Очень скоро Любовь Васильевна обнаружила, что, при всей тихости, незаметности, сын обладает достаточно твердым характером.

В одиннадцать лет он вернулся с летних каникул с крестиком на шее.

— Женя, что это? — спросила Любовь Васильевна.

— Это крестик. Я ходил с бабушкой в церковь перед школой, так что причастился, исповедался, и это мне дали.

— Женя, сними, ты что, над тобой будут смеяться.

Сын промолчал, но крестика не снял.

Не снял он креста и тогда, когда его истязали озверевшие чеченские бандиты.

Руслан Хайхороев потребовал, чтобы Евгений, если хочет остаться в живых, снял с себя нательный крест и согласился принять мусульманство.

Евгений отказался снять крест, и озверевший Хайхороев отпилил ему голову.

Случилось это на сотый день плена Евгения, 23 мая 1996 года.

Иногда, когда заходит разговор о новом мученике за Христа воине Евгении, приходится слышать: дескать, Ельцин, разумеется.., чеченцы — звери... Но зачем, спрашивается, Евгений Родионов пожертвовал своей молодой жизнью, чего он добился этим, что хотел доказать? Может быть, разумнее было бы пойти на компромисс?

Эти рассуждения свидетельствуют только о болезни, поразившей наше общество, о том духовном опустошении, которое вызывает она в людях, когда самые главные вопросы национальной жизни — смысла ее — оказываются неосмысленными, ненужными.

Во-первых, ничего бы не достиг Евгений Родионов, совершив преда­-тельство.

Ну, а во-вторых — и это самое главное! — совершенный подвиг никогда не бывает напрасным... Может быть, никто — ни генералы, ни подразделения прекрасно обученного спецназа не сделали на этой войне для России больше, чем солдат Евгений Родионов...

Его предало московское правительство, пославшее необученных маль­чишек на эту войну.

Его предали нерадивые командиры, пославшие его прямо в руки чечен­ских бандитов.

Он не предал никого.

И это самое простое и самое необходимое, что нужно понять нам. Мы не можем предавать Родину. Это как самая главная буква азбуки, без которой нам не записать ничего... И этому Евгений Родионов и учит всех нас...

Он переступил и через свой страх, и через свои обиды и одержал победу, которая дается труднее всего... Он одержал победу, которую должен одержать в себе каждый человек, если желает спасения и своей Родины, и своего собственного...

Девятнадцатилетний Евгений Родионов прошел через немыслимые муче­ния, но не отрекся от православной веры, а утвердил ее своей мученической кончиной. Он доказал, что еще живо православие, что еще и сейчас, после стольких десятилетий свирепого атеизма, после стольких лет безудержного демократического разврата, способна Россия, как и в прежние времена, рождать исповедников и мучеников за Христа, и значит, она непобедима, как бы ни предавали ее...

В тот день, 23 мая, когда Руслан Хайхороев вершил свое черное дело, Евгению исполнилось девятнадцать лет. На день рождения чеченец Хайхороев и отрезал голову несдавшемуся пленнику. Это — какая изуверски страшная задумка! — был его подарок...

Но, как известно, Бог поругаем не бывает...

Хайхороев не знал, что в 1996 году 23 мая выпало на Вознесение Господне.

6

А мать Евгения — Любовь Васильевна Родионова продолжала свое восхождение кругами чеченского ада...

“Я приехала туда зимой, в зимнем пальто и сапогах... Наступило лето... А мне надеть нечего... Я ведь не могла поехать домой, переодеться... И я не одна была такая... Таких матерей много было тогда в Чечне... О нас как о людях там не думали не только боевики, но и наши... Никто не спросил: ну как ты там, мать?.. Как ты живешь там?..”

Я слушал Любовь Васильевну, и постепенно возникало такое ощущение, что как ни страшен был ее путь, но он был попущен ей, чтобы увидеть то, чему противостоял ее сын... И разве тут только о противостоянии чеченским бандитам разговор?

15 апреля 1996 года, как известно, в преддверии выборов Бориса Ельцина, начался “поэтапный вывод войск из Чечни”. Видимо, это мероприятие кремлевских имиджмейкеров и имел в виду чеченский бандит, когда записывал в дневнике: “Аллах велик... Сайхан сказал, что скоро будет хорошо. Скоро мы купим всех начальников. Они не дадут своим солдатам воевать, и мы всех убьем”.

16 апреля хоронили в Москве убитую в Чечне журналистку “Общей газеты” Надежду Чубакову.

А в ночь на 22 апреля в районе села Гехи-Чу во время ракетного обстрела был убит президент самопровозглашенной республики Ичкерия Джохар Дудаев.

И все это — сейчас это уже ясно любому! — напрямую сопрягалось с кампанией — “Голосуй или проиграешь!” — выборов Ельцина на второй срок.

— Я поеду в Чечню, но когда — это секрет! — сказал Ельцин, выступая в Ярославле. — Вы что же, хотите, чтобы я сказал и там подготовились, да? Вот сам подготовлюсь и поеду.

Охрана Ельцина сумела найти тогда воистину гениальное по своей подловатой хитроумности решение... 27 мая в Москву на переговоры с Ельциным прилетели Зелимхан Яндарбиев, Ахмед Закаев и другие чеченские политики и боевики. Оставив их в Москве как заложников, Ельцин вылетел в Грозный, чтобы там, на броне БТРа (фирменный знак президентских имиджмейкеров!), подписать указ, сокращавший солдатам, провоевавшим в Чечне шесть месяцев, службу в армии до полутора лет.

Ни Евгений Родионов, ни Александр Железнов, ни Андрей Трусов, ни Игорь Яковлев под этот указ президента не подпадали. Они уже были убиты...

Впрочем, ведь и не ради их спасения приезжал Ельцин в Чечню. На выборах 16 июля ему удалось, как сосчитала избирательная комиссия, опередить на два с половиной процента Геннадия Зюганова. Третье место занял Александр Лебедь, который уже через день был назначен Ельциным секретарем Совета безопасности.

Крутые-крутые закрутились тогда дела.

По Кремлю с коробками из-под ксероксов, набитыми долларами, бегали “птенцы гнезда Бориса”, в газетах высчитывали, сколько должны весить полмиллиона долларов... Оказалось, немного. Чуть меньше пяти кило­грам­мов. Так что у помощников президента не такая уж и тяжелая работа была.

И все равно Ельцина выбрали, и Лебедь отправился в Чечню подписывать печально знаменитую хасавюртовскую капитуляцию.

— Вы вдумайтесь, Николай Михайлович... — рассказывает Любовь Васильевна Родионова. — Я простая русская женщина. Я никогда не стояла на коленях перед боевиками. Я понимала... Стой на коленях, валяйся в пыли, волосы на себе рви — тебе все равно никто не поможет... И доставлять им радость любоваться моим унижением я не хотела... А перед Лебедем я встала на колени. В присутствии восьмидесяти матерей и офицеров я руки ему целовала. Я с ужасом понимала, что он сейчас уводит войска, а я-то остаюсь... На кого?! На кого он меня бросает?.. У меня уже к тому времени был сломан Ширвани Басаевым позвонок. Боль невыносимая. Я уже кашляла... Я погибала от неизвестности... И вот он меня бросает, меня и всех матерей, которые искали тогда своих мальчиков... Я его просила: “Александр Иванович, миленький, включи в хасавюртовский договор пункт о пленных. Пусть они вернут нам наших детей, живых, мертвых, но вернут”. Почему они затребовали полторы тысячи своих, и всех им вернули, с Крестов, какие сроки у них были — у киллеров, заказных убийц... А про наших пленных ребят он ни строчки не включил в договор... “Потребуй от них, — просила я, — пусть вернут. Пожалей ты нас, Александр Иванович...” И вот он поднял меня с колен и сказал: “Ты не волнуйся... Мы выведем войска. И они вам ваших детей приведут сами. Но сейчас мы не можем настаивать. Мы сейчас с Ельциным рады любой договор заключить...”

А потом, три года спустя, он приехал в Подольск получать золотую медаль как “лучший пушкинист России”. Вы помните этот позор нашей продажной, подлой интеллигенции, которая вручала ему эту медаль. Я поехала. Я ударила, и не один раз... Я хотела, чтобы ему за всех наших матерей, которых он в Чечне бросил, досталось.