— Я долго не задержусь, — сказал он, — Я знаю, где сделать необходимые запросы, и возвращусь как можно быстрее.

— Я буду сидеть и любоваться видами, — сказала она. — Здесь так красиво, как на картине мастера-художника, которую никогда не наскучит рассматривать.

Маркиз сошел с яхты, и Ола подумала, что он выглядит чрезвычайно элегантно в своем цилиндре, чуточку сдвинутом набекрень и с выбивающимися из-под него черными волосами.

Оле стало любопытно, а много ли было здесь его бывших возлюбленных, приехавших сейчас в Ниццу, которые встретили бы его с распростертыми объятиями.

Она только надеялась, что даже если они и увидятся, он не задержится надолго, поскольку без него яхта казалась осиротевшей, а она чувствовала себя одинокой.

Посидев на палубе, она спустилась в салон и, выбрав книгу, устроилась на софе читать.

В книге было много интересного, что она хотела бы обсудить с маркизом, но она не переставала думать, закончится ли ее путешествие на яхте здесь, в Ницце.

Она с трудом могла бы поверить, что он окажется настолько жестоким и бессердечным и после всего случившегося отправит ее обратно к мачехе, как он грозился до того, как она подлила ему опий.

Но что у нее было взамен этому, если не считать поездки в монастырь с риском, что ее найдет там кузен Жиль?

После того как Ола покинула Дувр с маркизом, она не задумывалась о Жиле, полагая, что о нем хорошо позаботятся там, где он остался. Если же все сложится иначе, то виной тому будет не она.

Жиль не имел права так вести себя с нею и угрожать, что заставит ее выйти замуж за него, чтобы завладеть ее наследством.

«Он ужасный человек, и я не желаю думать о нем!» — говорила себе Ола.

Она была совершенно уверена, что маркиз никогда не повел бы себя так непорядочно, как бы ни нуждался в деньгах.

Кроме того, она не сомневалась, что, в отличие от Жиля, маркиз даже в стесненных обстоятельствах проявил бы достаточно благоразумия и нашел бы способ заработать деньги, а не выбивал бы их из своих друзей или родственников.

«Чувство собственного достоинства не позволило бы ему поступать так», — думала Ола.

Она вновь взялась за чтение, когда услышала шаги за дверью салона и подумала с радостным биением сердца, что это вернулся маркиз.

Ола с нетерпением повернулась к двери: на пороге появился стюард и произнес:

— Джентльмен к его светлости!

В салон вошел мужчина, и Ола с изумлением узнала в нем Жиля.

Изумленный от неожиданной встречи с нею, Жиль быстро оправился и грубо сказал:

— Так вот ты где! Я должен был бы предвидеть это, когда мне сказали, что маркиз Элвингтонский переправил тебя через канал в Кале.

— Зачем… вы… здесь?

— Я искал тебя, — ответил Жиль, — хотя не ожидал найти в Ницце!

Она молчала, и как бы желая объясниться. Жиль сказал:

— Когда я поправился и в состоянии был тронуться в путь, я поехал в монастырь, чтобы найти тебя там.

Как раз этого-то Ола опасалась, и пока она собиралась с духом. Жиль продолжил:

— Я не был уверен, где смогу найти тебя, и приехал в Ниццу, чтобы укрепить здоровье после аварии. Тебе было безразлично мое состояние, а ведь я сломал два ребра и у меня до сих пор болит голова.

— С вами случилось то, что вы заслужили, — резко ответила Ола, — и мне повезло, что я убежала от вас!

— К маркизу Элвинггонскому!

Он произнес это с нескрываемой насмешкой, и Ода сказала:

— Его светлость были достаточно добры, чтобы помочь мне, когда вы пытались принудить меня к замужеству лишь для того, чтобы присвоить мое состояние.

— Я по крайней мере был готов жениться на тебе, — усмехнулся Жиль, — но я всегда думал, что с твоими волосами ты рано или поздно станешь шлюхой!

Он говорил так агрессивно, что не услышал, как маркиз вошел в салон и стоял позади него. Ола же увидела его.

Замолчав, он обернулся и увидел маркиза.

— Будьте любезны извиниться за те слова, которые вы сказали вашей кузине! — спокойно сказал маркиз.

— И не подумаю! — огрызнулся Жиль. — Я назвал ее шлюхой, каковой она, очевидно, и является, но, будучи ее родственником, я все еще готов сделать из нее порядочную женщину, о чем вы, конечно, и не помышляете.

Он держался с маркизом бесцеремонно, и у Олы перехватило дыхание, когда маркиз ударил его в подбородок и сбил с ног.

Когда Жиль растянулся на полу, маркиз сказал:

— Убирайтесь вон с моей яхты! Если я еще раз увижу вас здесь или услышу, что вы обращаетесь к женщине в такой оскорбительной манере, я отделаю вас, как вы того заслуживаете!

Жиль лежал на полу с таким похабным и двусмысленным выражением на лице и не шевелился. Потом пришел в себя, поднялся и сказал:

— Если вы думаете, что вам это сойдет с рук, Элвингтон, то вы очень ошибаетесь! Когда я вернусь в Лондон, то добьюсь, чтобы все в обществе узнали о вашем поведении и похищении молодой беззащитной девушки. Я не могу поверить, что его величество или королева одобрят подобную безнравственность в своем привилегированном кругу.

Он закончил говорить, и Ола вскрикнула в ужасе, а когда Жиль вышел из каюты, потирая подбородок, и маркиз последовал за ним, то она побежала в свою каюту.

Она знала, что Жиль не зря говорил, что маркиз попадет в немилость, если король и королева услышат его искаженный рассказ о том, как она одна, без чьего-либо сопровождения была на яхте маркиза.

Королева и так уже проявила достаточное великодушие, приняв бремя незаконнорожденных детей его величества и благосклонно относясь к ним, но во всем остальном она щепетильна, благочестива и крайне строга ко всему, что могло бы оскорбить ее идеалы нравственности и респектабельности.

Воспитанная в духе нравов узкого провинциального двора, она получила четкие и ясные представления об общепринятых правилах патриархального уклада жизни и не собиралась менять свои убеждения в чужой для нее стране.

Ола была достаточно умна и понимала, что маркиз не только гордился доверием к себе короля, но и считал своим долгом уберечь монарха от многих ошибок, которые тот мог совершить из-за своего импульсивного и запальчивого характера.

Во время одной из их бесед она также совершенно случайно узнала, что придворные особы, включая даже премьер-министра, желая довести до сведения короля какой-либо свой вопрос, обращались к маркизу с просьбой изложить их точку зрения его величеству просто потому, что король был так благосклонен к нему.

«Как же я могу так испортить ему репутацию? Как могу так вмешиваться в его жизнь?» — спрашивала себя Ола.

Она не видела никакого выхода из положения и стала лихорадочно собирать свой чемодан, доставая платья из шкафа, в котором они висели, вынимая другие свои вещи из ящиков, так умело встроенных в мебель, подогнанную под одну из изогнутых бортовых сторон каюты.

Ола была сильно взволнована и потратила на сборы больше времени, чем обычно, да к тому же больная рука от напряжения стала ее беспокоить.

Наконец все было упаковано, и она сняла шляпку с верхней полки комода, надела ее, подвязав ленты под подбородком.

Подойдя к двери каюты, она позвала стюарда.

Когда она и маркиз находились в своих каютах, обычно к их услугам всегда был стюард, но на сей раз на ее вызов явился почему-то не стюард, а Гибсон.

— Я хотела вызвать стюарда, — сказала она.

— Я сделаю все, что пожелаете, мисс.

Ола поколебалась секунду, затем сказала:

— Пожалуйста, стяните ремнем мой чемодан и отправьте его на причал, и еще наймите мне экипаж.

Гибсон молчал, и, выждав немного, она твердо сказала:

— Прямо сейчас!

— Боюсь, что это невозможно, мисс.

— Как это так… невозможно? — спросила Ола.

— Перед тем как сойти на берег, мисс, господин сказал мне: «Присмотрите за мисс Милфорд, Гибсон, пока я не вернусь».

— Меня не заботит, что его светлость сказали или чего не говорили, — произнесла с достоинством Ола. — Я должна покинуть яхту, Гибсон, и я была бы признательна вам, если бы вы выполнили мои распоряжения.