Леди ощутила, что кто-то подложил руку под ее голову, а к губам поднес стакан, и она почти невольно глотнула из него.

Огненная жидкость прошла по ее горлу, растеклась по телу, и почти мгновенно тьма рассеялась и ей стало легче дышать.

— Еще глоток бренди, — произнес тот же резкий голос.

Хотя ей хотелось возразить, но она подчинилась, поскольку была не способна в тот момент спорить.

Второй глоток подействовал еще больше, чем первый, она открыла глаза и увидела, склонившегося над собой джентльмена.

Разглядев его вблизи, она заметила, что он был очень красив, если не считать того, что она назвала бы «темнотой» в его глазах, и скептического сарказма в выражении его лица с резко отточенными чертами.

Леди подумала, что он, пожалуй, уговорит ее выпить еще вина, и она протестующе подняла руки.

— Пожалуйста, — промолвила она, — я… пришла уже в себя… и больше… не могу… пить.

Убедившись, что она говорит правду, джентльмен отошел от нее и встал спиной к огню. Он был, как отметила леди, настолько высок, что головой почти касался тяжелых корабельных балок, поддерживающих потолок.

Он молчал, и, выждав немного, она сказала слабым взволнованным голосом:

— Благодарю вас… за… заботу. Несчастный случай… так расстроил меня.

— Тот, кто вез вас, был, очевидно, дураком, выехав в такую погоду.

— В этом была… моя вина.

В эту минуту дверь открылась и вошел владелец гостиницы.

Он взглянул на леди, но ничего не сказал, а только придержал дверь открытой. Чуть погодя на пороге появились двое мужчин, несущих человека, находящегося, видимо, без сознания.

По его лицу текла кровь из открытой раны на лбу, а одежда была вся испачкана, наверное, потому, что он упал на грязную дорогу.

— Несите его наверх, в гостевую комнату, Джо, — сказал хозяин, — а потом постарайся привести доктора. Ты найдешь его в таверне «Корона и якорь». В это время он всегда бывает там.

— Да, хозяин, — отвечал Джо.

Голос его прозвучал едва слышно, потому что с другим мужчиной они уже внесли свою ношу через дверь в конце стойки, ведущей в гостиничное помещение.

Владелец закрыл входную дверь и последовал за ними. Внизу доносился его голос, предупреждавший мужчин об осторожности, когда они взбирались по лестнице на второй этаж.

С первой минуты появления раненого мужчины в дверях закусочной, леди, вскочив на ноги, ошеломленно глядела на его распростертое тело до тех пор, пока он не исчез за другой дверью.

Затем, словно разговаривая сама с собой, она произнесла:

— Должно же быть… какое-нибудь судно… должно же быть!

Господин, стоявший перед огнем, повернулся к ней и понял, что она, по всей видимости, забыла о его присутствии.

— Это ваш муж, от которого вы так стремитесь убежать? — спросил он. — Или ваш опекун?

В вопросе звучала насмешка. Он подумал, что второе предположение было более вероятным.

Раненому мужчине было, наверное, не менее сорока лет, а леди, по его мнению, чуть более восемнадцати.

Она повернула к нему голову, и теперь, увидев ее в свете камина, джентльмен отметил чрезвычайную привлекательность выразительных черт ее лица и длинных темных ресниц, окаймляющих ее глаза.

Ее лицо завораживало, однако его глаза не выражали никакого восхищения, когда он сказал, чуть ли не насмехаясь над нею:

— Так он для вас либо тот, либо другой!

Прежде чем ответить, она вновь села в кресло и сказала;

— Ни тот… и ни другой! Этот человек… похитил меня, и я должна… спастись от него!

— Похитил вас? Тогда все решается просто. Вы можете нанять почтовую карету, которая отвезет вас туда, откуда вас похитили.

Леди покачала головой в ответ.

— Это… невозможно!

— Тогда вы, может быть, объясните! Я спрашиваю не из праздного любопытства. Я мог бы — хотя и не беру на себя каких-либо обязательств — помочь вам.

Выражение ее лица немедленно изменилось.

— О… неужели вы можете помочь мне… неужели это правда? Вы хотите сказать, что могли бы найти корабль для меня… а может быть…

Она поколебалась секунду, а затем, словно элегантная одежда джентльмена заставила ее решиться, леди высказала свое предположение:

— У вас есть… свое… судно?

— Прежде я должен спросить вас, — ответил джентльмен, — почему вы стремитесь бежать и от кого?

Леди глубоко вздохнула, прежде чем ответить:

— От моей… мачехи!

Джентльмен поднял брови. Он не ожидал такого ответа.

Затем он сказал:

— Пожалуй, для дальнейшего разговора нам следует представиться друг другу. Я — маркиз Элвингтон…

Едва он договорил, как леди изумленно вскрикнула:

— Я слышала о вас! Вы знаменитый, и конечно, у вас есть яхта. Вот почему вы здесь. О, пожалуйста… пожалуйста, отвезите меня во Францию! Мне необходимо уехать… и быстро!

— От человека наверху, который похитил вас?

— Да… Я никогда не ожидала… я ни на минуту… не могла представить… что он может вести себя…

Она, казалось, не могла подобрать слова и закончила лишь беспомощным жестом своих рук, жестом трогательным и Жалостным.

— Я жду, что вы назовете мне ваше имя, — сказал маркиз.

— Меня зовут… Ола Милфорд. Мой отец был лордом Милфордом, и мы живем близ Кентербери.

— Мне кажется, я слышал это имя, — осторожно сказал маркиз.

— Папа не часто посещал Лондон. Он предпочитал жизнь в деревне, ему нездоровилось за два года перед его… смертью.

— Вы говорите, что бежите от своей мачехи?

— Да… я больше не могу… оставаться с нею! Это… невозможно!

— Почему?

— Она ненавидит меня! Она сделала мою жизнь несчастной! Она — моя опекунша, но она не отдаст мне ничего из тех денег, которые папа оставил мне. Они предназначены мне, но я не могу… пользоваться ими, пока мне не исполнится… двадцать один год, либо пока я… не выйду замуж.

— С этим у вас не будет затруднений, — цинично заметил маркиз.

— Вы не понимаете! — возразила Ола Милфорд. — Моя мачеха стала женой папы три года тому назад, когда он был так убит горем после кончины мамы, и она мне… завидует.

Она с трудом вымолвила последнее слово, будто испытывала неловкость, открывая истину. Затем продолжила:

— Она все время говорит, что желала бы избавиться от меня… Но сама не дает мне никуда пойти… а если в дом приходит какой-нибудь джентльмен, она не позволяет мне говорить с ним… По-моему, она просто хочет сама снова выйти замуж.

— Но должны же быть у вас другие родственники, с которыми вы могли бы жить? — предположил маркиз.

— Да, — ответила Ола, — я даже говорила ей об этом, но мачеха отказалась обсуждать мой переезд, поскольку боится, что я заберу с собой мои деньги.

Она вновь глубоко вздохнула.

— Мои деньги — причина всех бед и с моей мачехой, и с моим… кузеном… он сейчас наверху.

Она взглянула вверх, и маркиз заметил легкую дрожь, пробежавшую по ее телу.

— С вашим кузеном? — спросил он. — А он здесь при чем?

— Я была в отчаянии… в абсолютном отчаянии от того, как моя мачеха… обращалась со мной. Вы не можете представить себе, что это такое — жить в атмосфере постоянной ненависти и придирок.

— Можно представить, — ответил маркиз. — Продолжайте!

— Я решила, что у меня только один выход: вернуться в монастырь близ Парижа, где я училась, и стать монахиней или же — как часто твердит моя мачеха — стать кокоткой!

Маркиз испуганно вздрогнул.

— Кем-кем? — спросил он. — Вы знаете, что это означает?

— Я не знаю… точно, что она имела в виду, — призналась Ола, — но она говорила это тысячу раз: «С такими волосами, как у тебя, тебе надо быть кокоткой, и это все, на что ты пригодна!»

Как бы желая продемонстрировать свои слова, она отбросила назад капюшон плаща, которого не снимала с тех пор, как вошла в гостиницу.

Пламя огня, казалось, внезапно переметнулось из камина на кресло напротив маркиза.

Он видел немало рыжеволосых женщин, но ни у одной из них волосы не блестели столь живым, ярким цветом и не были столь прекрасными, как у этой девушки, Поскольку волосы долго были под меховым капюшоном, они вначале выглядели гладко приглаженными к ее маленькой головке.