Худшее, однако, было еще впереди. В начале следующего года прибыл гонец с письмом к Бонифацию от германского короля, Филиппа Швабского (1178–1208). Филипп был не только сыном Барбароссы, братом императора Генриха VI, чья смерть пять лет назад оставила пустым трон императора Запада. Он был также и зятем низложенного императора Византии Исаака Ангела, так что, когда его юный сын, еще один Алексей, в 1201 году бежал из тюрьмы, в которую он и его отец были заключены, двор Филиппа стал для него естественным убежищем. Там он встретил Бонифация незадолго до отъезда последнего в Венецию. Возможно, что именно тогда эти трое разработали план, который Филипп теперь официально изложил в письме. Если крестоносцы проводят юного Алексея в Константинополь и посадят его на трон вместо узурпатора-дяди, Алексей, в свою очередь, профинансирует завоевание Египта, даст дополнительно своих 10 000 солдат, а потом будет в Святой земле содержать за свой счет 500 рыцарей. Он также передаст церковь в Константинополе под покровительство Рима.
Бонифацию этот план понравился. Кроме явных долгосрочных выгод для самого похода и возможности выплатить долг Венеции, он увидел в этом собственную выгоду. А почему бы и нет? За прошедшие сто лет многие крестоносцы не считали за грех, следуя за Крестом, обогатиться. Когда Бонифаций рассказал об этой идее Дандоло – вряд ли тот ей слишком удивился – старый дож воспринял ее с энтузиазмом. Отлучение от церкви его не пугало: папские запреты Венеция нарушала не в первый и не в последний раз. Военный и дипломатический опыт мало поспособствовали его любви к Византии. Кроме того, нынешний император, вступив на трон, создал невероятные трудности при продлении торговых льгот, дарованных его предшественником. Соперничество с Генуей и Пизой становилось все яростнее. Если Венеция хочет сохранить влияние на восточных рынках, она должна вести активные действия. Таким действием станет изменение пункта назначения египетской экспедиции.
Армия крестоносцев приняла изменение планов охотнее, чем можно было ожидать. Некоторые все же сразу отказались и направились в Палестину. Большинство было радо осуществить план, обещавший богатство, а также восстановить единство христианского мира. Со времен великой схизмы, и даже еще раньше, Византия на Западе не пользовалась популярностью. Предыдущим походам она давала мало или вообще ничего, а потому считалось, что в нескольких случаях она предала дело христиан. Предложение молодого Алексея активно помочь стало приятной новостью, никто не хотел пренебрегать такой возможностью. Наконец, в рядах крестоносцев должно было быть немало циничных людей, надеющихся наличное обогащение. Обычный франк о Византии практически ничего не знал, однако все слышали истории о ее несметном богатстве. И для любой средневековой армии, будь на ее штандартах Святой крест или что-то другое, сказочно богатый город означал только одно – добычу.
Молодой Алексей лично явился в Зару к концу апреля, и спустя несколько дней флот пустился в плавание, сделав остановки в Дураццо и Корфу. В обоих городах Алексея назвали законным императором Востока. 24 июня 1203 года, через год после встречи в Венеции, он бросил якорь у Константинополя. Узурпатор Алексей III получил много предупреждений о приходе флота, тем не менее не подготовил свою столицу к обороне. Доки простояли без дела с тех пор, как глупый братец шестнадцать лет назад поручил Венеции строительство кораблей. По свидетельству Никиты Хониата – как бывший секретарь императора, он хорошо знал, что происходит, – тот позволил своему адмиралу (являвшемуся его шурином) продать все якоря, паруса и оснастку нескольких оставшихся судов. Теперь они превратились в бесполезные скорлупки, гниющие во внутренней гавани. Подданные императора, собравшиеся на стенах, с тупым изумлением смотрели на огромный военный флот, входивший в устье Босфора.
Но и крестоносцам тоже было на что посмотреть. Жоффруа сообщает:
Так вот, знайте, что они долго разглядывали Константинополь, те, кто никогда его не видел, ибо когда они увидели эти высокие крепостные стены и мощные башни, которыми город был полностью окружен, и великолепные дворцы, и парящие купола церквей – так много всего представилось их глазам, что если бы сами не видели, никому бы не поверили. Никто и представить себе не мог длину и ширину города, который главенствовал между всеми городами. Они никогда бы не подумали, что где-либо на свете может существовать такой богатый и мощный город. И заметьте, не было среди них столь храброго и отважного человека, который не задрожал бы всем телом, и это не было удивительно, ибо с тех пор как сотворен мир, никогда столь великое дело не принималось таким малым числом людей.
Крестоносцы не спешили начать осаду. Они высадились на азиатском побережье пролива, возле императорского дворца Халкедон в Скутари (современный Шкодер, Албания), чтобы пополнить запасы. «Окружающая земля была прекрасна и плодородна; снопы только что сжатой пшеницы стояли в полях, так что любой человек мог взять, сколько ему надо». Там они легко отразили нерешительную атаку небольшого отряда греческой кавалерии – конница бежала при первом отпоре – и позднее без церемоний распрощались с послом императора. Если, сказали они ему, его хозяин хочет передать трон своему племяннику, они попросят последнего проявить к дяде снисхождение. Если же император не согласен, пусть больше не посылает гонцов, а подумает об обороне.
Вскоре после восхода 5 июля они переправились через Босфор и высадились у Галаты, напротив бухты Золотого Рога. Галата была купеческим поселением, в ней находились иностранные торговые сообщества. У города не было крепостных стен, единственным оборонительным сооружением была большая круглая башня. Эта башня, однако, являлась важной стратегической точкой, потому что в ней стояла большая лебедка, поднимавшая и опускавшая цепь и блокировавшая в случае опасности вход в бухту Золотого Рога[82]. Для защиты башни вышел большой отряд с императором во главе. Несмотря на общее разложение в армии византийцев с приходом Ангелов, неизвестно, смогли бы они действовать лучше при другом командовании. Все знали, как Алексей захватил трон, да и его характер был не из тех, что внушают любовь или преданность. Вид флотилии, состоявшей более чем из ста кораблей, скорость, с которой высаживались на берег люди и лошади, вытаскивали осадную технику – венецианцев в нерасторопности никто еще не упрекнул, – наполнили их ужасом, и едва первая волна крестоносцев приступила к атаке, как они развернулись и побежали, причем император снова был впереди всех.
В самой башне гарнизон сражался храбрее и выдержал двадцать четыре часа, тем не менее к утру вынужден был сдаться. Венецианцы отстегнули огромную железную цепь, протянувшуюся на пятьсот ярдов через устье бухты, и с грохотом сбросили ее в воду Флот вошел в бухту уничтожив несколько византийских судов во внутренней гавани. Морская победа была безоговорочной.
Константинополь тем не менее не сдался. Его северные крепостные стены – те, что шли вдоль берега бухты, – не могли сравниться мощью или великолепием с огромными опоясывающими город с суши стенами, возведенными в V веке императором Феодосием II, однако их яростно защищали. Постепенно греки стали набираться отваги и решимости, которых до сих пор им так недоставало. За все 900 лет существования их город ни разу не сдался иноземному захватчику. До сегодняшнего дня они и не думали, что такое может случиться. Очнувшись наконец-то и в полной мере осознав угрожавшую им опасность, они приготовились сопротивляться.
Атака была направлена против самой слабой точки византийской обороны. Это был морской фасад императорского Влахернского дворца, занимавший угол, образованный стеной Феодосия и той, что огибала бухту Золотого Рога с северо-западной оконечности города. Атаку начали утром, в четверг 17 июля, одновременно с суши и моря. Венецианские корабли шли низко, проседая под тяжестью осадной техники – стоявших на полубаке метательных орудий и таранов, тут же были сходни и штурмовые лестницы, подвешенные на канатных блоках между нок-реями. Первая наземная атака франков была отбита англичанами и датчанами, которые триста лет составляли знаменитую варяжскую стражу императора. Исход битвы решили венецианцы и до значительной степени лично Энрико Дандоло.
