— Ну почему он всегда считает, что его все обижают?

— А почему Женя такой злой? Откуда у него столько злости?? — наивно так вопрошает малюсенькая Лиля, невинно глядя ей в глаза.

Потом мама начинает как-то пытаться это выяснить, изначально вставая на позицию девочек. Бедных слабых девочек. Заставляет Женьку просить прощения, обещать больше не драться… И Жене многократно объяснять, КАК нужно обращаться с девочками, пытаясь привить ему бережное, заботливое отношение. “Они — слабые, а ты — должен их защищать, но ни в коем случае не обижать”. Но он эту банальность уже не воспринимает, потому что видит, что никакие они не слабые. Вовсе. Их злые языки очень много причиняют ему неприятностей. Конечно, проще всего разозлить парня, а потом придти и нажаловаться его мамаше. И на следующий день опять его дразнить, зная, что он НЕ ИМЕЕТ ПРАВА тебя тронуть, а то ведь опять выйдет плохим и виноватым… Короче, подруга просит совета… А я ничего не могу посоветовать — кроме того, чтобы отпустить ситуацию и встать на место Женьки, вместо того — чтоб вставать на место чужих детей. Но молчу — потому что не уверена — совет правильный ли… Ведь учить сына защищать себя — не менее важно, чем учить уважать других и не применять силу рук по каждому поводу и без повода.»

Среди моих знакомых есть один парень… И его мать, которая души в нем не чает. Он на четвертом курсе института. Скромный, добрый, отзывчивый, заботливый, делает все, что скажет любимая мама, заботится о ней. И она заботится о нем. Саша, ты не ешь это, ты лучше съешь то… Саша, одень шарфик… И Саша ест то, что мама сказала и одевает шарфик… И у него еще не было женщин. И в компьютере у него вместо жесткого порно прилизанные фотографии стандартизированных красоток на фоне фантастических пейзажей… Он не представляет себе ни женщин, ни отношения с ними.

Мне кажется, я обладаю даром прорицателя. Увидит его в нужное время в нужном месте некая прожженная и все испытавшая особа, мимоходом приберет к рукам, психологически подомнет, окончательно обезличит, привяжет ребенком от любовника и будет доить и отжимать всю жизнь, до его конца. А сердце «любящей» матери будет спокойно, она будет умиляться, что сынуля под присмотром…

Идиллия…

4.6 Школа

Пытливый мальчишеский ум начинает работать, едва мальчишка проснется, и работает до тех пор, пока не начинается первый урок.

Гарри Зелцер. Закон Фроста.

Вот воспоминания мужчин, как их «воспитывали» в детстве. Авторская орфография и пунктуация сохранены.

«Я помню случай в яслях, когда сильная крупная девочка постоянно обижала слабого мальчика, а я защитил его, я ее укусил. Воспитательница меня же и наказала — привязала к шее веревку и заставила ползать на четвереньках перед всей группой. Было несправедливо, поэтому очень обидно. За что?! Я ведь защитил слабого. Родителям я ничего не рассказал, боялся, что тоже накажут.»

«А еще был такой случай. Мальчик, который лучше всех учился и был активен, был назначен командиром октябрятской звездочки (была такая военизированная идеологизированная организация юных ленинцев при коммунистическом режиме). Но одна девочка устроила дворцовый переворот, подговорив подруг и договорилась с классной руководительницей. Единственным аргументом было: «мы не хотим, чтобы нами командовал мальчик». Учительница женщина пошла на поводу у девочек и назначила интриганку вместо способного мальчика. Мальчику же была нанесена психологическая травма, в результате которой он всю жизнь избегал руководящей работы. Девочка же, когда выросла, сделала успешную карьеру.»

«Уже в девятом классе в школе на занятиях по строевой подготовке на репетициях парада строем марширующих одноклассников командовали девочки. Мальчики к этому возрасту уже были так закомплексованы, что смущались и командовать не могли. А девочки — уверенно руководили».

«Помню, на уроке биологии наша училка сказала, что женский пол умнее мужского. Я начал протестовать, но она и все бабы начали орать и бесноваться, доказывая “научную”(!) точку зрения. Дело было в 10 классе, когда на уроках в школе преобладающим является женское население. В общем, “ЗА НЕЗНАНИЕ ПРЕДМЕТА” (прошу обратить на это внимание!) мне во всеуслышание и ко всеобщему смеху была поставлена «2»! И где здесь справедливость??????»

«И еще. 10 класс, урок литературы, роман “Война и Мир”. Помнится, есть в романе эпизод, где Наташа Ростова изменила Болконскому с Анатолем. Училка, «почему-то» незамужняя, всячески ее оправдывала, говоря, ах, бедная Наташа, ведь Болконский на войне, а она осталась одна и была так одинока! Это на войне, дорогая «учительница», где «сильный» пол кости кладет, защищая всяких Наташ. Ну а тяжело, оказывается, Наташе, какой-то там Болконский не в счет, все равно «мужлан». Я помню, я тогда горячо протестовал, но это оказалось тщетным. Кстати, эта училка ставила пятерки исключительно девкам, как бы я не старался.»

«Класс, этак шестой, не помню уж точно. Сижу со своим дружбаном за партой, идёт урок истории. Позади нас за партой две подруги, которым на эту историю начхать, развлекаются, тыкая острыми концами шариковых ручек нам в спину. Моего дружбана Саню это достало и он «наябедничал» училке. Она ему отвечает: “Этого не может быть, что бы девочки…и т. д. и т. п.” ВЕСЬ КЛАСС!!! хором, подтверждает ей, что это явление имеет место быть. На что она заявляет: “Я всё равно не поверю, что девочки…и т. д. и т. п.” Урок окончился, следующим было черчение. Упоённые безнаказанностью подруги продолжили свои грязные забавы. Та, что сидела за мной, фамилию её помню до сих пор — Балбукова, решила несколько усовершенствовать сей увлекательный процесс в меру своего небольшого разумения, поменяв шариковую ручку на циркуль. Ткнула меня в спину. Попала в позвоночник в какое-то нехорошее место. Вспышка боли была такой, что её не сравнить даже с острой зубной болью. В общем, я с воплем подскочил, развернулся и двинул ей в челюсть. И хорошо так двинул, челюсть сломалась и сотрясение мозга сотряслось, хотя мне непонятно, как можно сотрясти то, чего нет? Какие-то точки там нашли на рентгеновском снимке её микроцефального черепа.

Дальше было следствие во главе с директором и дамы в погонах от деткомнаты милиции, с работы вызвали родителей, допросили весь класс, который подтвердил мои слова, но несмотря на такое количество свидетельских показаний и мою правоту я был приговорён к постановке на учёт в милиции и с позором разжалован и выброшен после публичной проработки из рядов Ленинюгенда.»

«Когда то еще во втором классе такое произошло. — Давно это было но то помню. Как то на переменке кто то что то натворил. По этому поводу учительница собрала весь класс после уроков и стала выяснять. Мне тогда как раз надо пораньше уйти было. Несколько раз порывался сказать, да не решался. Грозно учительша была настроена. Никто не признавался. И тогда учительница скомандовала: “Девочки могут идти”. Послышался ропот: ” А чего девкам можно. Они что лучше нас” “Да, девочки лучше вас” резко продекламировала учительница. Тут меня подбило. Встаю и говорю. что мол так и так надо уйти пораньше, опаздываю. Посмотрела учительша на меня грозно и нахамила. Сиди мол и помалкивай, а то не так опоздаешь. Тут меня взорвало. Схватил портфель и несмотря на ругань и подвохи выбежал на улицу. Там меня девчонки одноклассницы дружно осмеивали. Какие то гадости в мою сторону злословили. Я пробежал мимо них как сквозь строй. И долго потом эту обиду помнил.»

«Теперь расскажу о своём детском садике. Смутно помню те времена, но эту особенность моего воспитания не забывал никогда. Моя воспитательница была тридцатилетней женщиной. Точнее, что-то в этом роде. По крайней мере, её дочке, приходившей после школы к нам в садик, было не более семи-восьми лет. Самым страшным наказанием в нашей группе — было следующее: провинившийся мальчик (девочек так не наказывали) на весь тихий час абсолютно голым ставился на широченный подоконник, лицом на улицу. Детский садик располагался на первом этаже дома, стоящего вторым от угла с центральной улицей города. Руки надо было держать за спиной. Провинившемуся приходилось стоять все два часа дневного сна… Более мягкое наказание для хулигана — это спать с воспитательницей. Даже дети понимали, что таким образом предотвращалась возможность сорвать тихий час всей группе. Только вот спать надо было голеньким. И никто (!) никогда (!) не рассказал родителям, что был наказан таким образом. Воспитательница мастерски научила скрытничать и обманывать, обещая, что не расскажет маме о наказании, если будешь, типа, хорошо себя вести после сна. Кстати, в постельку к воспитательнице попадали и девочки… Что могу сказать. Подробностей особо не помню, но чётко вспоминаю, что меня страшило и влекло это «наказание». У воспитательницы были очень нежные руки. Всегда чуть влажные. Она гладила по спинке, а потом подкладывала одну ладонь себе вниз живота, продолжая убаюкивать другой рукой… Я совершенно не понимал, что происходило, но был уверен, что родителям нельзя это рассказывать. Может, я боялся дополнительного наказания за плохое поведение, а может, понимал, что в кроватке с «тётей» совершаются нестандартные действия.»