В начале марта в лагере у Галаты произошло несколько собраний. Обсуждался на них не столько план атаки – несмотря на оборонительную работу Мурцуфла, с городом можно было легко справиться, – сколько управление империей после ее завоевания. Было решено, что и крестоносцы, и Венеция выдвинут по шесть делегатов в выборный комитет, и этот орган выберет нового императора. Если, как ожидалось, это будет франк, патриархом станет венецианец. Либо наоборот. Император получит четверть города и империи, включая два главных дворца – Влахернский в бухте Золотого Рога и старый дворец Буколеон на берегу Мраморного моря. Остающиеся три четверти разделят поровну: половина Венеции, другая половина – крестоносцам. Дож при этом освобождался от обязанностей ленной присяги императору. Вся добыча должна быть доставлена в определенное место и распределена поровну. Наконец, стороны обязаны были целый год оставаться в Константинополе, по крайней мере до марта 1205 года.
Нападение началось в пятницу утром, 9 апреля. Удар был направлен на тот участок морской стены против бухты Золотого Рога, где отличились девять месяцев назад Дандоло и его люди. На этот раз попытка провалилась. Стены стали выше, а с венецианских мачт до башен было не добраться. К тому же греки построили платформы, с которых им удобно было обстреливать катапультами наступавших. К середине дня атакующим пришлось разворачивать своих людей, лошадей и орудия и возвращаться в Галату. Следующие два дня устраняли неполадки, в понедельник возобновили атаку. На этот раз венецианцы приводили свои корабли попарно: это позволило им в два раза усилить давление на каждую башню. Вскоре подул северный ветер и прибил корабли под самые стены, гребцам бы это оказалось не под силу. Теперь нападающие действовали под прикрытием навесов, протянутых от одной мачты к другой. Вскоре были захвачены две башни. Почти одновременно крестоносцы открыли ворота и ворвались в город.
Мурцуфл галопом скакал по улицам города, стараясь вселить в жителей мужество и решительность, но, как пишет Никита:
Всех охватило отчаяние, никто не слушал ни приказов, ни угроз… Видя, что все усилия безуспешны, а с другой стороны, опасаясь сам быть схваченным и попасть своего рода лакомым кушаньем или десертом в зубы латинян, Дука бросился в большой дворец и, посадив с собой на шлюпку супругу царя Алексея царицу Ефросинью и дочь ее Евдоксию, в которую был влюблен с ранних лет, бесстыдный развратник и сластолюбец, без всякой справедливости разведшийся с двумя супругами, оставил город, где царствовал два месяца и шестнадцать дней.
Все трое, вместе с бывшим императором, нашли убежище в Траки. Между тем Мурцуфл женился на Евдоксии и начал собирать силы для контрудара.
Как только победители ворвались в город, начался страшный грабеж, настолько оголтелый, что даже Виллардуэн пришел в ужас. Только к наступлению ночи, «устав от сражения и побоища», победители устроили перемирие и удалились в лагерь, разбитый на одной из площадей города.
В эту ночь часть крестоносцев, опасаясь ответного удара, устроила пожар в районе, находившемся между ними и греками… город начал гореть, и огонь пылал всю эту ночь и весь следующий день до самого вечера. Это был третий пожар в Константинополе с той поры, как франки пришли в эту землю. И сгорело домов больше, чем их имеется в трех самых больших городах Франции.
После этого те из немногих защитников, кто еще не сложил оружия, потеряли желание продолжать бой. На следующее утро крестоносцы проснулись и увидели, что сопротивление закончилось.
Но для жителей Константинополя трагедия едва началась. Не для того армия так долго ждала падения самого богатого города мира. Теперь он принадлежал им, и, поскольку для грабежа им отвели традиционные три дня, они набросились на город как саранча. Со времен варварских нашествий, происходивших семь веков назад, Европа не была свидетелем такого разгула жестокости и вандализма. Никогда еще в столь короткое время не было уничтожено столько произведений искусства. Среди свидетелей, беспомощных, пришедших в ужас, почти не веривших в то, что люди, называвшие себя христианами, способны на такие чудовищные деяния, был Никита Хониат:
Не знаю, с чего начать и чем закончить описание всего того, что совершили эти нечестивые люди. Они крушили святые изображения, швыряли мощи мучеников в места, которые я стыжусь называть, разбрасывали повсюду плоть и кровь Спасителя. Эти посланники антихриста хватали пресвятые сосуды и дискосы, вырывали из них драгоценные камни, а потом использовали их как чашки для питья… Тому же, что за богохульство творили они в Великой церкви [храм Святой Софии] трудно поверить. Алтарный престол, сложенный из драгоценных материалов, необыкновенный и вызывавший удивление у всех народов, был разбит и разделен на части между грабителями… Они ввели в храм лошадей и мулов, чтобы вывезти оттуда священные сосуды, а также серебро и золото, вырванное из трона, кафедры, дверей и мебели. Когда животные скользили на гладком полу и падали, они закалывали их мечами, оскверняя храм их кровью и пометом.
На патриаршем престоле проститутки распевали песни, оскорбляющие Иисуса Христа, отплясывали в святом месте непристойные танцы… честных женщин и даже монахинь насиловали в храме… На улицах, в домах и церквях слышались плач и причитания.
И все эти люди, продолжает хронист, ходили с нашитым на плечах крестом, крестом, который сами же поклялись пронести через христианские земли без кровопролития. А ведь они говорили, что поднимут оружие только против язычников, и от телесных удовольствий клялись отказаться, пока не сделают святое дело.
Это был самый темный час Константинополя, страшнее того, что произошел два с половиной столетия спустя, когда город окончательно сдался османскому султану. Однако не все его сокровища погибли. Пока французы и фламандцы упивались разрушением, венецианцы головы не теряли. Они понимали толк в прекрасном и, хотя в грабежах не отставали от других, бессмысленно ничего не разрушали. Все то, что захватывали, отсылали в Венецию, начиная с четырех бронзовых коней, украшавших ипподром со времен Константина. После короткого пребывания в Арсенале коней перенесли к собору Сан Марко, где они и стоят сейчас над главным входом. Северный и южный фасады базилики украшены скульптурами и барельефами, доставленными в то же время. Внутри, в северном трансепте, висит чудесная икона Богоматери Никопеи (Победоносной) – императоры брали ее с собой перед сражением. Венеция обладает одной из самых больших коллекций византийских произведений искусства – еще одно доказательство венецианской ненасытности.
После трех дней бойни порядок был восстановлен. Согласно договоренности, всю добычу – или ту ее часть, которая не была успешно припрятана, – собрали в трех церквях и распределили: четверть – императору, остальное разделили на равные доли между франками и венецианцами. Как только это было сделано, крестоносцы заплатили Дандоло 50 000 серебряных марок, которые задолжали республике. Уладив эти формальности, обе стороны занялись следующим делом – выбором императора.
В отчаянной попытке восстановить утерянный престиж и усилить свою позицию Бонифаций Монферратский отыскал императрицу Маргариту вдову Исаака Ангела, и женился на ней. Ему не надо было беспокоиться: Энрико Дандоло сразу отказался от притязаний, и выбор благодаря давлению Венеции немедленно пал на добродушного и податливого Балдуина, графа Фландрского. 16 мая Балдуин был коронован в храме Святой Софии и стал третьим императором, избранным за один год. И хотя новоизбранный патриарх, венецианец Томазо Морозини[83], еще не приехал в Константинополь и соответственно не мог принимать участия в церемонии, мало кто из присутствующих стал бы отрицать, что новый император обязан своим статусом Венецианской республике.
