[1] 7 Работа печатается в сокращении по тексту книги митрополита Вениамина “Католики и католичество. Духовный лик Польши”. Москва, издательская группа “Скименъ”, издательство “Пренса”.

НЕИСТОВЫЙ  ФАТЕЙ

Вот уже десять лет, как нет с нами Фатея Яковлевича Шипунова, великого гражданина России.

Я помню его, неистового, страстного, горячего защитника извечного русского крестьянского уклада, непримиримого противника поворота вспять северных и сибирских рек, что грозило России грандиозной экологической катастрофой (ревнители этого поворота до сих пор не унялись, исподволь проталкивают эту русофобскую идею). Помню его выступления, собиравшие огромные аудитории, когда он неотразимыми логическими доводами разбивал в пух и прах все “обоснования” этого “проекта”, всяческих березнеров и заславских, яростно громил авторов теории “неперспективных” деревень.

— Назвали традиционную Россию — Нечерноземьем, да еще “зоной”! Это что ж за нация такая — “нечернозёмцы”?! — Его гневу просто не было предела.

Книга “Великая замятня”, полностью опубликованная на страницах “Нашего современника” в конце 80-х годов, рисовала перед потрясенными читателями трагическую картину разрушения мира русской деревни, русского деревенского космоса, единственного и неповторимого в мировой истории.

“…Нравственность незримыми путями распространялась от мира человека к миру животных и растений, от которых получала в свою очередь ответную реакцию. В нравственный мир человека включался мир сродных живых существ, которых он нарекал по именам, давал им смысл существования. Но в основе этого явления лежала любовь, которая была многогранна и всеобъемлюща: к отцам и дедам — к прошлому, к детям — будущему, к родителям — настоящему, к земле с ее животными и растениями — своей второй живой половине. Вот почему земля являлась не столь поприщем, сколько детищем крестьянина”.

“Как нам смирить великую замятню? — задавал себе и каждому из нас вопрос неистовый Фатей, видя приближение новой русской смуты. — Разве не достало ему (народу. — С. К. ) быть не в соборности, слагаемой личным духом каждого, а только в перемалывающем все живое материальном механизме, питаемом материальной нечистью и духовной нечестью?.. И если наш народ не способен к сохранению и совершенствованию крестьянского строя, то не жить ему под солнцем! Но если он способен к тому, то будет вечен!”

Ныне, когда наступает заключительный акт разрушения русского крестьянского мира, когда начинают отчуждать, скупать и перепродавать землю во исполнение глобальной задачи “изменения менталитета русского народа”, вспомним еще раз эти слова Фатея Шипунова, бившего в набат на пороге роковых событий в истории России.

Вечная ему память!

Сергей КУНЯЕВ

Наталья ЗАРУБИНА,

доктор философских наук

А. С. Панарин: Гражданская идентификация

В сентябре 2003 года умер Александр Сергеевич Панарин. Нынешней весной в Государственном историческом музее прошли первые Панаринские чтения. В годовщину смерти выдающегося русского мыслителя публикуем выступления его вдовы и замечательного пушкиниста Валентина Непомнящего, размышляющего о книге А. Панарина “Реванш Истории”. Редакция благодарит устрои­телей чтений, любезно предоставивших тексты выступлений.

Уважаемые коллеги, позвольте прежде всего поблагодарить организа­торов Панаринских чтений и всех Вас, тех, кто сегодня пришёл отдать должное его памяти, посвятить ему свои научные выступления и свои воспоминания, поблагодарить всех за то, что сегодня мы здесь собрались и имеем возможность говорить об Александре Сергеевиче.

В своём докладе я буду говорить, конечно, о личности Александра Сергеевича, но сквозь призму его научного творчества, потому что это две нераз­рывные ипостаси. И гражданская идентификация Александра Сергеевича это прежде всего гражданская идентификация научного углуб-ления, именно в нём он, мыслящий через категории Вызова и Ответа, показал, как можно через научное, философское, социально-политическое творчество дать достойные ответы на вызовы современной эпохи. Прежде всего он чётко определил характер тех вызовов и угроз, с которыми сталкивается современное человечество и с которыми сталкивается интеллек­туальное сообщество современного мира. С одной стороны, это угроза репрессивного модерна, угроза подавления творческой инициативы личности. Та самая репрессия, с которой Александру Сергеевичу пришлось столкнуться на своём жизненном пути, на собственном жизненном опыте. Но с другой стороны, не менее страшная угроза, не менее опасная, чреватая тяжёлыми последствиями для всех, — это угроза гражданской демобилизации, которую несёт с собой современное общество, культура контрмодерна. В этих условиях Александр Сергеевич делал для себя выбор совершенно однозначный, выбор гражданской идентификации и гражданского служения! Служения своему народу, своей стране тем способом, который он для себя избрал, с помощью которого он мог отдать то лучшее, что у него есть.

Александр Сергеевич в своей последней вышедшей в свет работе определил ситуацию рубежа ХХ—XXI века как глобальную гражданскую войну. И здесь он сделал однозначно свой выбор — выбор бойца за свою Родину. Философское служение Александра Сергеевича, которое началось ещё в советский период (тогда оно, правда, не было воспринято, не было востребовано ни обществом, ни интеллектуальным сообществом), обрело подлинный размах по существу в последние 20 лет. 20 лет молчания и 20 лет творческой самореализации. За это время Александр Сергеевич успел сделать очень многое, но он оставил массу творческих идей, которые, я думаю, ещё будут подхвачены, разработаны его учениками, его наследниками. Но самое главное, на мой взгляд, что утверждал Александр Сергеевич своей работой и всей своей жизнью — это разрешение противоречий, перед которыми стоит интеллектуал в современном обществе, противоречий, с которыми сталкивается философская мысль в современном мире. С одной стороны, угроза идеологизации, угроза подчинения слепой вере и служению неким абстрактным ценностям, с другой стороны, это не менее опасные соблазны принять за истину чисто эмпирический подход к действительности, соблазниться его видимой научностью, отказаться от поиска скрытого духовного генезиса эмпирических событий. И, наконец, последние десятилетия несут с собой ещё одну угрозу, с которой Александр Сергеевич боролся — это вызов постмодерна, это соблазн принять за подлинную научность абстрактные игры с текстом, в которые часто погружаются современные интеллектуалы, увлечение аналитической работой с пустыми понятиями, оторванными от подлинных жизненных проблем.

Панарин утверждал, что философия по свойственной ей интенции исходит из убеждения, что дух суверенен, он может и должен обладать способностью не сдаваться перед обстоятельствами, отстаивая священную триаду Истины, Добра и Красоты. Кризисы нашего времени, те проблемы, с которыми сталкивается современный человек, порождены прежде всего самим человеком. У современного человека нет алиби. Он сам породил те обстоятельства, которые шокируют и травмируют его. Это его попущением пришёл в мир хаос, это результат его собственной капитуляции, капитуляции духа, капитуляции перед соблазнами эмпиризма и пустой аналитики. Гражданское служение Панарина как философа состояло в первую очередь в том, что он настаивал бескомпромиссно на возврате философии статуса науки, объясняющей мир. “Философия — это квинтэссенция человеческого опыта, сформулированного на языке понятий”, — говорил Александр Сергеевич. И последний труд, который он задумал, которому не суждено было состояться, быть завершённым, как раз и представлял собой попытку создать новый, совершенно новаторский учебник по истории философии, где современные философские школы должны были быть представлены как своего рода конкурс интеллектуальных проектов, представляющих возмож-ности выхода из кризиса современного общества.