Но слава для Венеции подразумевала успешную торговлю, и первой задачей Пьетро Орсеоло на посту дожа стало восстановление дружественных и взаимовыгодных торговых отношений с двумя империями. В течение года он договорился с Василием II в Константинополе о коммерческих условиях, более выгодных, чем когда-либо были у Венеции. Имперская хартия, датированная мартом 992 года, признала bona fide[30] венецианские товары – хотя на товары, доставляемые венецианцами из других земель, льгота не распространялась – по тарифам намного ниже тех, что поступали к ним от других иностранных купцов. Что немаловажно, венецианские купцы в Константинополе с этих пор напрямую направлялись к великому логофету, высшему правительственному чиновнику, которого можно сравнить с современным министром финансов. Это освобождало их от задержек и срывов сделок, которыми была печально известна византийская бюрократия. В особых случаях их выслушивал сам император. За это венецианский флот готов был переправлять имперские войска, как только у Константинополя возникала такая необходимость.
Дож добился успеха и у молодого императора Запада. Возможно, даже большего успеха, поскольку оба правителя испытывали в отношении друг друга восхищение и расположение. Оттон III был удивительным ребенком. Он родился в 980 году, а императором стал в трехлетием возрасте. Возмужав, он соединил в себе традиционные амбиции своего рода с романтическим мистицизмом, унаследованным от матери-гречанки. Он мечтал о великой теократии, в которую вошли бы германцы, итальянцы и славяне, объединенные общим Богом и с двумя его наместниками – с ним самим и папой. Стремление воплотить эту мечту не мешало ему все же заниматься Италией больше, чем это делал до него его отец. Юношеское преклонение перед самым способным правителем к западу от Константинополя довершило остальное. В 966 году, впервые перейдя Альпы по пути на коронацию в Риме, Оттон сумел доказать свою дружбу. Сначала вынудил двух упрямых епископов вернуть Венеции некоторые территории, которые те несправедливо считали своими. Затем даровал дожу право строить на берегах Пьяве и Силе венецианские склады и фактории, одновременно гарантируя всем венецианцам безопасность и освобождение от налогов на имперской территории. Самое главное – он стал крестным отцом третьего сына Пьетро Орсеоло и на крещении в Вероне подарил ему собственное имя – Оттон.
Так к концу пятого года на посту дожа Пьетро Орсеоло II обеспечил коммерческие перспективы республики поддержкой двух главных сил христианского мира. На полноводных реках Северной Италии никогда еще не было столько венецианских барж, они утопали почти до ватерлинии под тяжестью груза: железа и дерева, зерна и вина, соли и – несмотря ни на что – рабов. Суда шли вверх по течению, грузы регистрировались в расчетных палатах Вероны, Пьяченцы или Павии, откуда их транспортировали по суше через Апеннины в Неаполь, Амальфи и соседние города или же через Альпы в Германию и Северную Европу Другие, более тяжелые суда шли на юго-восток Адриатики, вокруг Пелопоннеса, снова на север в Константинополь и даже иногда в Черное море. Другие купцы все же сосредоточивались на новых рынках, которые до сих пор быстро расширялись, то есть в странах ислама. Прежде, хотя и торговали с арабами – вспомним, как венецианские купцы, зайдя по делам, прихватили из Александрии мощи святого Марка, – торговлю всегда сдерживали склонность сарацин к пиратству. Венеция не забыла об их нападении на лагуну 150 лет назад, которое с трудом удалось отразить. Западный христианский мир до сих пор чурался дружеских отношений с неверными. И это взаимное недоверие Пьетро Орсеоло собирался преодолеть. Он отправил своих послов во все уголки Средиземноморья – туда, где развевалось зеленое знамя Пророка, – в Испанию и в Северную Африку, к берегам берберов; в Сицилию и на Восток; ко дворам Алеппо, Каира и Дамаска, в Кордову, Каир и Палермо. Один эмир за другим любезно принимал венецианцев и соглашался на их предложения. Посланники с гордостью и удовлетворением привозили договоры дожу. Императоры на Востоке и Западе, с тревогой ожидавшие мусульманской угрозы, могли бы прийти в ужас от его поступков и обвинить в предательстве веры. Но Пьетро, истинный венецианец, предпочитал торговлю кровопролитию, ведь она была намного выгоднее.
Расширившейся венецианской торговле мешало только одно препятствие – славянские пираты на далматском побережье. Последний крупный поход против них – тот, который в 887 году возглавил Пьетро Кандиано, – закончился катастрофой и гибелью самого дожа, и, хотя лет шестьдесят спустя его внуку удалось в какой-то мере восстановить поруганную честь семьи и республики, опасность меньше не стала. Всю вторую половину X века Венеция вынуждена была платить ежегодную дань за право прохода ее кораблей по узкому Адриатическому морю. Но Пьетро Орсеоло шантажу не поддавался. Вступив в должность, он запретил позорную практику а когда пришло время для следующей выплаты, направил в Далмацию шесть венецианских галер, чтобы те воспрепятствовали возможным ответным действиям пиратов. Разгорелся бой. Остров Лисса[31], один из главных пиратских оплотов, сдался венецианцам, и те радостно вернулись в лагуну, загрузив корабли пленниками обоих полов.
Венеция выиграла первый раунд, тем не менее пираты еще не были побеждены. В основном они сосредоточились в устьях Наренты и Цетины, и теперь обратили свой гнев на беззащитных жителей прибрежных городов. Эти люди не имели с морскими разбойниками ничего общего, отличаясь по национальности и языку. Пираты были хорватами, славянским народом, спустившимся с Карпат в VI и VII веке, в ходе славянской экспансии на Балканский полуостров. В X веке они образовали собственное государство. Это государство, однако, никогда не занимало все побережье Далмации. Население Пулы, Зары, Трау, Спалато[32], а также многих других более мелких прибрежных селений составляли потомки латиноязычных племен, чьи предки были гражданами Римской империи. На своих хорватских соседей они смотрели как на варваров. Эти города, за исключением Зары, официально подчинялось Константинополю. Однако власть Византии была здесь скорее фиктивной, чем реальной. Как пишет один из историков Венеции Р. Чесси, «имя императора официально прославляли и уважали, однако на деле ему не подчинялись, да и сам он не отдавал приказов». Слишком хорошо зная, что помощи оттуда ждать нечего, они обратились к Венеции.
Если Орсеоло требовался повод для завершения начатой им работы, то лучшего было и не придумать. 9 мая 1000 года – это был день Вознесения – дож посетил мессу в соборе Сан Пьетро ди Кастелло и получил от епископа Оливоло освященное знамя[33]. Оттуда он проследовал к бухте, где его ожидал большой венецианский флот, поднялся на борт флагмана и дал сигнал сниматься с якоря. Наутро, миновав Езоло, флот пришел в Градо, где патриарх – тот самый старый Витале Кандиано что после тридцати с лишним лет пребывания на посту бросил, похоже, политические интриги и стал преданным слугой республики, – с почетом принял их и передал дожу мощи святого Гермагора. 11 мая, подготовившись как в материальном, так и духовном отношении для предстоявших сражений, флот вышел в Адриатику.
По описанию дьякона Иоанна, поход к далматскому побережью похож больше на триумфальное путешествие, а не на военную кампанию. Епископы, бароны и приоры приветствовали венецианцев в каждом порту. В честь дожа устраивались пышные приемы, ему навстречу выносили святые реликвии, клялись в вечной преданности. Молодые люди при случае даже вступали на службу под венецианские флаги. В Трау брат хорватского короля добровольно ему сдался и даже выдал заложника в лице своего юного сына. Позднее тот женился на дочери дожа. И только дойдя до Спалато, Орсеоло вступил в непосредственный контакт с противником. Лидеры противоборствующей стороны пришли из дельты Наренты для переговоров. Пираты были не в том положении, чтобы выставлять жесткие условия: в ответ на уход венецианцев они соглашались отказаться от ежегодных податей и прекратить нападения на суда республики.
