Человек, внешне полностью соответствующий описанию Кирилла Уайта, представился именем Сержио Родригес в хабаровском отеле. Там, откуда вся троица исчезла на виду у полицейского спецназа.
И еще. Видеокамеры Касимы зафиксировали латиноамериканца, также под этим именем. Потом латинос куда-то пропал. Не вышел из заведения мистера Оониси.
Ох, ну как же он, Данте, ошибся в Касиме, что решил сразу же идти на перехват возле судна этого контрабандиста! Надо было садиться на хвост плотнее, и вести парочку как можно более тесно. Глядишь, стало бы доподлинно ясно, что это за мексиканец. А так — гадай теперь. То ли это действительно тот самый неуловимый киборг-беглец, то ли нет? Если да, он вполне мог поломать американскую военную сеть. Ох, и гремучая это смесь, симбиоз человека с компьютером. Но ведь он остался в японском городе, когда на него обрушилось Инферно, так? Его человеческая часть не могла остаться живой — факт. А ведь сеть ломали и после касимского вторжения!
А зачем Уайт представился чужим именем в гостинице? Так, посмотрим. Ага, когда он заходил в гостиницу, официально уже был зарегистрирован. Вместе с Тьянь Хэвенс. Но он точно не регистрировался самолично — Чинтано сказал, что Кирилл много времени потерял на границе, когда им занималась русская контрразведка. Может быть, Тьянь прибыла раньше, а он лишь разыскивал ее? Вариант. Явиться в отель, разыскивая именно девушку. О том, что он зарегистрирован там же, он мог узнать уже у портье, вот и представился на всякий случай чужим именем…
Голова кругом. Ладно, на сегодня отбой.
Данте догрыз яблоко и снова рухнул на койку. Очень хотелось спать, но мысль о том, что он на пороге распутывания этой сложной ситуации, не давала расслабиться. Наконец, Берг заставил себя раздеться, улегся по-человечески, погасил свет и дал себе команду уснуть. Упрашивать дважды не пришлось.
-
Глава 18. Бежать и прятаться
Впервые со времен училища я проснулся от стука в дверь. Стук в окно был, та самая гостиница в Касиме. Но вот в дверь — в очень далеком прошлом. А после лишь по сигналам будильника, пощипыванию татушки или от рева сирен.
Глаза открыл автоматом — быстро и без промаргивания, как учили. Бросил взгляд на источник стука. Ну точно, самая что ни на есть обычная дверь. Запирает небольшую комнатку, в комнатке несколько предметов интерьера, как то: шкаф, небольшой письменный столик, кресло за ним, напротив аквариум с искусственными рыбами, над ним экран жвачника. В уголке аудиосистема, где-то наверняка висят колонки. Наконец, у окна кровать-полуторка и я на ней. Ой, не только я. Тьянь решительно забросила ножку мне на живот, руку засунула мне под подушку. Одеяло наполовину у меня, на одну восьмую у Тьянь, лепестком прикрывая ей бок. Вся остальная Проблема на виду у солнечных лучиков, ласкающих смуглую кожу китаянки через оконное стекло.
Стук повторился, и теперь к нему добавилось аккуратное покашливание.
— Эй, молодежь! — послышался баритон летчика. — Подымайтесь, сони! Душ, кому надо, во дворе, завтрак на столе!
— Да… Сейчас! — крикнул я.
Больше ничего на ум не приходило. Врожденная утренняя тупость — это про меня. Бывало, даже по тревоге я окончательно просыпался только в кабине вертолета. И то, когда командир звена матюгами проверял личный состав на внимательность к командам.
Я аккуратно выбрался из-под собственнической ножки Проблемы, сел на кровати, потянулся. Отражение в стенке аквариума подтвердило худшие догадки — у меня стало привычкой просыпаться в чем мать родила. Но учитывая все еще посапывающую Тьянь под боком, неудивительно. Мама-миа, тут же стены тонкие! А вечером…
Ой, блин. Ну и как теперь смотреть в лицо хозяину?
— Мыр-р! — муркнул источник моего стеснения. — Ты куда?
И похлопала ладонью по еще теплой простыне.
— А ну обратно, я тебя не отпускала!
Тьянь улыбалась. То ли это свет так падал на лицо, то ли просто с спросонья никак не могла разлепить глаз, но сейчас она как будто снова вернулась в прошлое. На физиономии опять появилась эта лукавая "девчачья" улыбка, которую подчеркивали глаза-щелочки.
— Пока мы тут дрыхли, — сказал я, впрыгивая в штаны, — нам приготовили завтрак. Для этого съездили в магазин — доставку еды здесь не практикуют, — и теперь ожидают, когда мы насладимся гостеприимством по-сочински и отведаем свежеприготовленного угощения.
Тьянь повернулась на живот, подняла пятки и принялась болтать ими туда-сюда. Сложила руки перед собой и опустила на них подбородок.
— Я уже насладилась этим… гостеприимством, — Проблема дунула из-под носа, сбрасывая белоснежную прядь с глаз. — Вчера перед сном. Хочу еще.
— Тьянь, ну будь человеком, а? — я подхватил и набросил сорочку.
— Нашел о чем просить, — фыркнула девушка, перевернулась и зажмурила глаза от яркого света. — Ой, какая сегоня сонца рыжая и бесстыжая! Брысь, брысь! А ну не смотреть на меня, я не одета!
Я под шумок сбежал из комнаты и подумал, что на этот раз Тьянь проснулась без желания что-нибудь выжечь — уже хорошо. А еще я не замечал за ней раньше вольностей с русским языком. "Рыжая сонца", вот ведь… Ангел учится быть человеком?
Если вечерней "хунчой" мы обжигались на кухне, как и положено русской интеллигенции, то завтрак хозяин накрыл на веранде. Той самой, застекленной "аквариумом". Можно было спокойно кушать и наблюдать за небольшим садиком вокруг дома. Хотя наблюдать почти и нечего. Даже приусадебным хозяйством не назовешь. Дай бог две-три сотки, тонким слоем намотанные вокруг дома.
— Я тут подумал, — сказал Борода, глядя как я мечу взгляд от миски к миске, — позавтракаем слегонца, немного. Нечего животы набивать. Часикам к девяти поедем в город, там еще чо-нить перекусим. Есть у меня зачетная кофейня на примете…
И это он называет "слегонца"? Да тут на отделение, если не на полвзвода! Салатов три штуки разных, оладьи румяные в ассортименте (начинка по вкусу из трех розеток), яблоки живорожденные, генетически не тронутые — порезанные и нет. Овощи сырые, из тех, кому не хватило место в мисках с салатами и кого добрый дядя Виталя оставил непорезанными. Хлеб мягкий трех сортов, масло, соль-перец и прочее по вкусу, графин с красной жидкостью — надо думать, прохладительный напиток. Не считая всяких мелочей типа зелени садово-огородной, самовыращенной, грецких орехов рыночных, не соевых и прочих раздражалок аппетитовых.
— Тьянь!
Ну где же девчонка?
— Ползу-ползу! — отозвались из комнаты. — Минуту, я только сеанс закрою!
— Что за сеанс? — спросил Борода, почему-то у меня. Я лишь пожал плечами, потом спохватился, стукнул себя по лбу.
— Тьянь Безбатьковна, — крикнул я. — С Яблоком наиграетесь потом. Давай завтракать, а то без тебя мы не начнем. А кушать уж очень хочется.
Из комнаты раздалось соглашательское гудение и какие-то обрывочные реплики. Борода усмехнулся и пролез на свое место в угол веранды. Ждать опаздывающих он не собирался. Правда, начинать трапезу без них — тоже.
Проблема не была бы таковой, если бы не пришлось сидеть сложа руки и глотая слюни еще минуты две. Наконец, девушка появилась в дверях. Борода круглыми глазами уставился мне через плечо. Я развернулся.
— Что уставились? — спросила девушка. — Можно подумать, кто-нибудь озадачился покупкой нового платья красавице! Вас, Виталий Самуилович, это особенно касается. Могли бы на обратном пути из города подобрать небесному созданию что-нибудь!
Что сказал Борода — я не помню. По-моему, вообще нечленораздельное. А я произнес всего одно, но очень внушительное "а-бал-деть!".
Тьянь соорудила себе одежду то ли из простыни, то ли из пододеяльника, смастерив что-то вроде римской туники, но глубоко декольтированное справа и с шикарным разрезом вдоль туловища слева. Не бог весть как практично, но в ослепительно белой одежде с водопадом таких же белоснежных волос она действительно выглядела античной небожительницей. Если на Олимпе, конечно, тусовались узкоглазые богини. Не хватало только венка на голову — а так вылитая Алиетэмита-фужень.
