице мадам. Полный штейн. Вот и с ней на сей раз приключился полный штейн.
Дома был Сережа. Она молча повалилась на кровать, а он укрыл ее пледом. Подложил под ноги грелку. Ее и правда трясло мелкой дрожью. Но это было нервное. Он гладил Инну по голове, словно маленькую девочку, держал за руку. И не сказал ни слова. Он так ее жалел. Как мог. И любил. Как умел.
Сочувствие, недоумение и гнев выслушивал по телефону Саша. Гнева и недоумения было больше, и адресовано не Инне, а "Штейн енд компани" и треклятому разоблачительному шоу. Инне предлагали услуги сразу три адвоката, которые усмотрели в шоу моральный вред и несанкционированное вмешательство в личную жизнь. "Конституцию еще никто не отменял! Можно обратиться в международный суд по правам человека…" — кричали они в трубку. А Саша благодарил и просил перезвонить позже. Инна даже представить себе не могла, сколько людей ее знает и помнит.
Сергей в тот страшный день пришел с хорошей вестью. Он и уходил из их с Сашей дома только за тем, чтобы вернуться с ней…
Интернатских детей больница не могла ютить вечно. И Сережа придумал выход, оптимальный для всех — и государства, и, в первую очередь, самих интернатовцев. Однажды, когда он ещё жил в деревне, отец Федор поведал ему о своей мечте открыть церковно-приходскую школу. И помещение для этого имелось: огромный добротный дом — бывший колхозный клуб. Сейчас этот дом пустовал, потому как молодежь из деревни разъехалась в поисках лучшей доли, а к старикам киномеханики перестали приезжать еще с застойных брежневских времен. На какое-то время в здании клуба расположилась библиотека, но книжки никто не читал. Так они и пылились на необструганных досках полок, на подоконниках, стульях и на полу. До тех пор, пока в лютые холода не растаскали их местные грамотеи на растопку.
О школе в деревне никто серьезно и не помышлял. Ребятишек, какие были, возили в Белое село, некогда колхозный центр. Там все еще функционировала восьмилетка. Но и её порывались закрыть из-за нерентабельности: страна потихоньку переползала на капиталистические рельсы, а тут вам по три класса в одном помещении — четыре первоклашки, семь второклашек и третьеклассник. Родителям учеников предложили перебазировать своих чад в городскую школу с предоставлением общежития.
Одним словом, так бы и стоял деревенский клуб без надобности, если б не идея Сергея разместить там Сосновских интернатовцев. Не зря, видать, прислушался когда-то к батюшке, перестелил полы, позатыкал все щели, а как ушел, то заботу о клубе поручил юному звонарю Алешке. Пристрожил, чтоб, ежели какие залетные окна перебьют, поселятся ненароком, обязательно передал ему, Сергею. Дровишек поднатаскал на растопку, сырость дому только во вред.
Отец Федор идею детского дома одобрил и благословил. Почти месяц Сережа ремонтировал комнаты, мыл окна, чистил печь. Время поджимало, работать приходилось с раннего утра до поздней ночи. Спасибо, местные жители помогли, чем могли: нехитрую мебелишку пожертвовали, занавески, одеяла, постельное белье. Однако для пятнадцати детей, Светланы и нянечек всего этого было явно недостаточно…
Свете Сергей сообщил новость первой. Она тут же принялась собирать малышню в путь-дорогу. Заручиться разрешением отдела образования не составило труда. Слава богу, в моду только-только входили семейные детские дома, и директору интерната вновь передоверили никому ненужных сирот с превеликим удовольствием. Пришлось за короткий срок подписать кучу макулатуры. Даже больница пошла на встречу — два врача так привязались к Светиным питомцам, что обещали всемерную помощь и поддержку. Никто не сомневался, что, как поговаривали, под крылом у попа и матушки попадьи детям будет лучше.
Инна приходила в себя медленно. Отец снился ей молодым, веселым, с улыбкой во весь рот и широкой щербиной между верхними зубами… Тот, заросший плотной свалявшейся бородой, в полутемном подземелье, больше не являлся.
Следующим, кого Инна увидела у своего изголовья, был неизвестный юноша с рыжеватыми прядями волос, облепившими высокий потный лоб. Назвался Витей, путанно объяснил, что состоит с ней в родственной связи, поскольку со стороны покойного отца он самый что ни на есть брат… То есть сводный брат. То есть он хотел сказать, что не желал этим досаждать ей, но ему очень необходимо Инне кое-что пояснить… Что-то важное. Если она непротив. Она молчит, и правильно делает, что молчит. Совершенно верно. Но сказать он должен. И все в таком же духе…
Инна смотрела в потолок, а новоявленный брат Витя повествовал о том, как они с матерью и отцом, их общим родителем, приехали в этот город. Точнее, Витя был лишь в проекте. Он родился, когда отец перебивался временными заработками, а деньги за аренду половины убогого частного домишки на окраине быстро таяли. Семья протянула в городе недолго. Кто-то посоветовал отцу деревеньку неподалеку — токари там очень были в почете. Трактора от старости разваливась на части, новых не предвиделось, так что требовался волшебник.
Так что большую часть своей жизни Витя с родителями провел в сельской местности. После восьмого класса поехал в город учиться на ветеринара. В училище он впервые увидел Инну. То есть, увидел-то по телевизору, но далеко тогда был от родителей, уточнить было не у кого. Отец много рассказывал, какая она красавица, фотокарточки показывал. Действительно, симпатичная маленькая девочка… но чтобы из неё вырасла такая?! Витя с замиранием сердца "прилипал" к телевизору, отслеживая восхищенными глазами каждый ее шаг, каждый разворот корпуса и небрежный взмах руки. Он никогда не посмел бы назвать ее сестрой. Ну в самом деле, кто он и кто она? Тем более, что все газеты раструбили будто Инну и ее брата в детстве бросил отец, а воспитывала их мама Ангелина. Витя словно взял отцов грех на себя…
